«Человек имеет право только на те ошибки, за которые сам в силах расплатиться. Только сам».

«Боги принимают сторону победителя, Катон остается на стороне побежденного».

«Говорил Христу сосед по кресту...»

Ростислав обернулся. В очереди кто-то шумел. Походило на то, что назревала ссора. Пархомцеву не светило быть замешанным в скандале. На крики могла набежать полиция и потребовать документы. Малейшее сомнение полицейских в достоверности Ростиславовых документов привела бы к гибели их обладателя.

Он протиснулся сквозь галдящую толпу, размеренным шагом прошел в хвост очереди, а уж оттуда скользнул за угол серого пятиэтажного дома.

По счастью он не выкинул визитную карточку прелестной попутчицы. Карточка лежала в заднем кармане брюк. Она не выскочила во время схватки с «типом». Ее не отнял карандашно-черный мужчина, обыскивающей чудотворца. Ею побрезговали вокзальные воры. И сейчас так кстати был адрес, указанный на этой визитке. Ведь человеку надо куда-то пойти. Вот он и пойдет по адресу, который выведен золотыми буковками на блестящей бумаге.

Квартира находилась на четвертом этаже престижного, как раньше говорили, дома.

Ковровая дорожка вела через роскошный холл к кабине лифта. Помпезность холла заключалась в смеси барокко и функционализма в стиле Корбюзье. Ленточные окна и открытые опоры непостижимым образом, увязывались с текучестью, сложных форм лепнины и вычурностью болюстрад. Но несмотря на это Ростислав почувствовал разочарование: вопреки потугам на неповторимость внутренности громадного здания наводили на мысль о номенклатурном вмешательстве в архитектуру.

Неудивительно, что там, где побывала сановная рука, оригинальность отдаст типовыми нормами. — Это как лекало, чтобы все остальные казались похожими на него. Словом Ростислав совсем иначе представлял себе здание, где обитала дама-олень.

Нужная дверь оказалась единственной на площадке. Вход, в квартиру располагался таким образом, что порог возвышался над мозаичным полом, ввиду чего перед входом имелась пара широких ступенек. Оформленная под эбеновое дерево дверь при ближайшем рассмотрении предстала листом легированной стали. В стальном листке не имелось ни привычной замочной скважины, ни смотрового глазка. Герметически запечатанный вход можно было открыть лишь изнутри, так как отсутствовала дверная ручка. На анодированном металле вообще не было выступов или углублений. Исключением являлся направленный в верхней части двери номер квартиры. Посетителей утешала только кнопка звонка, врезанная в правый косяк.

Нажав кнопку, Ростислав повертел головой. Сверху на него взирала линза телемонитора, рядом с черным цилиндром которого выступала пластиковая сетка переговорного устройства.

В следующее мгновение золотая пластина двери освободила вход.

— Войдите, пожалуйста, — донеслось отчетливо.

Он вошел. Женский голос, прозвучавший в переговорном устройстве, исказился динамиком, однако была уверенность, что он принадлежал хозяйке визитной карточки. Но в помещении, куда попал Ростислав, ее не оказалось. Блеклый, незатейливого рисунка ковер скрадывал звуки шагов.

Гость перешел в следующую комнату, назначение которой трудно было определить. В центре комнаты зеленел сорокаведерный аквариум, Вдоль стен стояли скамейки, принявшие на себя тяжесть цветочных ящиков и горшков. Глухую стену закрывала плотная шеренга книжных шкафов. Сочетание казалось рисованым: повышенная влажность, создаваемая аквариумом и множеством растений, едва ли способствовала сохранности книг. Похоже, чудаки-хозяева мало дорожили уникальным содержанием шкафов.

Наверное из-за обилия растительности, судя по табличкам каких-то, ангиоптерисов, пеллионий, панданусов, миргусов, арбунтусов, саговников и кучи других, он не сразу отыскал глазами хозяйку.

В оранжерейных условиях она выглядела еще привлекательнее, словно яркий экзотический плод. Он усомнился на минуту — та ли это женщина, познакомиться с которой довелось при весьма необычных обстоятельствах? И уж вовсе нереальным сделалось воспоминание о часах близости с ней.

— Я рада твоему появлению.

Эластичная ткань платья обволакивала стройное тело дамы, Скрывая то немногое, что домысливать было волнующим занятием. Ее одеяние превосходило по эффекту обнаженную натуру; Ростислав судорожно сглотнул.

Его рука повисла в воздухе. Дама-олень словно не заметила ее. Она подошла вплотную к гостю. Слегка запрокинула голову. Коснулась губами его губ. Дабы тотчас отступить на шаг, сделав приглашающий жест:

— Пойдем, я познакомлю тебя с папой...

Отец дамы-оленя не ждал визитеров. Внешность владельца респектабельной квартиры произвела на гостя ошеломляющий эффект — рассмотрев глаза и забинтованный лоб коричнево-шоколадного мужчины, чудотворец выхватил оружие...

Покрытый бинтами хозяин что-то закричал, когда оружие вынырнуло на свет.

— Оставь! Я вправе приказывать тебе. Не тронь его!

Это был голос его попутчицы.

Перехваченный гибкими пальцами пистолет вырвался из рук Ростислава, который продолжал ненавидяще смотреть перед собой.

— Садись, псих! — Он упал в подставленное кресло.

— Уф-ф-ф.

Испуг хозяина квартиры прошел. И, как почудилось незваному гостю, на губах дамы промелькнула язвительная улыбка, адресованная отцу. Не зря тон заговорившего был ворчливым:

— Анастасия...

— Что угодно, папа?

— Еще один подобный сюрприз...

Она перехватила инициативу:

— Но ведь это твои слова, что ты ничего-не имеешь против Пархомцева, и даже хотел бы видеть его, если... Если он доберется сюда живым. Вот он — перед тобой! И, оказывается, не так уж он мягкотел и нерешителен.

— Ну да, конечно.

Разговор отца с дочерью смутил чудотворца.

— Вы живы?..

— Вашими молитвами, Пархомцев. Откуда у вас такой пугач? Наделал он бед.

— Вы живы!

— Вижу ваше облегчение, Пархомцев. Признателен вам за него. Жив не только я. Уцелел и мой коллега. Но одного из наших спутников вам удалось уложить.

— ?

— Помните вальщика леса? Да-да, Рыжего?

— Что?!

— Угу. Проведение все-таки существует. Именно вашими руками исполнен приговор. Поверьте, я не жалею о смерти этого подонка, да и вам не советую. Ведь это Рыжий убил Богданова.

Пархомцева озарило:

— Неправда! Богданова убили вы. Вы! Правда, руками Рыжего, но...

Ростислав вскочил.

— Я понял, кто вы такой. Вы — «Миша-веждивый».

— Не только, — вмешалась дама-олень. — Он у нас еще и «Московский жулик».

Ситуация снова сделалась взрывоопасной. Дабы разрядить ее, человек с забинтованной головой поспешно стал оправдываться:

— Вы удивлены, что я называю Рыжего подонком. Да он действовал в моих интересах. По-вашему: я и это отребье — мазаны одним миром. Заблуждаетесь. Мы с Рыжим антиподы. Я — хозяин судьбы. Он — наемник. Я — личность. Он — ничтожество. Вредоносное, но ничтожество. Я только защищался, оберегая жизнь и репутацию моих близких. А вот он был готов на все ради тридцати серебренников. За весьма скромную сумму он убил двух товарищей по бригаде. Двух, если не считать Лапина.

— Двух?

— А вы, Пархомцев, не знали? Он зарезал татарина, который заподозрил его...

Голова чудотворца поникла. Сколько смертей. Сколько горя. И это для того, чтобы мог существовать этот вальяжный, всем обеспеченный господин. Получалась удивительная вещь: своевременно умертвив будущего родителя дамы-оленя, можно было сохранить жизнь десяткам людей. До смешного жуткая вещь — пребывание на белом свете «Московского жулика» стало причиной исчезновения множества разумных «миров». Но почему? Зачем боги, зачем люди допускают подобную несправедливость?

— Зачем?— переспросил «Московский жулик». Оказывается Ростислав размышлял вслух, а присутствующие внимательно слушали его.

— Зачем? А затем, что арифметика здесь неуместна. Жизнь бесценна. Три человеческих жизни — это не утроенная одна. Разве убить человека менее грешно, менее преступно, нежели убить двоих… пятерых… сто?..