Гагели понял, чего хотел Давид. Совсем неслышно он приблизился к плачущей и бросил на пол несколько монет. Рыдания сразу прекратились. Женщина схватила монеты, подняла глаза, как бы желая увидеть своего благодетеля, но кругом никого не было, так как Гагели исчез за колоннами. Женщина быстро спрятала золото и с плачем поверглась ниц, чтобы поблагодарить за ниспосланное чудо, в это мгновение она услышала злобный окрик:

— Уйди вон, бесстыдная тварь!

Она вскочила в страхе и, увидев перед собой зеленого рыцаря, громко крикнула:

— Собака! Что тебе нужно? Мало тебе со своим императором обирать нас, нищих, и гоняться…

Она не кончила, как он схватил ее за руку и поволок из церкви; женщина визжала, желая собрать криком толпу возле церкви. Давид хотел броситься за ними, чтобы вырвать женщину из рук обидчика, но Гагели остановил его:

— Время ли думать о ней, когда по всему видно, что мы окружены лазутчиками. Она защитит себя лучше нас!

Они выглянули в притвор и увидели, что женщина весьма успешно отбилась и вырвалась из рук зеленого рыцаря. Однако она продолжала неистово кричать и призывать на помощь, видимо желая наказать своего обидчика, который требовал, чтобы она замолчала. На шум собирался народ; крики и возмущение нарастали, испуганный монах быстро запер церковные двери, боясь, что начнется драка и разъяренная толпа ворвется в церковь.

Воспользовавшись этим благоприятным обстоятельством, Давид подошел к монаху и дал ему золото на церковные нужды.

— Мы из Иверии, слыхал ли ты про иверскую царицу?

— Кто про нее не слыхал? — быстро и радушно ответил монах. — Иверская царица хорошо известна патриарху и всем монастырям. Недавно мы получили от нее щедрое пожертвование.

— Мы посланники иверской царицы. Нам надо скрыться от врагов. Скажи, кто был этот зеленый рыцарь?

— Начальник стражи императора Исаака. По жестокости разве только дьявол превзойдет его! — с возмущением произнес монах. — Он преследует бедных людей и бросает невинных в темницу. Что я могу сделать для вас?

— Можешь ли ты вывести нас из церкви каким-нибудь тайным ходом, чтобы нам не попасться начальнику стражи на глаза?

Монах охотно согласился исполнить просьбу Сослана. Не отпирая закрытых дверей, он решил на некоторое время отлучиться со своего поста для выполнения такого важного поручения. Он взял с собой факелы и провел их тайным ходом в усыпальницу, сооруженную при храме, где стояли порфировые саркофаги патриархов и императоров, начиная с Константина Великого. Из усыпальницы они вышли во внутренний двор, окруженный высокими стенами, где росли кипарисы и платаны. Здесь было пусто. Издали едва слышно доносился шум города. Монах провел их в конец двора, зажег факелы и открыл люк, скрытый под платаном. Они стали спускаться вниз по крутой каменной лестнице в какое-то глубокое подземелье. Затем долго шли узким, но высоким коридором, пока, наконец, не вступили в обширный зал. Часть помещения была залита водой, и Сослан догадался, что это был акведук — одно из древнейших водопроводных сооружений Константинополя римской эпохи. Он успокоился, поняв, что монах избрал верный путь, желая вывести их под землей на другую улицу и скрыть от зеленого рыцаря, который, наверное, находился поблизости от храма.

Они поднялись наверх, дневной свет слился с красноватым отблеском факелов, и монах быстро затушил их, сказав, что уже пришли к выходу. Сослан щедро одарил монаха за помощь.

Монах поблагодарил их и сказал:

— Постарайтесь выйти из столицы Златыми воротами, там вы не встретите стражи. На пути будет обитель св. Стефана, где в случае опасности вы сможете укрыться. Но к патриарху не показывайтесь, знайте, что он — исполнитель воли Исаака и немедленно выдаст вас императору. Мир да будет с вами!

Сослан и Гагели вышли на улицу, где начинался большой базар. Теперь они были совсем на другой стороне, так что преследователи их даже при хорошем знании города не могли бы угадать, куда они внезапно исчезли. Базар, на котором торговали товарами со всех стран света, состоял из многочисленных складов, галерей и помещений. Здесь бойко вели свои дела греки, персы, немцы, венецианцы, пизане, мешая наречия, зазывая покупателей и показывая товары, какими могли похвалиться в одинаковой степени как жители Запада, так и Востока.

Гагели с удовольствием приметил, что в лабиринте полутемных помещений, среди многообразного и шумного людского потока они могли безопасно пробыть до самого вечера, не боясь быть узнанными или схваченными подосланной императорской стражей.

— Многое я видел во время своих путешествий по свету, но нигде не встречал, чтобы злоумышленники пользовались такой свободой и почетом, как в Византии, — произнес Гагели, когда они сели, наконец, закусить в лавочке грека.

— Верно сказал вчера Мурзуфл, хотя и превзошел всех по своему лукавству, что «тиран есть враг всего человечества». А видали вы, как он старался угодить Исааку, хотя на ипподроме произносил против него речи — дерзкие и громовые? Трудно сказать, кто из них превзошел другого в лживости и лицемерии! Я слышал, как кто-то из вельмож назвал Мурзуфла скорпионом, уязвляющим не головой, а хвостом. Он хочет вовлечь Исаака в темное дело, а затем поднять восстание в народе. Греки больше всего боятся новой брани и предпочтут сменить своего самодержца, чем воевать с Иверией. Тонкий расчет, вполне достойный его вероломства и жестокосердия! Мурзуфл получит престол, а мы сделаемся игрушкой в руках хитрого честолюбца.

— Он опаснее, чем Исаак, — согласился Сослан, представляя себе, как Мурзуфл будет возбуждать малодушного императора против них. — Сегодня же в ночь мы должны покинуть столицу, иначе нас не спасут никакие убежища и предосторожности. До завтрашнего дня Исаак будет ждать нас, а когда увидит, что мы обманули его и не пришли, он примет все меры, чтобы схватить нас и заточить в темницу. В нашем распоряжении осталась одна ночь!

По взволнованному голосу Сослана Гагели понял, что он меньше всего имел желание сделаться сейчас узником Исаака. Плен в Византии, сокрушаемой смутами, означал — быть заживо погребенным в темнице и навсегда лишиться надежды вернуться на родину.

Охваченные тревогой, они сидели в жалкой харчевне. Когда стемнело и они вышли на галерею базара, по которой сновал тот же нескончаемый человеческий поток, чья-то фигура показалась из соседнего помещения и последовала за ними. Они не успели еще выйти из полутемного лабиринта, как возле них послышались шаги, кто-то по-иверийски прошептал:

— Вы открыты. Спасайтесь, пока не поздно! Вокруг базара расставлена стража! — и тотчас же фигура исчезла во мраке, не дав возможности определить друзьям, кто предупреждал их об опасности. Сослан и Гагели переглянулись молча, как бы говоря один другому: «Мы все равно погибли. Надо пробиться силою, чего бы это ни стоило».

Они схватились за мечи и, исполненные неустрашимой отваги и решимости, смело пошли вперед.

— Не укрываться надо было, а наступать, — проговорил в негодовании Сослан, — ибо наступающие побеждают, а отступающие гибнут!

Двор царицы Тамары в полном составе, по заведенному обычаю, проводил время на охоте в Гегути. Сама царица на этот раз покинула охотничий замок и непрерывно была в разъездах. Прежде всего она смотрела недавно выстроенные крепости, знакомясь с тем, как поставлена оборона на границах, проверила деятельность эриставов, которые самостоятельно управляли обширными областями и, как говорил Чиабер, хотели иметь свои ополчения. Затем посетила высшую школу в Икалто, откуда воспитанники направлялись для дальнейшего образования в Византию, присутствовала при закладке новых дворцов и монастырей. Особое внимание царица уделила проведению каналов для орошения Ширакской и Караязской степей и постройке новых кораблей.