Девушка не скрывала радости от встречи с заморскими гостями. С весёлым изумлением в огромных тёмных глазах, осенённых длинными ресницами, она воскликнула: «Как, неужели вы из России?» — и счастливо улыбнулась, приоткрыв ровный ряд жемчужно-белых зубов. Она была не похожа на тех холодных светских красавиц, каких нередко встречал Резанов при царском дворе; в лице её всё жило, играло, все владевшие ею чувства щедро отражались поднятием брови, улыбкой, непроизвольным восклицанием. Казалось, что где-то в глубине её души бил мощный животворный родник, способный исцелить все беды и горести жизни, уныние и тоску, и она так щедро делилась переполнявшей её радостью, что надо было поистине иметь вместо сердца камень, чтобы не поддаться пленительному воздействию её чар.

Резанов, постаравшись всё же обуздать эмоции, с любезным видом беседовал во время обеда с её братом, доном Луисом. Тот между тем говорил, что должен немедленно известить губернатора о прибытии русского судна.

   — Но где же те корабли, которые упоминаются в присланной нам депеше? Насколько я помню, там шла речь о других судах, — задал он, не подозревая и сам, каверзный вопрос.

   — Совершенно верно, сеньор Луис. Мы плыли на кораблях «Надежда» и «Нева». Они сейчас возвращаются в Россию. Мне же пришлось задержаться по поручению государя императора в наших американских владениях. Вы, вероятно, слышали о Российско-Американской компании, которая имеет поселения на северо-западных берегах вашего континента. Я имею честь возглавлять эту компанию и посему счёл долгом вежливости побывать у наших ближайших соседей и поговорить с губернатором Новой Калифорнии о тех обоюдных выгодах, которые мы можем извлечь из этого соседства.

   — Как давно вы отбыли из России? — спросила донья Игнасия.

   — Это было, сеньора, три года назад.

   — Вы, должно быть, очень скучаете по своей семье?

   — Плавание позволило мне отвлечься от горьких мыслей. Незадолго до этой экспедиции я потерял жену. Она скончалась, едва успев дать жизнь нашей дочери.

   — Как я понимаю вашу скорбь!

Кончите молчала, но Резанов всё время ловил на себе её внимательный взгляд. Но вот и она решила вступить в разговор.

— Я слышала от отца, что ваш государь ещё очень молод. Это не мешает ему управлять такой большой империей?

Наверное, она целую минуту думала, чтобы задать какой-нибудь умненький вопросик, и даже слегка порозовела от своей смелости.

Резанов улыбнулся, благодарный ей за вопрос: отвечая, он имел законное право смотреть девушке прямо в глаза.

   — Вы совершенно правы, сеньорита, наш государь молод. Но он достаточно мудр для того, чтобы занимать этот высокий пост. Его восшествие на престол было отмечено некими милосердными акциями, которые обеспечили ему любовь и уважение. Он распорядился вернуть из холодных сибирских краёв многих сосланных туда изгнанников. Он показал себя либералом и в вопросах придворного этикета — устранил некоторые чрезмерные строгости, введённые его предшественниками. Раньше, например, было принято выходить из экипажа при встрече с экипажем императора. И это правило не знало исключений ни для больных, ни для лиц преклонного возраста. Теперь это отнюдь не обязательно. Я много мог бы рассказать о нём, сеньорита, но можете поверить: несмотря на свою молодость, наш государь умело управляет делами огромной империи.

   — А вы встречались с ним лично? — словно не веря в положительный ответ, спросила Кончита.

   — Разумеется, сеньорита. Звание камергера царского двора кое к чему обязывает. А в этой экспедиции мне дано право напрямую писать письма его императорскому величеству.

Кончита, приоткрыв рот, с изумлением глядела на русского гостя. Резанов понимал, что теперь она смотрит на него как на существо, снизошедшее в эту глухую провинцию из совершенно иного мира, почти недоступного её воображению.

   — Поверьте, сеньор Резанов, для нас большая честь, что вы посетили наш дом, — сказала донья Игнасия. — Луис, — обратилась она к сыну, — ты распорядился, чтобы на корабль привезли свежие продукты?

   — Разумеется, мама, — не без обиды ответил дон Луис.

Два часа в гостеприимном семействе пролетели незаметно. Когда они прощались, падре Хосе Уриа пригласил Резанова, доктора Лангсдорфа и офицеров корабля посетить на следующий день их миссию св. Франциска Ассизского, и Резанов с благодарностью принял приглашение.

Обратно к кораблю возвращались на предоставленных доном Луисом лошадях. Резанов счёл начало удачным, и если всё и дальше будет развиваться так же успешно, то он непременно вернётся обратно с кораблём, груженным так нужной им пшеницей.

Собираясь на следующее утро посетить католическую миссию, Резанов думал не столько об этом визите, во время которого представлялась возможность проверить готовность святых отцов торговать с русскими хлебом, сколько об обворожительной дочери коменданта крепости. В памяти вновь всплыл взгляд Кончиты. Как много выражали её глаза — доверие, мечтательность, нетерпеливое ожидание счастья. Но знает ли она о том, что счастье — это она сама? Уже одна возможность быть с ней рядом и смотреть на неё — огромная, ни с чем не сравнимая привилегия. Даже сама мысль, что сегодня, быть может, он увидит её вновь, наполнила его сердце давно забытым волнением.

Ещё с вечера он приготовил щедрые подарки дону Луису и другим офицерам форта. Заготовлены были дары и для монахов. Разумеется, не эти люди будут решать вопрос, продавать или не продавать хлеб и другие продукты чужестранцам, но они способны в какой-то степени повлиять на мнение и губернатора, и коменданта крепости, а такую возможность упускать не следовало. Не стоило пренебрегать и тем, какие отзывы о русских услышит местное начальство от прекрасной половины населения крепости. Что ж, он постарается, чтобы эти отзывы были самыми благоприятными.

   — Соблаговолите принять от меня на память о нашем знакомстве, с благодарностью за радушный приём, оказанный нам в вашем доме, — с такими словами Резанов вручил дону Луису, приехавшему на берег, чтобы проводить их к миссионерам, богато инкрустированное охотничье ружьё английской работы.

Двум другим офицерам форта достались пистолеты в футлярах, обитых изнутри бархатом. Глядя на их довольно раскрасневшиеся лица, Резанов подумал, что поступил весьма предусмотрительно, захватив в это плавание кое-что из даров, отвергнутых чересчур гордыми японцами.

   — Это слишком дорогие подарки, — смущённо пробормотал дон Луис де Аргуэлло. — У нас нет взамен ничего подобного.

   — О нет, — протестующе поднял руку Резанов, — настоящее гостеприимство тоже стоит дорого, и мы, русские, ценим это.

По дороге к миссии, расположенной на расстоянии около мили от форта, Резанов и сопровождавшие его Давыдов, Лангсдорф и комиссионер судна Панаев опять, по настоянию дона Луиса, заглянули в дом его родителей.

Кончита исполняла роль хозяйки. Её глаза излучали всё тот же немеркнущий колдовской свет. Слегка возбуждённая ответственностью, которая легла на её плечи, она успевала спокойно отдавать распоряжения слугам, сердечно, без всякой рисовки, беседуя с гостями. В её устах самые простые, банальные вопросы — «как отдохнули?», «каков, на ваш взгляд, местный климат?», «благополучно ли закончилась доставка продуктов на судно?» — звучали для Резанова упоительной музыкой.

   — От имени всего экипажа признателен вам, сеньорита, за заботу. Трудно было бы пожелать большего внимания, — с поклоном отвечал он.

Монахи миссии Святого Франциска тоже не ударили лицом в грязь, с гордостью показали свои владения — обширные поля, на которых трудились индейцы, луга, где выпасался хорошо откормленный скот.

   — Вы получаете здесь хорошие урожаи? — поинтересовался Резанов.

   — Совсем неплохие, ваша честь, — отвечал падре Хосе Уриа. — Здесь хорошо растут и пшеница, и картофель, и всякие овощи.

   — Мяса у нас тоже достаточно, — подхватил другой монах, падре Рамон Абелла.