Глаза наткнулись на здание почтовой службы, расположившееся на другой стороне дороги. Там разбирали запечатанные конверты и свёртки. Очевидно, почтовый голубь прибыл с чем-то крайне срочным. Свернув эскиз и убрав его и карандаш обратно в сумку, я покрепче схватил медвежью шкуру и побежал со всех ног в сторону меняльного поста.

Недавняя кипевшая там работа вдруг замерла. В центре Перекрёстка всё смолкло, но теперь по-настоящему. Множество голов оказались повёрнуты в сторону открытого окна второго этажа. Дородная женщина, которую я видел прежде, прочищала горло. А, закончив с этим, сообщила громким, но на сей раз каким-то безжизненным голосом:

― На Ракушку напали неизвестные! Они забрали половину женщин, а другую половину убили! Пожалуйста, помогите!

Какое-то время проведя в недоуменной тишине, толпа зароптала.

― Что происходит?

― Это розыгрыш?

― Никто бы не стала так шутить.

― Там моя мама живёт.

― Что теперь делать?

Голоса смешивались, превращаясь в неразборчивый гомон, но общее настроение всё нарастающего ужаса я буквально почувствовал кожей. Напуганные, растерянные люди, ни за что не желавшие верить в услышанное, изо всех сил убеждали себя и других, будто всё написанное в свитке просто чушь. Но вскоре многие дёрнулись с мест, на которых стояли, и побежали к конюшням, где можно было арендовать лошадь. Под натиском толпы, держательница конюшни заперла ворота, требуя отойти назад.

― Если всё это правда... ― пробормотал я, нисколько, на самом деле, не сомневаясь в правдивости принесённого голубем послания.

Снова нечто зашевелилось в душе. Оно было похоже на зверя, выходящего из долгой вынужденной спячки. Нутро разрывали ярость и желание действовать.

― Созовём Собрание Девяти! ― выкрикнул здравый голос в толпе. В каждой обезумевшей толпе рано или поздно находился хотя бы один такой голос.

Предложение дружно поддержали. Люди постепенно успокаивались, ощутив, что они ещё не полностью потеряли контроль над ситуацией. А я потащил медвежью шкуру к лучшей кузне в поселении. Конечно, доспехи будут готовы не завтра и даже не через семь лун, но теперь я точно знал, что должен делать и куда идти.

С Новжей мы встретились позже, как и было оговорено. К закату новость о случившемся в приморской Ракушке достигла всех концов Безбрежных равнин. Подруга предстала передо мной совершенно бледной, но с решительным блеском в глазах.

― Ты говорила, что так будет, верно, Васха? Но откуда ты знала?

― Я не знала, но сейчас нам необходимо попасть в Ракушку и увидеть всё собственными глазами, чтобы увериться в происходящем. Где бы найти лошадь или повозку?

Поиски привели нас к перевозочной (так её все тут называли), где в темноте расположились пустые телеги обменщиц, а в конюшне по соседству топтали землю дремавшие лошади. Женщина, стоящая на входе, и до этого ковырявшая в ухе мизинцем, осмотрела нас с ног до головы, выслушала мою просьбу и усмехнулась, обнажив потемневшие от табака зубы.

― Сейчас в Перекрёстке ты можешь получить только деревянную лошадку. Это сколько угодно. Но до решения Собрания Девяти никому не дозволено покидать поселение и куда-либо ехать.

― Неужели всё перекрыли? ― удивилась Новжа.

― Это совсем не обязательно. Люди знают, что должны делать. Ждите Собрания, как и все остальные.

Я раздражённо пнул землю, лишь усугубив ситуацию острой болью, пронзившей большой палец ноги. Если бы только у меня была своя лошадь, только бы меня здесь и видели.

― Может она и права, ― заметила Новжа, когда мы стали гулять вдоль лавок в поисках места для ночлега. ― Вдруг там опасно, а мы так и понесёмся сломя голову.

― Но я должна сама всё увидеть, что мне за дело до какого-то Собрания? А нам придётся ждать их решения? Сидеть сложа руки нельзя.

― Подожди-ка, ― Новжу словно осенило, она остановилась как вкопанная, высоко подняв указательный палец. ― Ты же третья хранительница Быстроречья, а значит тебя пустят на собрание, если попросишь. И не придётся сидеть сложа руки, ― подруга выглядела довольной собой и широко улыбнулась.

― Об этом я и не подумала.

Действительно, наверное, впервые моя должность имела хоть какое-то значение и вес. Я стал глазами и ушами лесных жительниц, которые пока не ведали о случившемся.

Нам и остальным застрявшим в Перекрёстке на неопределённое время предоставили места для сна в местных тавернах. Пришлось потесниться, но я едва ли мог заснуть, как и большинство лишь ворочались с закрытыми глазами. За завтраком, включавшим в себя сладкий тыквенный хлеб и коричневую бурду, которую здесь называли кофейным напитком, женщины угрюмо молчали или болтали о незначительных пустяках, лишь бы как-то заглушить тревогу и непрошенные мысли о письме, принесённом голубем с окровавленными перьями. А я всё думал, чья это была на нём кровь.

Пришлось прождать ещё один день и одну ночь, прежде чем представительницы всех трёх поселений Безбрежных равнин прибыли в Перекрёсток (пустая трата времени, как по мне). Сидя у широко открытого окна таверны «Развесёлая путница», я лениво жевал сыр, пока не услышал звон большого медного колокольчика и голос прохожей этот колокольчик сжимавшей и возвещающей во всю глотку:

― Начинается Собрание Девяти!

Тогда, схватив сумку и тут же прибежавшую со второго этажа Новжу, я поторопился к меняльному посту. Пришлось расталкивать толпу женщин, чтобы добраться до входа, перед которым расположилась парочка высоких и широкоплечих охранниц. Они полностью перекрывали собой двери.

― Решения Собрания Девяти ожидают снаружи, ― ровно заметила одна из них, преграждая нам путь.

― Я третья хранительница Быстроречья и должна там присутствовать от лица всех... белочек.

Новжа с силой закивала, подтверждая мои слова. Под напором нашей решимости, охранницы молча переглянулись и всё-таки отошли в сторону. А я уже бежал вверх по лестнице, задыхаясь на ходу. Широкая деревянная дверь распахнулась под нажимом моей руки, ударившись о стену, чей-то голос, звучащий до нашего внезапного вторжения, смолк. Присутствующие повернули головы на шум.

Пока ожидал начала собрания, я успел нарисовать в голове величественную во всех отношениях картину. И ожидал, что предо мной предстанут люди, готовые к самым решительным и срочным действиям, собирающие целые армии для защиты народа от неприятеля, охрипнувшие от обсуждения стратегий. Может потому я был готов ждать. Но увиденное и близко не соответствовало моим фантазиям.

В квадратной комнате, полной обшарпанных столов, расставленных также квадратом, по трём сторонам расположились участницы Совета Девяти. Обычные женщины без боевого опыта, выбранные с помощью жребия и не готовые к тому, что для них припасли Предки. С трудом сдержав тяжёлый вздох, я шагнул внутрь.

― Простите за опоздание, ― сказал я как ни в чём не бывало и уселся на четвёртую сторону. Ненадолго замявшись на входе Новжа заняла соседний стул.

― А вы кто будете? ― нахмурившись, поинтересовалась дородная женщина, которая днём раньше читала письмо, присланное голубем.

― Я третья хранительница Быстроречья Васха, а это моя верная помощница Новжа.

Незнакомка, сидящая ровно напротив меня на другой стороне комнаты, произнесла дружелюбно:

― Какое совпадение, что вы обе оказались тут так вовремя.

Первое, что бросилось в глаза, это толстые стекляшки, державшиеся на длинном носу в тонких металлических кружках. Женщина их поправила, пристально глядя на меня и Новжу. Капюшон покрывал её голову и плечи, надетый поверх рубахи, такого же песочного цвета, он казался её частью. Совсем тонкие губы были почти неразличимы на светлокожем лице, пока женщина их не разлепила, представившись:

― Изобретательница Саха́р.

― Изо… что? ― не понял я.

― Сразу видно, что живёте в лесной глуши, где перемены пугают юных не меньше, чем старых, ― скучающе отозвалась худая угловатая женщина по правую руку от Сахар.

На ней была совсем диковинная одежда из незнакомой мне ткани с длинными рукавами, скрывающими пальцы до самых кончиков ногтей и замысловатыми застёжками на почти незаметной груди. Короткие прямые тёмные волосы были зачёсаны назад, словно прилизаны лошадиным языком. Шею повязывал платок из блестящей ткани глубокого синего цвета.