— Доброе дело это, Николай Петрович, и очень нужное, сам думал, как нам детишек-креолов образовывать, — осторожно вставил Баранов, ожидая, какими финансовыми средствами подкрепит камергер свои начинания.
— Стало быть, — с улыбкой светского человека, которого не касаются подробности, сказал Резанов, — одобряете мои действия?
— Полностью поддерживаю, — запрятал невысказанное Баранов.
— Немало наслышан я о личных ваших, Александр Андреевич, неустанных трудах на благо компании. Знаю, что нелегко вам приходится, и, пока буду здесь, кое-чем постараюсь помочь. Вдвоём-то этот воз немножко полегче будет тянуть. — Резанов вновь широко и поощрительно улыбнулся.
Баранов вышел от него окрылённым, хотя забот лично для него и прибавлялось. Зато робости, с какой шёл на встречу с петербургским сановником, как не бывало. Он увидел в лице Резанова своего союзника, человека дотошного и умеющего отделить правду от домыслов, зёрна от плевел.
Резанов застал в заливе судно «Юнона» торгового партнёра Баранова американца Джона Вульфа. Вульф собирался продать часть привезённых товаров Баранову, а остальное выменять на меха у индейцев.
Однако Баранов предложил Резанову свой план:
— Хорошо бы, ежели б согласился Вульф продать нам не токмо весь груз, но и судно. Плохо у нас сейчас с кораблями, Николай Петрович, а у Вульфа судно доброе, как раз такое, какое по нашим нуждам требуется.
Встретились с Вульфом вместе. Но Резанов, взявший переговоры на себя, не сразу завёл разговор насчёт возможной покупки судна. Сперва расспросил американца о возможностях торговли с испанцами у калифорнийских берегов. Вульф сказал, что открыто, особенно в портах, где стоят военные гарнизоны, испанцы ничего не продают, ссылаясь на запрет правительства, и даже не разрешают делать стоянку. Но с монахами в католических миссиях всегда можно договориться. Снабжаются испанские поселения крайне скверно, и на условиях конфиденциальности монахи готовы уступить продукты питания, которые выращивают на своих угодиях, в обмен на одежду, сукна, оружие, инструменты.
— Да ведь и наше правительство, — с показным сожалением, что вынужден сообщать малоприятную для американца новость, сказал Резанов, — собирается ввести новые правила в здешних владениях. В скором времени, насколько мне известно, будет установлен запрет иностранным купцам торговать с туземцами и все товары предложено будет продавать лишь в русских поселениях. Как видите, мы не столь жёстки в своих отношениях с иностранцами, как гишпанцы, но тоже вынуждены заботиться о собственных экономических интересах. — Видя, что бостонский купец задумался, Резанов вкрадчиво предложил: — Не пора ли, мистер Вульф, нам с вами положить начало этим новым отношениям? Мы готовы купить весь груз, имеющийся на борту вашего судна, и вы не будете терять время на торговлю с туземцами. Более того, мы можем купить у вас и корабль.
Вульф, уже занятый подсчётами, перевёл сосредоточенный взгляд с Резанова на Баранова.
— Н-ну, допустим, господа, мы сговоримся в цене. Но куда же я дену двадцать человек команды «Юноны»? Я собирался идти отсюда к Сандвичевым островам...
— В конце концов, мы поможем тебе и в этом, Джон, — неспешно вступил в разговор Баранов. — У нас есть небольшое судно «Ермак», которое мы можем отдать тебе в счёт сделки. Ежели часть твоих матросов согласится остаться на «Юноне», мы, — Баранов, как бы ища поддержки, посмотрел на Резанова, — возьмём их на службу в нашу компанию, положив подходящее жалованье.
Всё это было заранее обговорено между Барановым и Резановым, но сейчас оба делали вид, что импровизируют.
— Что ж, господа, — согласился Вульф, — если сойдёмся в цене, меня это вполне устраивает.
Русских вариант устраивал ещё более, поскольку шедший из Кадьяка в Ново-Архангельск «Захарий и Елизавета» потерпел крушение и по непонятным причинам задерживался приход из Охотска другого корабля компании с продовольственными товарами для колоний. К тому же испытывалась большая нужда в опытных матросах, и принятие на службу людей с корабля Вульфа могло решить и эту проблему.
После оценки корабля и груза и дотошного осмотра Вульфом судна «Ермак» торговые партнёры ударили по рукам и сошлись на сумме в шестьдесят восемь тысяч испанских пиастров. Несколько матросов с «Юноны» согласились на некоторое время остаться на русской службе. Одной головной болью стало меньше.
Разговор с Вульфом на калифорнийскую тему подвигнул Резанова на размышления, которые он счёл нужным высказать Баранову.
— Эх, Александр Андреевич, — мечтательно сказал Резанов, — да ежели б семь лет назад, когда находилась Россия в состоянии войны с гишпанским двором, было бы у компании побольше сил, следовало идти в Калифорнию и отбить у гишпанцев их владения вплоть до миссии Санта-Барбара. Да и сейчас, считаю, не поздно ещё обосноваться нам в Новом Альбионе, к северу от гишпанских владений. А потом и на Шарлотиных островах, где, сказывают, много бобров водится, постоянно можем осесть. Ежели мы это не успеем сделать, бостонцы нас опередят. Я уж по тону Вульфа чувствую, что и они к этим благодатным местам внимательно присматриваются.
— Вашими устами, Николай Петрович, да мёд бы пить, — иронически отозвался Баранов. — Сам я думал о том, да где ж людей нам взять для этих новых заселений? У нас тут в последние годы от набегов колошей да в экспедициях промысловых, почитай, несколько сот человек погибло, а пополнения нет как нет.
— Людей найти можно, — решительно сказал Резанов, — и по возвращении в Петербург буду этого со всей настойчивостью добиваться. В одной Москве бездельников столько, что и половины для заселения краёв этих хватит. Можно и по примеру Англии пойти, которая в Новую Голландию осуждённых ссылает. Да и мы, кажется, опыт такой уже имеем. Насколько помню, ещё при Шелихове первая партия ссыльных прислана сюда была. Где они, кстати, как ведут себя?
— В Якутат я их направил, — ответил Баранов. — Обустраивают тамошнюю крепость, в бухте заложенную. На верфи трудятся. Между прочим, «Ермак» с «Ростиславом» в Якутате Кусковым на воду спущены. Жаль, что для земледелия климат в тех краях неподходящим оказался.
— Ну вот, — обрадованно отреагировал Резанов, — ссыльные поселенцы уже и корабли в Америке строят!
Баранов промолчал. В Якутате жизнь была отнюдь не лёгкой. Люди в одну из недавних зим умирали там от цинги.
Он ещё не знал, что именно в Якутате колоши собираются отквитаться с ним за потерянную Ситху.
Ново-Архангельск,
октябрь 1805 года
Резанов назначил командовать «Юноной» тридцатилетнего флотского лейтенанта Николая Хвостова. Хвостов вместе со своим неразлучным другом мичманом Давыдовым пришёл в Русскую Америку на той же «Марии», которая доставила сюда Резанова, и это был уже второй приезд сюда двух флотских офицеров, поступивших на службу компании. Хвостов, пользуясь тем, что не кто иной, как камергер Резанов, уговорил его и Давыдова поспособствовать своим мореходным опытом процветанию русской торговли в Америке, претендовал на особые с ним отношения, и очень скоро Резанов увидел все отрицательные стороны такого рода привилегий, присвоенных себе лейтенантом Хвостовым.
Ещё во время первой встречи с Барановым Резанов почувствовал, что главный правитель относится к Хвостову с осторожной и хорошо дозированной иронией. «Ба! Николай Александрович! — сощурив глаза, вскричал он при виде Хвостова. — Вот уж никак не чаял, чтобы вы вдругорядь к нам пожаловали!» А на слова Резанова, что, стало быть, и знакомить их нет нужды, с многозначительной усмешкой ответил: «Совершенно никакой. В прошлую зиму довольно мы друг с другом ознакомились». Давыдова же приветствовал совсем иначе, с редкой сердечностью, как очень милого и дорогого ему человека.
Опыт государственной службы и вращения при царском дворе научил Резанова находить скрытый смысл сказанного, и он сразу понял, что взаимоотношения Баранова с Хвостовым были далеко не безоблачными. Однако, когда попытался прояснить суть бывшего между ними конфликта, Баранов откровенничать не стал: «Кто старое помянет, тому и глаз вон. Пусть оно лучше травой зарастёт».