Занималось солнечное утро. Небольшая деревня лежала в долине, окруженной старым лесом, и оттуда веяло прохладой.

На душе у Лазо было легко: «Шевченко не так плох, как его рисовали. Вознесли человека до небес, а потом обругали. Надо к нему Машкова послать на неделю, он поможет навести порядок в отряде. Степан с Виктором нашлись. И Олюшка, вероятно, уже разрешилась…»

На улице тишина и безлюдье, даже опытный глаз Лазо не смог бы определить, есть ли в деревне партизанский отряд. Довольный, он возвратился, застав Попова уже одетым.

Вскоре пришел Безуглов.

— Здравия желаю, товарищ главком!

— Здравствуй!

— Сперва покушаете или начнете смотр?

— Бойцы завтракали? — поинтересовался Лазо.

— Уже.

— Тогда и мы позавтракаем. Был в старой русской армии замечательный полководец Александр Суворов…

— Слышал про такого, — перебил Безуглов.

— Походы делал за тысячи верст от России, а солдаты у него всегда были одеты и накормлены.

— А мы чем хуже?

— Советские бойцы лучше, но не всякий командир умеет заботиться о них.

— Этого в Сергеевском отряде нет.

Лазо понравился ответ Безуглова.

— Ты вот называешь отряд Сергеевским, а Шевченко по-своему: «Мой отряд, мои хлопцы».

— Ко мне один его партизан перешел — Иван Ивашин. Такое рассказывал, что я этому Шевченко всыпал бы двадцать плетей по стыдному месту.

— Учить надо Шевченко, а не бить, — не согласился Лазо.

— Горбатого могила исправит.

— Не прав ты, Степан. Пошлем к нему Машкова, он ему поможет. Забыл ты, каким был Машков? А теперь? Он даже согласился при тебе начальником штаба быть, а ведь раньше кичился: дескать, мы, матросы, все знаем; учиться нам нечему.

— Про Машкова это верно, а из Шевченко ничего не выйдет.

— Поживем — увидим, — ответил Лазо, — а теперь идем завтракать.

В двух верстах от деревни Машков выстроил Сергеевский отряд.

Лазо и Попов крупной рысью приближались к отряду, но в двухстах саженях от первой линии перешли на тихий шаг.

— Смирно-о-о! — раздалась команда Безуглова. — Равнение напра-во! — И, выхватив из ножен засверкавший на солнце клинок, Степан поднял его над головой и пришпорил коня в сторону Лазо. Остановившись в пяти шагах от него, Безуглов громко отрапортовал: — Товарищ главком! Сергеевский партизанский отряд по вашему приказанию построен. Командир отряда Безуглов!

Повернув коня, он поехал рядом с командующим.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Лазо, подъехав к отряду.

— Здравия желаем, товарищ главком!

— Вольно! — приказал Лазо.

— Вольно! — повторил Безуглов отряду.

Лазо радовался. Бойцы были одеты по-разному, но по всему в отряде чувствовалась крепкая рука командира.

— Товарищи партизаны! — громко крикнул Лазо, приподнявшись на стременах. — Все вы покинули свои дома и семьи, чтобы взяться за оружие и уничтожить врага. С одними белогвардейцами мы бы уже давно справились, но на помощь им пришли японцы, американцы, англичане, канадцы. Все они боятся советской власти, которая считает, что фабрики, заводы, земля и леса принадлежат народу. Мы ведем борьбу не на жизнь, а на смерть. Но в революционной армии должна быть железная дисциплина. Ваш командир отряда и начальник штаба — боевые солдаты революции. Своими делами на Даурском и Прибайкальском фронтах они доказали, что для них нет высшего блага, чем служить народу и быть верными сынами своей родины. В таком духе они воспитывают и вас. От имени подпольного комитета Коммунистической партии и командования партизанскими отрядами Приморья объявляю вам благодарность.

— Ура! Ур-а-а! — раскатисто прогремело по рядам.

— Партизаны! — крикнул Безуглов. — Возвратился из разведки наш товарищ Кирилл Хлыст. Сейчас вы его увидите.

Стоявший позади конников Хлыст вышел в сопровождении Машкова к отряду. Трудно было узнать в нем того Кирилла, которого партизаны знали крепышом, любили за доброту, рассудительность и аккуратность.

Лазо и Безуглов спешились и подошли к нему.

— Можешь говорить, Хлыст? — спросил Безуглов.

— Могу!

— Садись на моего коня и расскажи партизанам, где пропадал две недели и почему. — И, повернувшись к отряду, приказал: — Спешиться, коней отдать коноводам, а самим стать в круг.

Хлыст говорил негромко, но все слышали его рассказ:

— Гуляю я, товарищи, по платформе на станции Свиягино, будто поезда ожидаю. Вдруг выходят два американских офицера. Один из них, очкастый, пальцем поманил меня. Подошел. Стал он болтать по-ихнему, а переводчик по-нашему. «Ты откуда явился?» — спрашивает меня. «Еду в Спасск к родным». — «Иди с нами, мы тебя туда отправим». Пришли мы в штаб, а очкастый как развернется и кулаком мне в зубы. «Не узнаешь?» — спрашивает. Присмотрелся, а это тот самый, за которого я просил. Стал он меня допрашивать: «Где сейчас отряд?» — «Не могу знать, потому я из отряда ушел». — «Врешь, говорит, сейчас выплюнешь второй зуб. Где Лазо?» — «Ей-богу, не знаю такого. Что это за птица?»

По рядам прошел легкий шепот и смех, но Хлыст не обратил внимания.

— «Это не птица, а ваш большевистский комиссар». — «Я его в глаза никогда не видел и не слыхал про такого». — «Не бойся, скажи, где Лазо, я тебе дам консервов и помогу добраться до Спасска». — «Сказал, что не знаю». — «Тогда я тебя расстреляю». — «Можете расстреливать, но я про Лазо ничего не слыхал и в отряде такого не было». Подумал очкастый и говорит: «Я тебя не расстреляю, а отправлю в Спасск, к самому атаману Калмыкову. Ему ты все расскажешь». Продержали меня до вечера в карцере, а потом отправили с двумя американскими солдатами в Спасск. Еду я в вагоне и думаю: «Как же мне удрать?» А солдаты не спят, стерегут. Приехали мы ночью. Повели меня на гарнизонную гауптвахту и стали бить чем попало и куда попало. Потом бросили меня и ушли. Когда очнулся, вспомнил про отряд и чуть не заплакал от злости. «Зачем, думаю, просил я за американца? Не человек, а зверь. Что же ты, Кирилл, даром пропадешь?» И сразу силы прибавились. Вынул я из-за голенища свой нож, подкрался к часовому и заколол его. Снял с него винтовку и пошел…

Хлыст закончил.

Отряд молчал.

— Как тебя зовут? — громко спросил Лазо.

— Кирилл Хлыст.

Лазо поднял руку:

— Давай знакомиться. Я Лазо, командующий партизанскими отрядами.

— Так это они тебя ищут? — спросил он удивленно и покачал головой.

— Меня, товарищ Хлыст. А ты, значит, побыл в гостях у американцев?

— Побыл. Сыт по горло.

— Ничего, злее драться будешь.

— Я до очкастого еще доберусь, товарищ Лазо, ей-богу, доберусь. Не видать ему больше Америки, своими руками могилу себе выроет в Приморье.

Спустя неделю Лазо с Поповым и Машковым поехали снова в Цимухинский отряд.

За три версты от села всадников задержали.

— Стой! — властно приказал молодой паренек, легко сидевший в казацком седле. — Вы кто будете?

Попов подъехал к пареньку и сказал:

— Командующий партизанскими войсками едет в Цимухинский отряд.

— Документы есть?

Лазо, слышавший разговор, подъехал и протянул бумажку. Паренек развернул ее, бойко прочитал и сказал:

— Разрешаю! — И, обернувшись к другому партизану, приказал: — Котов, проводи к командиру! Держись сзади на дистанции двадцати пяти шагов.

Перед самой деревней на земле сидели партизаны. Один подшивал заплату на выцветшем пиджаке, другой, подобрав под себя ноги, смотрел запавшими глазами на огонь костра, третий сушил над огнем портянки.

Лазо понравилось, что у него проверили документы, и то, что партизаны занимались своими бытовыми нуждами, и то, что до самой избы, в которой жил Шевченко, он не встретил шатающихся бойцов.

Гаврила Иванович, как и в первый раз, увидел в окно всадников.

— Лазо приехал! — крикнул он Мелехину и бросился на улицу.

— Здравия желаю, товарищ главком! — приветствовал он Лазо.

— Здравствуй, Гаврила Иванович! — ответил Лазо, протягивая руку.