Длинноногая осторожно коснулась затылка. Чуткие пальцы не обнаружили раны. Или ей почудилось?..
Споткнулся охотник весьма кстати.
Большой палец правой ноги заныл. Он обругал замшелый валун, торчащий на дороге, хотя тот был явно ни при чем: занятый тревожными мыслями, пешеход ничего не видел вокруг. Надо сказать, у него были основания для озабоченности.
... В двух шагах от охотника лежал человек. Вздувшееся багровое лицо, частое дыхание, спекшиеся губы говорили о тяжелом состоянии лежащего. Незнакомец был очень плох — обоняние улавливало застарелый запах гниющей плоти Обнаженная рука незнакомца сочилась гноем, напоминая бесформенный древесный обрубок. «Духов огонь», — мелькнуло в голове охотника. Человек разлепил веки:
— Ши-иш... Где она? — Пятнистый пронзительно глянул на Шиша.
— Кто — она?
В вопросе не было нужды. Пятнистый интересовался пришелицей.
— Женщина Длинноногих мертва.
Глубокий вздох. Затем:
— Шиш уверен в смерти Длинноногой?
Охотник пожал плечами. Если бы Пятнистый видел то, что довелось увидеть Шишу, он не стал бы тратить время на расспросы. Самому охотнику гораздо интересней другое — каким образом уцелел Пятнистый? Почему, оставшись в живых, он не давал о себе знать?
Больной настаивал:
— Кто-нибудь похоронил ее?
Шиш рассерженно выпрямился. Врать не хотелось. Однако объяснить Длинноногому, почему он бросил тело бывшей подруги непогребенным — было долго. А главное — незачем. Пути Людей Камня и пришельцев разошлись. Умирающий являлся последним из чужаков, о чем Шиш едва ли скорбел. Ведь появление Длинноногих принесло много несчастий обитателям предгорий.
Все-таки он вознамерился успокоить Пятнистого, но неясное чувство побудило его оглянуться и посмотреть на равнину... Посреди топи барахталась пришелица!
Выражение его лица было достаточно красноречивым, так как Пятнистый скривился:
— Она?!
— Да!
— Она... идет к нам? — он говорил с трудом, делая паузы.
— Вовсе нет. Пришелица идет к спящему чудовищу.
— Что?! — умирающий вздернул голову. Добавил тихо, — это конец.
«О чем он?» — подумал Шиш, Но Длинноногий продолжил сам:
— Людям Камня нужно срочно убираться из стойбища. Бежать, и бежать как можно дальше... Видимо, Длинноногая догадывается, что... Что я не погиб... там, на болоте. Теперь она не остановится ни перед чем. А все... проклятый нож! — Обостренное восприятие подсказало охотнику, что нож, скорее всего, — удивительное рубило. — Все чертов нож...
Пятнистый охнул. Уронил голову:
— В свое время я подстроил так, что был ликвидирован жених Длинноногой, подругой которого она хотела стать. Ее жених... Он — внук трижды проклятого вождя Длинноногих, Велеса. Благодаря Велесу нас превратили в ничтожество.
Две мутные слезинки сползли из глаз к вискам умирающего:
— У Шиша мало времени, но я успею доказать... Теперь я многое вижу иначе. Преступления деда не имели отношения к внуку. Тем более последний, как я понял задним числом, был человеком порядочным и несчастным. Я же принял участие в его убийстве. У нас такое называется — содействовать «осуждению». Все непотребное у нас именуется пристойными словами. Назови подлость иначе, и она вроде бы перестает быть подлостью...
Он помолчал.
— Но... мой нож остался в убитом. Хотя и без этого рано или поздно Длинноногая сумела бы вычислить виновника-трагедии. Она пыталась отравить меня… уже здесь. Тогда я подстроил западню ей. Но... в провал свалилась другая. Мне надо было остановиться еще тогда и честно объясниться с Длинноногой... Зло — не метод. Оно бьет вслепую, попадая в невиновных... Но я спрятался. Выслеживал ее. А выследил... Позднюю Луну.
Глаза Пятнистого закрылись, хотя сознания он не потерял:
— У меня началась гангрена. Зрение подвело... Уже всадив нож, я увидел, что ударил не того... не ту. Мы, Длинноногие, обрекли себя на жестокие игры: то в самобытность, то во всеобщее и поголовное равенство, то в национальное достоинство и имперское величие, то в монолитное единство народов, наций и племен. В любой из игр непременно возникает необходимость в направляющем стержне — системе, аксиома которой — лидерство, вождизм и — как итог — бесправие. За цветом кожи, за языками и наречиями, за помпезностью государственной структуры, за преклонением перед вождем, или, напротив, за восторгами перед совершенством демократической структуры мы не осознали одного — первичен сам человек, уже рожденный быть человеком. Эгоизм и стадность! Стадо может быть большим или маленьким. В ином случае оно низводит личность до положения животного, поэтому права личности не должны быть ниже общестадных. Права отдельного человека не могут быть выше стадных, ибо тогда восторжествует эгоизм...
Похоже, умирающий бредил. Шиш более не понимал его. Потому, оставив Пятнистого, он побежал к стойбищу. А покинутый им Длинноногий продолжал шептать:
— Человек, семья, социальная группа, народ — каждое из этих понятий — аналог личности. Личности с идентичными функциями и правами... Итак, я подаю иск — Пятнистый против государства Длинноногих! Выигрывает Пятнистый...
* * *
Людская вереница тянулась по распадку.
Женщины с большими корзинами за плечами походили на горбатых животных. В корзинах поверх скарба ныли сосунки, требуя материнской груди. Их кормили на ходу. Соленая влага выступающая на коже, мешалась с молоком, попадала в детские рты. Младенцы кидались в рев, воротили нашлепки носов от горько-соленого кормила.
Вождь глянул через плечо. Над предгорьями полыхало небо. Лес и камень корчились в судорогах. Тяжелый дым поднимался над хребтом, лип к горам, вытягивался цепью гигантских грибов, сотрясая материковый грунт. По всей площади предгорий пылали деревья, оплавлялся гранит, огненными комками метались птицы и звери. Столб пепла крутился на месте стойбища. Черный пепел и рои огненных пчел осыпали шалаши Живущих За Рекой.
Шиш представил себе участь Расщепленного Кедра, брошенного в лесу. Подумал о страшном конце Пятнистого, если пришелица не успела прикончить болезнь.
Мужчины, которые несли Тонкое Дерево, остановились. Юноша поднял измученные глаза. Шиш встретил его взгляд виноватой улыбкой. Великодушие вернулось к вождю: он снова был победителем, в очередной раз перехватив злых духов. Он снова был прав. Вождь обязан быть правым всегда.
Он сменил руку, удерживающую копье. Приподнял брови. Новый толчок подстегнул людей. Увесистый обломок, скалы пролетел над их головами. Передовые охотники взяли выше, уклоняясь от камнепада.
Пришелица, сидя в рубке с отрешенным лицом, наклонилась к пульту и утопила пурпурно-красную клавишу... Предгорья взорвались, Неистовый жар отразился от склонов, пал на болото. Занялся пересохший торф...
Вождь подержал на весу рубило пришельцев, завернутое в сурчиную шкурку, и, будучи устыдившись чего-то, сунул его в глубокую трещину скалы. Подвел черту: «Табу!»
Люди Камня двигались через горы. Начиналась большая подвижка племени.
Конец второй части.
Часть третья. ПОД ПЕПЛОМ
«Не все ли равно что я делаю.
Спросите, что я думаю».
И снова прошли дожди.
Здесь высоко в горах водяные струи были особенно густы, прозрачны и упруги. Это верно оттого, что, зародившись в чистых высотах, они пронизали разреженный, светлый от бездымья и малого количества пыли горный воздух.
Вода падала с неба, прыгала со стен ущелья, студеными пенными клочьями выплескивалась с поверхности речушки, грязными фонтанами выбивалась сквозь плетение подошв...
Он шел по скользкому от влаги камню, то и дело остерегая остальных. Уже виделся противоположный, похожий на темно-голубую прореху, конец ущелья. Уже вздохнул и перестал постанывать на носилках Тонкое Дерево. Уже Лесная Курочка, не стесняясь вкрадчивых взглядов молодых охотников, в очередной раз обнажила полные ягодицы и отжала травяной подол. Уже.... но тут Шиш оскользнулся.