— Пульс семьдесят, — сказал Кернер. — Что беспокоит вас, Александр Андреевич?

   — Жарко в груди, колотье, ноги цепенеют, — будто во сне пробормотал Баранов.

   — Похоже, у вас действительно лихорадка: все симптомы... Принесите, Ефим Алексеевич, воды, — попросил Кернер штурмана, — ему надо принять хинин. А вы, Яков Аникеевич, соберите, пожалуйста, все вещи. Александра Андреевича необходимо срочно доставить на корабль. Боюсь, что он болен уже несколько дней.

На всякий случай они не стали отпускать доставивший их к отелю экипаж. Через полчаса сборы были закончены, и Баранова вынесли на руках и осторожно посадили в карету. Возница-малаец дёрнул за удила, и экипаж неторопливо покатил к порту.

На город уже опустилась густая тропическая ночь. Лишь кое-где пробивался сквозь зелень свет из окон особняков голландских негоциантов. С нависавших над дорогой деревьев слышалось чьё-то настораживающее щёлканье, негромкий посвист птиц. И всё отчётливей ощущался в воздухе характерный запах гниющих в болотах растений, так знакомый каждому, кому приходилось жить в Батавии в сезон дождей.

Ново-Архангельск,

30 июня 1810 года

Получив известие, что «Диана» под Андреевским флагом входит в гавань, Баранов распорядился насчёт званого обеда и сам поспешил на шлюпке встретить дорогих гостей.

Кряжистый, с волевыми чертами лица капитан Головнин сразу приглянулся ему своим властно-решительным видом, и тем не менее Баранов посчитал нужным высказать капитану «Дианы» мягкий упрёк:

   — На салют крепости российской положено, Василий Михайлович, отвечать равным числом выстрелов.

   — Я действовал согласно морскому уставу, — попытался оправдаться Головнин.

   — Из всякого устава могут быть исключения, особливо когда касается компании, находящейся под покровительством его императорского величества, — поучительно ответил Баранов.

Он указал, где лучше встать на якорь, и с радушием хлебосольного хозяина пригласил капитана, а с ним и всех офицеров пожаловать к нему сегодня на торжественный обед.

По прибытии офицеров на берег они были встречены салютом крепостных орудий. Гостей проводили к дому правителя, и Баранов сам показал им свои владения.

   — Да у вас, оказывается, несметное здесь богатство! — не мог сдержать удивления Головнин, когда Баранов провёл их в библиотеку дома.

   — Более тысячи двухсот томов, на всех европейских языках, — горделиво пояснил Баранов. — Стараниями и заботами покойного Николая Петровича Резанова книги эти собраны были и доставлены сюда Лисянским на «Неве».

   — И превосходные картины! — присоединился к восхищению своего командира мичман Пётр Рикорд, внимательно рассматривая полотна итальянских, фламандских и русских живописцев. — Такая коллекция могла бы сделать честь европейскому музею.

   — Н-да, — на этот раз как-то неопределённо промычал Баранов. — Это ещё не всё. Некоторые полотна из-за их срамного содержания пришлось спрятать в чулан, дабы не смущать лиц монашеского звания и не развращать промышленников. Сии картины подарены были компании при её основании. Директора же решили нас облагодетельствовать. А по мне, Василий Михайлович, лучше бы прислали вместо картин лекарей. А то ведь ни здесь, ни на Кадьяке, про Уналашку молчу уже, ни одного лекаря не имеется, ни аптекаря, ни даже лекарского ученика.

   — Позвольте, Александр Андреевич! — недоверчиво вскричал Головнин. — Возможно ли такое в стране с дурным климатом, при образе жизни, сопряжённом со многими лишениями и опасностями? Да как же вы лечитесь здесь без докторов?

   — Так вот и лечимся — сами, чем Бог послал, травами да заговорами старинными. А если кто получит опасную рану, тому одна дорога — в могилу. Вы-то, думаю, как военное судно лекарем обеспечены?

   — А как же, — подтвердил Головнин. — У нас есть и лекарь, и помощник его.

   — Так не могли бы вы, — тут же уцепился за такую возможность Баранов, — Василий Михайлович, распорядиться, чтобы во время пребывания здесь корабля ваши лекари и наших больных, в крепости имеющихся, пользовали?

   — Буду рад оказать вам такую услугу, — тут же согласился Головнин. — Тем более что на шлюпе, слава Богу, все здоровы.

   — Вот спасибо! — обрадовался Баранов. — Теперь любезной помощью вашей и людей сохраню.

Он подошёл к Головнину и, усмехнувшись, негромко сказал:

   — За это доброе решение я, так и быть, прощу вам вчерашнее ваше представление.

   — О чём вы? — не сразу понял Головнин.

   — Мне промышленники доложили уже, как вы ночью их на корабле встречали. Они к вам с раскрытой душой, с лучшими намерениями приплыли, а вы чуть не засаду им устроили и форменный допрос на палубе учинили, поставив по стойке смирно в окружении своих матросов. И уж потом только объявили, что бояться, мол, нечего, вокруг соотечественники русские, и дозволили обняться по-братски.

   — Позвольте, — со смущением и недовольством опять стал оправдываться Головнин. — Я же наслышан, какой у вас здесь народ ненадёжный, отчаянный, бунтовать склонный. На Камчатке сказывали мне, что в прошлом году заговор был замыслен с намерением убить вас и захватить корабль, чтоб уйти из колонии на один из южных островов. Зная всё это, я счёл необходимым при появлении ночью у корабля неизвестных людей принять меры предосторожности.

   — Что ж, — Баранов одобрительно взглянул на Головнина, — ежели слышали о заговоре, то предосторожности ваши понятны и простительны.

Зашедший в библиотеку служивый сказал, что стол накрыт, и Баранов пригласил гостей спуститься в банкетный зал.

1 июля 1810 года

Роскошный обед, в продолжение которого каждый тост — за государя императора, за процветание колонии, за здоровье императрицы — сопровождался пушечным салютом крепости, как и пышная церемония проводов гостей (гарнизон был выстроен на стенах и кричал «ура» под аккомпанемент орудийной пальбы), окончательно покорили сердца офицеров «Дианы», и на следующий день Головнин вновь съехал на берег, чтобы поблагодарить Баранова за оказанную им честь. Теперь он понимал, что главный правитель дал ему тонкий урок, как надо встречаться соотечественникам в далёких краях.

Баранов принял капитана в своей конторе и в ответ на слова благодарности с чувством сказал, что капитану, вероятно, трудно представить себе, какое большое событие для гарнизона крепости и всех живущих здесь русских прибытие корабля из России. Сие, увы, случается довольно редко и потому истинный для них праздник.

Разговор вскоре повернулся на дела, в коих Баранов рассчитывал на содействие капитана Головнина.

   — Вчерась, Василий Михайлович, ты интересовался, — говорил Баранов, утверждаясь, по праву старшего возрастом и своего положения здесь, в более привычном ему обращении, — что за суда стоят в гавани и с какими целями прибыли они в наши владения. Так вот, судно «Изабелла» бостонца Дэйвиса ждёт, пока я выделю кадьякских алеутов для совместного промысла у берегов Калифорнии. Сколь мехов промышлено будет, то мы поделим с ним пополам или в другой пропорции, как договоримся. Такими совместными операциями я лет семь уже с бостонцами занимаюсь, и дело это и для них, и для нас весьма выгодное. Я даю им людей, способных промышлять морских бобров и другого зверя. Они дают для похода свои корабли. В собственных кораблях у нас всегда недостаток есть, и тем они меня выручают. А другой корабль, «Энтерпрайз» капитана Джона Эббетса, пришёл из Нью-Йорка. Послан Яковом Астором, крупным купцом нью-йоркским, главой Американской меховой компании, и хочет Астор соглашение со мной заключить, в чём поддерживает его наш генеральный консул в Соединённых Американских Штатах Андрей Яковлевич Дашков. На судне Эббетса личное письмо Дашкова мне доставлено. Поскольку я обсудить с тобой, Василий Михайлович, это дело собирался и помощь твоя потребуется, то лучше сам письмо и прочти.