Следопыт сильно изменился с последней луной. Волос его побелел, почти как у большеухого холодной поры. Обожженная солнцем и ветрами кожа вылиняла. Загар сполз с лица, как старая кожа с ужа. На пути к стойбищу он дышал часто и сбивчиво; поднимаясь по отлогому склону, заметно запыхался, покрылся липким потом. Создавалось впечатление, что время, долго щадившее старика, наконец опомнилось и вонзило в ускользавшую жертву ядовитые клыки. Оно мстило за возможный промах: поспешно вылущивало зубы, выдирало волосы, нагоняло морщины на лоб и щеки следопыта.

Да, Живущий За Рекой постарел. Постарел и Много Знающий. В облике обоих появилось немало схожего. Шишу подумалось: «Никак знахарь и Сим больны одинаковой хворью?».

Примостившаяся подле охотника пришелица словно угадала его мысли, показав глазами на стариков. Шепнула: «Злой недуг овладел ими».

Охотник понимал ее неприязненное отношение к Много Знающему, однако накликать духов болезни на кого бы то ни было женщине не следовало. Но почему она решила, что это болезнь? Каждый человек стареет по-своему. А разве старость не схожа с затянувшейся болезнью? Он окинул внимательным взглядом Много Знающего. Безбровое лицо знахаря приобрело синюшный оттенок. Изредился некогда густой волос. Может Длинноногая и права, подхвати в его догадку, и старость здесь действительно ни при чем?

— Пятнистый хочет потолковать с Шишом, — коснулся сознания мягкий голос. Деланное равнодушие, с которым она смотрела куда-то в сторону, могло обмануть кого угодно только не охотника. Он достаточно изучил пришельцев, их надоедливую манеру не договаривать. Если Люди Камня скрадывали зверя, то пришельцы скрадывали собеседника. Они нуждались в недомолвках, напускали таинственность по любому поводу, а порой и без. Пора покончить с их хитростями. Уже последний хорек сообразил бы, что странные события предшествующих лун так или иначе имеют отношение к Длинноногим.

— Где Пятнистый ожидает Шиша?

— Неподалеку. Я провожу охотника.

— Пятнистый ждет только меня?

Женщина молча кивнула.

Этого следовало ожидать. Боязнь посторонних ушей была у чужаков в крови.

Конопатый пришелец ловил мотыльков. Вернее не одних мотыльков. Значительная часть его улова состояла из бабочек разной величины и окраски: голубянок, пальцекрылок, листоверток, многоцветниц и прочей порхающей пустяковины. Столь несерьезное занятие вызвало усмешку Шиша. Увлеченный «промыслом» пришелец этой улыбки не заметил. Он напоминал бестолкового щенка, которого донимали мухи. Пятнистого от щенка отличало одно — "охота" пришельца была несравненно удачней. Хотя «добыча» эта органически претила Человеку Камня. А впрочем... Дело вкуса. Поедающие Глину готовы ладонями вычерпать воду из первой попавшейся затхлой лужи, чтобы добыть головастиков или прыгучих крикливых тварёй, скользких и слизистых на ощупь. Которых степняки поедали с видимым наслаждением. Но те же степняки брезговали содержимым речных ракушек. Уважающий себя обитатель равнины не возьмет в рот ракушку, даже загибаясь от голода. Однако, к чести Поедающих Глину они не считают соплеменников Шиша дикарями за любовь к моллюскам и не выказывают отвращения к чужой трапезе. Не в пример Длинноногим.

Конопатый оставил бабочек в покое. Отряхнул ладони. С ходу «взял быка за рога».

— Шиш — храбрый охотник...

Ого! Сладкая приманка губит даже косолапого. Когда лиса ползет на брюхе — это не означает, что она хочет добра косачу. Лесть служит западней для спесивого. Охотник не хуже пришельца знает меру собственной храбрости.

— Болотные духи угрожают Людям Камня. Опасность день ото дня увеличивается.

Примечательная новость.

— Пятнистый был у болота?

Последовал утвердительный ответ.

— Пришлось. — Пятнистый смотрел в землю, но охотник кожей ощутил, сколь бдительно чужак улавливал каждое движение собеседника. — Я не думаю, чтобы табу вашего племени распространялось на меня.

Помолчали. Шиш насупился. Превозмогая себя, пришелец пояснил:

— Я бросал камни. Если они пролетали без помех, я шел следом. Смекалка чужака вызывала уважение. Шиш до подобного не додумался бы. Как не осмелился бы нарушить табу. Ну, если Пятнистый настолько смекалист, чего же он ждет от Шиша?

— Я.. буду говорить. Пусть охотник, со вниманием выслушает меня. Итак. Что мы знаем о болотном чудовище — обиталище злых и беспощадных духов? Первым погиб Ме-Ме... Чудовище напало на него у камышей, то есть — на краю болота. Откуда до места, где прячутся злые духи, можно достать копьем. Дальше... Поедающие Глину лишились жизни на расстоянии трех-четырех полетов копья от топи. Но с другой стороны. Я говорю — с другой, хотя последнее неважно: с любой из сторон расстояние до нужной нам точки, которую назовем центром, примерно одинаковое. Если брать от края болота, — растолковывал пришелец, видя затруднения охотника. — Пойдем дальше... — Он обрывал крылья пойманным бабочкам. Одной... Другой... Третьей... Радужные, белые, желтые, голубые лоскутки, вращаясь, скользили к земле. Шиша передернуло. Это было ничем не оправданное, неряшливое умервщление живых тварей. — ...Взять последнее нападение. — Длинноногий покончил, с бабочками. Повернулся к собеседнику. — ...Как близко от топи находились посланцы?

Обстоятельства гибели Пхана и его спутников еще не остыли в памяти Шиша. Он прикинул: болото плюнуло огнем, когда они поджидали Длинноногую. Тогда от них до камышей было изрядно. Однако... Во-о-он куда гнет конопатый пришелец! Рассуждая этаким образом, нужно учесть и более свежий случай — гусей, свалившихся на голову Тонкого Дерева.

Подсказку приняли с охотой:

— Вот-вот, думали мы и про гусей. Вчера мной дорога к болоту проверялась вновь. Чудовище разбило камень у начала тропинки ведущей к пригорку.

Озноб прокатился по телу Шиша. Скверно. Выходит, чудовище хорошо подкормилось за последнее время. Оно набралось достаточно сил, если смогло бросить огонь в пять раз дальше прежнего. Дельный совет давал Дуг: стойбище нужно переносить, Стоп! А если...

— Пятнистый когда-нибудь встречал чудовище, подобное тому, которое убило Пхана, Ме-Ме и других? — Он впился в чужака глазами; Склоненное лицо того выглядело непроницаемым.

— Пришельцу известно уязвимое место чудовища?

Вопрос, как говорится, в точку. У самой свирепой твари обязательно найдется или живот, или горло, которые не выдержат удара копья. Разумеется, когда оружие находится в крепких и опытных руках. Имеет ли болотное чудовище глаза? Почему бы нет. Коль оно видит добычу. В крайнем случае — слабым местом хищника может быть нос. Или он обходится без ноздрей?! В такую несуразицу охотник не поверит ни за что. Нет и, быть не может существа, способного уцелеть в этом мире, без обоняния и зрения одновременно.

Уклончивость собеседника мало обнадеживала. Он пространно и путанно «петлял»:

— Схватываться с существом, — он слегка запнулся, — которое Шиш именует «болотным чудовищем», мне не приходилось. Блестящезубый… — Нет. Ему явно было не по себе — крапинки на его лице позеленели. — Блестящезубый...

Продолжение звучало монотонно. Словно Пятнистому разом сделалось скучно. А может его клонило в сон? Скорее всего пришельца что-то смущало. Хотя уши охотника не улавливали посторонних звуков. Кроме длинноногих и Шиша в перелеске никого не было — он ручался за это.

— В общем так. — О Блестящезубом Остроносый больше не упоминал. — У меня имеются кое-какие соображения. М-м-мда... Чудовище нападает выборочно. Оно не бросается несколько раз кряду. До сего дня было так... Поразив Ме-Ме, оно отпустило с миром охотников, пришедших вослед косоглазому. Растерзав степняков, чудовище оставило в живых их сородичей. Зато через два дня оно яростно набросилось на посланцев и Пхана. Дав уйти остальным. О чем это говорит? Только о том, что, умертвив две-три жертвы, страшный хищник на время затихает или… или временно становится беспомощным. Да злые болотные духи владеют страшным оружием. — Говорящий оживился. Повеселел. Неужели его радуют огненные зубы чудовища? Ну, конечно, Шишу попросту привиделось, что Пятнистый симпатизирует людоеду. Ни один человек, будь он в здравом уме и рассудке, не станет сочувствовать опасному хищнику. Злые духи напоминают мне ловушку для лис. Чтобы она сработала, ее всякий раз нужно настраивать.