― Демон? ― вопросительно и испуганно пробормотал кто-то во вдруг зароптавшей толпе.
Глаза праведника расширились, а оранжевый всполох освятил косой шрам, отпечатавшийся у внешнего уголка правого глаза. Выглядел он как след от удара окольцованной рукой, возможно с точно таким же перстнем, что украшал руку, обычно завёрнутую в бархатную перчатку.
― Кто ты ещё такой? ― прошипел Шин мне в лицо без намёка на прежнюю учтивость.
― Я это я. А все эти люди знают, чем вы действительно занимаетесь, и как используете их добровольно сданную кровь?
Меж бровей праведника образовалась глубокая морщинка, он резко отвернулся, громко возвестив:
― Кровавая месса окончена!
И шествие изменило свой ход, исчезнув вдалеке скорее, чем появилось на этой улице. Я пожалел о своих дерзких словах, звучавших так, словно я знал о делах местной церкви. Но ложь действительно раздражала, особенно, когда бесстыдно лгали в лицо.
Я ступил в армейский район, когда уже совсем стемнело, но в окне домика лекаря всё ещё горел свет. Он принимал раненых и больных допоздна, а я не сомневался, что мужчине велели дожидаться островитянина. Если бы ранили в руку или плечо проблем оказалось бы куда меньше, но в грудь... Достанься мне плоская грудь, и печалей бы не знал и спать на животе было бы в разы удобней.
Но даже медленные шаги доставляли до цели. Коротко постучав в шершавую деревянную дверь, от которой можно было запросто получить с десяток заноз, я вошёл. Просторное и светлое помещение освещали многочисленные свечи. Лекарь, облачённый в снежно-белую рубаху длиной почти до самого пола, сидел на жёстком стульчике за квадратным столом. Взрослый мужчина лет сорока на вид, но он не был воином. Светлые волосы аккуратно и ровно срезаны до плеч, да и взгляд совсем не высокомерный.
В Империи все ремесленники за исключением кузнецов относились к полумужам. Арчи рассказывал, что часто такие покупали рабов-мальчишек, ещё не получивших клеймо, в подмастерья. Даже работа по спасению жизней не могла сравниться по почётности с искусным убийством и избеганием смерти на поле боя.
― Вас Ха, ― мягко и вежливо улыбнулся лекарь. ― Мне сказали, что вы зайдёте.
― Мне пришлось. Но, уверяю, я в полном порядке. Чувствую себя прекрасно, ― даже широко улыбнулся для убедительности.
― И всё-таки мой долг хотя бы осмотреть вашу рану.
Я нахмурился. Наверняка, принц разозлится, если узнает, что я избежал осмотра, а лекарь не рискнёт солгать. Повешенные, всё ещё покачивающиеся у меня перед глазами, красноречиво свидетельствовали о нраве красного рыцаря и о том, насколько непростительны любые действия, направленные против императорской армии и её верных солдат.
― Впервые вижу, чтобы кто-то так противился осмотру, ― лекарь положил руки себе на колени. ― Что за страшную тайну скрывает ваша рана?
Не зная, что ещё предпринять, я расстегнул ремень, прислонив Велимир к стене, стал медленно справляться с ремешками нагрудника.
― Может мне вам помочь? ― поинтересовался лекарь, который наверняка хотел уже, как и я, оказаться в постели.
Но на полпути к изрезанному зипуну, меня осенило. Моё слово против слова полумужа. Он мне никто, вижу-то впервые и судьба его меня нисколько не волновала. Хоть в этих глазах не растворилось ни капли злобы или каких-либо дурных намерений. А мне поплохело от одной лишь мысли о том, что я собирался сделать, только бы не выдать себя. Разве я настолько дурной человек? Впрочем Адигора бы на моём месте ни секунды не сомневалась, но я бы не стал от этого думать о ней хуже.
― Ты отпустишь меня без осмотра, но красному рыцарю отчитаешься, что проверил рану, ― проговорил я жёстко и хладнокровно, застёгивая ремешки обратно. ― А взамен я не расскажу, что ты домогался меня, старый извращенец.
Лекарь замер с полуоткрытым ртом. Даже при таком блеклом освещении было видно, как сильно он побледнел, стал практически по цвет халата.
― Никто не поверит в эту гнусную ложь, ― выдохнул он нервно.
― Неужели? ― я прищурился. ― Почему бы красному рыцарю, повесившему троих жителей деревни, заподозренных, но в действительности нисколько невиновных в моём внезапном исчезновении, мне не поверить? Кажется, члены собственного отряда для принца важнее какого-то легко заменимого лекаря.
― Я бы не справился с вами... ― мямлил бедняга.
― Может и так, а может быть хотел дать мне лошадиную дозу снотворного. Сейчас темно и тихо, никого вокруг.
Больше лекарь ни слова не сказал, потупив испуганный взор. Я забрал Велимир и быстро покинул домик, направившись в сторону казарм. Наша с Адигорой общая комната выходила окнами в сторону душевых. Стражница порой с любопытством наблюдала за тем, как солдаты мылись. И мы всегда точно знали, когда можем принять душ без опасений быть застигнутыми врасплох.
Я шагал, надеясь, что холодный ночной воздух выветрит стыд из моей души. Но когда входил без стука в крохотную комнатушку, чьё убранство составляли лишь пара скрипучих кроватей, да узкий шкаф, было всё ещё очень гадко на сердце. Адигора сидела на краешке кровати у самого окна, на бледное лицо падал свет от старой масляной лампы, стоящей на подоконнике.
Закрыв дверь на засов, я расправил плечи, приготовившись к нежным объятиям. Адигора повернула голову:
― С возвращением. Где ты была? Развлекалась с красным командиром?
― Ты разве не слышала о моём тяжёлом ранении и невзгодах, вынудивших идти на всякие уловки, лишь бы не оказаться разоблачённой? ― я положил Велимир у изголовья и сел напротив Адигоры. ― Ты-то цела?
Адигора чуть улыбнулась и положила ладонь мне на колено.
― Всего пара царапин, Васха. Но мы можем обсудить это завтра.
Она убрала руку и легла в кровать, укутавшись в одеяло, отвернулась к стене.
Пусть и крохотная толика внимания, и лёгкое дружеское касание Адигоры, но этого оказалось достаточно, чтобы отогнать последние следы вины перед несчастным лекарем и заснуть сном невинного младенца. Может не я сам, но это измученное тело заслуживало отдыха после всех выпавших на его долю испытаний.
Глава 14. Шёлк и бархат
Мне были известны разные эмоциональные состояние Адигоры, включая оттенки ей бесстрастности, смешивающейся порой и с другими чувствами. Но скучающей я видел её впервые, может потому что стражница привыкла быть всегда начеку и никогда не расслабляться.
Сейчас же она сидела напротив меня в армейской столовой и ковыряла железной ложкой в овсяной каше, щедро удобренной маслом. Не самое вкусное блюдо, но необходимое, чтобы как-то продержаться до более сносного обеда, в который входили мясные котлеты.
Окна столовой выходили на площадь армейского района. Посередине неё располагался деревянный столб, глубоко вбитый в землю. Раньше я гадал о его назначении, хотя ни разу не видел, чтобы его использовали до сего утра.
― И давно это продолжается? ― поинтересовался я у Адигоры, из последних сил стараясь вернуть себе аппетит и насильно запихивая в рот ложку каши.
― С тех пор как вернулись из похода. Я удивлена, что он так долго продержался. Но, похоже, солдатам действительно нравится, и очередь не исчезает, даже когда-то кто-то сжалившийся бросает пленнику чёрствый кусок хлеба. Хотя на его месте я предпочла бы умереть от голода.
В её голосе не было сочувствия, но сквозила некоторая горечь, может Адигоре просто опостылело зрелище, которого я, бывалый воин, не мог выдерживать вовсе. Но не пересаживался от окна, чтобы не показывать свою слабость в основном перед солдатами, Адигора бы поняла.
― Интересно, за что подобное выпало именно на долю этого парня? ― пробормотал я на имперском.
― Выбрали бесполезного для командования и самого смазливого, ― послышался непрошенный ответ знакомого задиры над головой.
Я обернулся. Солдат широко улыбался, поставив руки в боки. Его пояс обхватывали самодельные браслеты, сплетённые из локонов волос убитых в недавнем сражении республиканцев. Многие нынче ходили с подобными аксессуарами, хотя внимание, конечно, привлекали только самые необычные расцветки. Что касалось моих трофеев, я бросил их ещё в той грязной яме, когда, придя в чувства, осознал, что таскаю волосы, срезанные с мертвецов.
