Предложение Сослана, очевидно, совпало с мыслями самого короля, потому что он охотно согласился.
— Ты получишь свидание с ними незамедлительно по нашем прибытии в Акру, — сказал он тем же милостивым тоном и затем добавил. — Твой рыцарь отправился в Дамаск с документами французского подданного Пуртиньяка. Он принял мое предложение за тебя и за себя, что вы будете в стане крестоносцев сражаться под моим знаменем. Надеюсь, что наш договор с ним останется в силе и ты последуешь его примеру.
Сослан, услышав от короля, что Гагели был в Дамаске под именем Пуртиньяк, сильно обрадовался, решив, что неудача его поисков была связана с переменой имени, благодаря чему Гагели мог легко укрыться от коварных греков. Подумав затем, что во время перемирия никаких сражений не будет, а пребывание в армии Филиппа поможет ему скорее найти Гагели, он быстро согласился.
— Сражаться под знаменем французского короля — счастье для каждого рыцаря. Так же, как и мой друг, вверяю себя великодушию Вашего величества!
— Скажи мне, пожалуйста, — вдруг обратился к нему Филипп, — кто поставил тебя охранять наш стан, когда мы шли на приступ? Давно меня тревожит эта мысль, и ни у кого я не нашел ответа. Признаюсь тебе, я был удивлен, когда узнал, что это опасное дело было вверено чужеземцу, хотя и превосходящему всех своей отвагой.
— Герцог Гвиенский поручил мне охранять стан, рассчитывая на мою силу, — просто ответил Сослан. — Накануне приступа он прислал ко мне своего вестника, и я выполнил его поручение.
— Герцог Гвиенский? — с нескрываемым удивлением повторил Филипп, как будто это имя он слышал впервые, хотя оно было ему знакомо. Он особенным взглядом посмотрел на Сослана, не то сомневаясь в его искренности, не то стараясь проникнуть в его тайные мысли.
— Откуда ты знаешь этого рыцаря? — уже совсем другим тоном, подозрительно и недоверчиво, спросил Филипп.
— Совсем не знаю, — чистосердечно произнес Сослан. — Я его встретил в начале нашего приезда в Акру. Между нами произошел поединок, и он испробовал мою силу. Вероятно, оттого он и поручил мне охранять стан, а я поступил легкомысленно, доверившись ему, и за это потерял друга, — и Сослан передал Филиппу про свою нечаянную встречу с Гвиенским, про их столкновение и был крайне изумлен, заметив, с каким пристальным и жадным вниманием слушал его Филипп, не проронив ни одного слова.
— До сих пор никак не могу найти этого замечательного рыцаря, — закончил Сослан, — хотя он и обещал еще раз сразиться со мной и померяться силой.
— Я должен тебя огорчить. В армии крестоносцев нет рыцаря, который назывался бы герцогом Гвиенским. Наверно, кто-либо иной скрывается под этим именем и нарочно ввел тебя в заблуждение. Не ищи его понапрасну в нашем стане!
Наступило молчание. Воодушевившись какой-то новой мыслью, Филипп с живостью продолжал:
— Я сделаю все, что в моих силах, и обещаю тебе найти твоего пропавшего друга. Но и ты должен исполнить мою просьбу. Вскоре состоится турнир на Акрской равнине, где выступят все лучшие рыцари Запада и Востока. Кто бы ни был твой герцог Гвиенский, если он храбрый рыцарь, он явится на турнир, и ты его встретишь на поединке. Объявляю тебе, что ты выступишь как ратоборец французского короля и будешь защищать честь и достоинство нашей армии! — Сослан очень обрадовался, услыхав, что Филипп обещал ему найти Гагели и что в этом турнире будут одинаково сражаться как сарацинские, так и западные рыцаря. Желая, чтобы слава о его подвиге дошла до Саладина, он быстро ответил:
— Надеюсь оправдать доверие Вашего величества и защитить честь Вашего имени!
— Прошу тебя не отлучаться из Акры вплоть до окончания турнира, — продолжал Филипп. — Назначаю тебя предводителем наших доблестных витязей. Ты можешь требовать все, что тебе нужно. Если ты имеешь нужду в доспехах и вооружении, то наши оруженосцы в твоем распоряжении. Помни, что ты выступаешь от нашего имени.
Они подъехали к Акре. Сослан был осыпан всеми знаками внимания со стороны Филиппа, который тотчас же приказал отвести ему богатое помещение в Акре и окружить удобствами, приличествующими его званию.
Через несколько дней после того явился Невиль и известил его, что король просит немедленно пожаловать к нему.
Сослан отправился к нему в некоторой тревоге, усилившейся еще более от сообщений Невиля. Он передал, что в войсках крестоносцев царит сильное возбуждение, что Совет владетельных князей экстренно собирается сегодня ночью, большинство из них восстало против Ричарда и готово вступить с ним в кровавое столкновение.
Сослан сейчас же подумал о том, что Саладин может воспользоваться раздорами между королями, нарушить перемирие и вновь напасть на Акру.
— Несмотря на все старания нашего короля Филиппа примирить противников между собою, — закончил Невиль, — он пока не достиг никаких результатов.
Вскоре они прибыли к великолепному зданию, где развевалось французское знамя. Царила глубокая тишина, никого из стражи не было видно.
Испытывая сильное волнение, Сослан тем не менее твердо и храбро следовал за Невилем, повторяя про себя любимые слова Мелхиседека: «Пускаясь в неизвестный путь, жди всего плохого, дабы беда не настигла тебя внезапно».
Невиль, ни о чем не предупреждая своего спутника, провел его через полутемный вестибюль в небольшую комнату, увешанную оружием и заставленную китайскими вазами, и коротко промолвил:
— Ты просил короля о свидании с рыцарями. Твоя просьба исполнена! — И исчез, видимо, избегая присутствовать при подобной щекотливой встрече.
Сослан вначале не рассмотрел в полумраке сидевших у огня Рауля и Густава и узнал их только, подойдя ближе.
— Наконец-то, я встретил вас! — радостно воскликнул он. — Прошлый раз вы были недостаточно любезны, но я надеюсь, что теперь, исполняя повеление вашего государя, вы не уклонитесь от беседы со мной. Прошу вас, дайте мне подробные сведения о том, что случилось с моим другом Гагели.
Долго они не отвечали ему ни слова. Рауль хотел, чтобы Густав первым начал объяснение, так как, по его мнению, он был более хитер и искусен на выдумки и мог быстрее придумать какую-либо ложь об исчезновении Гагели. Густав же предпочитал молчать, надеясь, что Рауль, своей бесцеремонной болтливостью скорей вынудит Сослана проговориться и поможет ему выяснить главное, что его интересовало: кто был этот необыкновенный витязь, знает ли он о похищении ларца с драгоценностями? Хочет ли он обвинить их перед королем или ничего не знает и только беспокоится о судьбе своего друга? Густав, кроме того, думал, что ему легче всего будет опровергать Сослана, пользуясь его же собственными словами и теми неосторожными признаниями, какие он мог сделать в запальчивости, не подозревая хитрости Густава. Он про себя негодовал на Филиппа, который в силу неизвестно каких соображений поставил их в унизительное положение перед чужеземным рыцарем. Втайне Густав решил обязательно перебежать к Ричарду, который ничего не знал о их похождениях в Дамаске и осыпал бы милостями за измену Филиппу.
— Что Вам от нас нужно? — мрачно спросил Рауль, не выдержав молчания. — Почему Вы добивались через короля свидания с нами?
— Клянусь святым Георгием! — дружелюбно промолвил Сослан. — Я не имею против вас никаких дурных намерений и искал свидания с вами, дабы выяснить, какая участь постигла моего друга. Почему он не вернулся вместе с вами обратно в Акру?
— Мы потеряли его в Дамаске, вернее, он сам покинул нас со своим слугой, — сухо ответил Рауль. — Кроме того, разве мы обязаны были сторожить Вашего друга? Он обманул нас, прикинувшись простачком, так что мы не знали, с кем имеем дело.
— Как он мог обмануть вас, когда был облечен королевскими полномочиями и должен был по поручению его величества вести переговоры с самим султаном о моем выкупе? Разве от вас было скрыто, для какой цели было снаряжено посольство к Саладину? Разве король не почтил вас своим доверием?!
Ответ Сослана сильно озадачил Рауля и совершенно спутал его мысли. Он успел уже основательно забыть про того пленного рыцаря, ради которого они ездили в Дамаск. А между тем он сам теперь стоял перед ними, и Раулю казалось, что Сослан требовал отчета в их действиях, но, несмотря на испуг, он не сдавался.
