Эмир по своему неугомонному и подвижному нраву не мог усидеть на месте, тихо ускользнул из зала, чтобы раньше всех узнать о новостях, привезенных вестником из-под Акры. Он еще не вернулся, а среди гостей уже пронеслись слухи, что посланец привез какие-то нехорошие вести.

В дверях появился эмир и коротко сообщил, что защитники Акры открыли ворота и христиане вошли в крепость. Все поднялись со своих мест, готовясь сменить пышное пиршество на ожесточенную брань с неверными.

— Царь царей, — сказал тихо эмир, — преисполнился скорбью, так как делал все возможное, чтобы не допустить падения твердыни исламизма. Он покидает Дамаск, дабы немедленно вернуться к своему стану и напасть на врагов, которые падут под ударами мусульманских мечей, как листья падают осенью под ударами бури.

Сослан был ошеломлен этим известием, так как оно отодвигало на неопределенное время начатые им переговоры с султаном. Он опечалился при мысли, что взятие Акры могло отвратить султана от желания поддерживать дружественные отношения с царицей Иверии. Зал мгновенно опустел. Веселые клики смолкли, и только одни развешанные по стенам мрачные знамена все также вещали о тленности всего земного и о неизбежности конца великого повелителя Востока.

Сослан вышел из дворца вместе со своим покровителем, который был глубоко огорчен вестью о падении Акры, а также необходимостью вместе с султаном покинуть Дамаск.

— Счастлив ты, о храбрый рыцарь, что успел получить свободу, прежде чем это печальное известие достигло слуха нашего повелителя. Иначе тебе пришлось бы сопровождать меня обратно. Я выполнил свою клятву, но клянусь чалмой пророка, что мне жаль расставаться с тобою!

— Клянусь моей родиной, — ответил Сослан с чувством признательности, — что я пребуду верным тебе и никогда не забуду твоей услуги. Не печалься разлукой! Дело мое не окончено, и я вместе с тобою направлюсь в Акру. Мне надо спасти свое золото, которое находится в лагере крестоносцев.

Они дружески распрощались, скрепив клятвой обещание оказывать помощь друг другу, и каждый отправился своей дорогой.

Сослан прощальным взглядом окинул дворец Саладина, куда он несколько часов тому назад вошел пленником, а вышел свободным человеком, и бодро устремился вперед на поиски исчезнувшего Гагели.

После взятия Карса и разгрома турок Юрий вернулся в столицу победителем, с полной уверенностью, что царица признает его заслуги, отметит их перед народом, и они будут, наконец, вместе управлять государством.

Он возвратился в наилучшем расположении духа, с богатыми трофеями и заполнил все казнохранилища золотом, дворцы украсил златотканными материалами, коврами, хрусталем и великолепными вазами. Воины были награждены всякого рода оружием, отделанным чеканкой, гравированием и эмалью.

Столица Иверии наполнилась пленными, ручными барсами, верблюдами и превосходными конями, к которым Юрий питал особое пристрастие.

Этот поход сразу возвысил царя во мнении иверского общества и собрал вокруг него много приверженцев. Захария Мхаргрдзели всемерно старался всю славу победы приписать Юрию, скромно оставаясь в тени, полагая, что эта победа возвеличит царя и примирит с ним царицу.

Город был убран и нарядно украшен в честь возвращения Юрия и его боевых сподвижников. Воины, военачальники чествовали победителя громкими криками восторга и радости, и царица, прибывшая на смотр войск, нисколько не препятствовала оказанию ему почестей, каких царь заслужил своей победой над турками.

Царица милостиво приветствовала Юрия, как бы разделяя общее восхищение его храбростью, но не менее благосклонно встретила Захария, показывая всем, что не делает разницы между ними и чествует их равно обоих как победителей Карса. Юрий не мог ни на что пожаловаться и не имел оснований считать себя обиженным. Ему воздали царские почести, но царица не устроила пиршества по случаю победы и не выразила никакого желания видеть его у себя во дворце. Юрий, еще не остывший от воинского рвения и исполненный светлых надежд на будущее, решил терпеливо ожидать приглашения царицы и пока не докучать просьбой о свидании. Помимо того, ему хотелось удивить царицу размахом работ по украшению столицы и поразить ее воображение созданием необыкновенного храма — символа единства Руси и Иверии.

Прежде всего он вызвал к себе Арчила и преданных ему людей, от них узнал, что на вершине одной из самых недоступных гор уже начались работы по возведению задуманного им сооружения; были перенесены материалы и запасено большое количество белого камня, гранита и мрамора. Из похода Юрий привез много пленных. Он распорядился отправить их на самые тяжелые работы — в горах пробивать скалы и воздвигать стены под наблюдением иверских зодчих, опытных в этом деле.

Но теперь, после победы, Юрий не хотел устраняться от государственных дел, стремился вмешаться во все стороны жизни Иверии и установить в ней порядок. В этом стремлении его всецело поддерживал и направлял Роман, утешенный тем, что царь больше думал о делах, чем о царице, и вел себя достойно своего высокого звания, как подобало сыну великого князя Андрея Боголюбского.

Охваченный порывом вершить дела высокие и славные, Юрий прежде всего решил ознаменовать свою победу награждением воинов, сражавшихся с ним под Карсом, не только деньгами и оружием, но и землей, чтобы они противостояли крупным владетельным князьям и постепенно ослабляли их силу и влияние.

Он понимал, что ничем не мог так угодить царице и заслужить ее расположение, как разумной помощью в борьбе с князьями и укреплением единовластия в стране. Но помогая в этом царице, Юрий рассчитывал также усилить власть и смирить непокорных противников, которые в любой момент могут свергнуть его и изгнать из Иверии. Особенно он возмутился, когда узнал от Романа, что в столице появились беглые крестьяне, которые искали защиты и справедливости от притеснений и поборов князей. К этому прибавилось еще сообщение Арчила о Вальдене, которого Джакели в его отсутствие выслал из столицы, по выражению Арчила, «пустил по миру», закрыв мастерскую.

— Куда же он девался? — спросил Юрий с живостью, вспоминая, что Вальден был у него и жаловался на Джакели, и он тогда, перед своим отъездом в Карс, обещал заступиться за него.

— В Палестину уехал искать счастья, — отвечал Арчил, — там, говорит, собрался народ со всего света. Меня звал с собой. Поедем, говорит, выделкой оружия ты заработаешь большие деньги. Вернемся купцами.

— Правильно сказал, — одобрил Юрий, — потерянная жемчужина принесет ему счастье.

— Нашлась жемчужина, — радостно сообщил Арчил, — и где нашлась? Оказывается, закатилась в башмачок. Но было поздно, Вальден уехал.

Не трогая пока Джакели, Юрий долго обдумывал, как умней и безопасней начать борьбу с владетельными князьями, чтобы не встретить с их стороны решительного отпора и не потерпеть поражения. Роман просил его не спешить и не поступать круто и наставительно говорил:

— Пойми, что ты в чужой стране, иноземный царь. Люди здесь гордые, воинственные. Понапрасну не озлобляй их!

— Умное ты слово сказал, — согласился Юрий, — врага нажить легко, а друга приобрести трудно. Но и потакать их вольностям тоже нельзя.

Спустя немного времени, Юрий пришел к мысли, что надо действовать осторожно, но твердо и, главное, незамедлительно; он подумал прежде всего издать повеление, что в случае жестокого обращения крупных землевладельцев с поселянами часть их земель будет передана воинам, защищавшим отечество, или служилым людям. Такая мера вполне соответствовала возросшим потребностям страны и не могла быть, по мнению Юрия, отвергнута царицей, которая проводила разумные начала справедливости и гуманного отношения к людям.

«Рано или поздно надо вводить новый порядок, — размышлял Юрий, — и на место князей выдвигать служилых людей или воинов, которые полезны государству и будут верно служить нам». Но он не мог ничего сделать без согласия царицы, и потому спешно испросил себе свидание для решения дела государственной важности.