— Заманивай!

Казаки, зная, что означает это слово на языке командира, дали коням шенкеля. В эту минуту Безуглова вышибло из седла. Жеребец поднялся на дыбы и ускакал. Степан встал, но голова закружилась, затошнило, и он беспомощно упал на землю, зарывшись в нее пальцами. Он слышал гул, доносившийся как будто из-под земли — то раздавался топот хунхузских лошадей. Головорезы рыскали по степи, намереваясь нагнать красных и со всего размаху снести голову кривой саблей — убитый казак их не интересовал.

Когда стихло, Безуглов с трудом приподнялся. Над степью светило яркое солнце, голосисто заливался жаворонок, но на сердце казака лежала тяжесть. «Неужто не доберусь до своих?» — подумал он, и его бросило в озноб. В плече возникла острая боль, и только сейчас Безуглов почувствовал, что намокшая от крови рубаха прилипла к телу.

Казак встал на обе ноги, подсунул под мышку винтовку и, опираясь на нее, как на костыль, медленно побрел к синевшей вдали сопке. С каждым шагом ему становилось тяжелей, он через силу передвигал ноги, словно на них висели тяжелые гири. «Не дойду, — сказал он вслух, — не увижу я главкома». Но жажда жизни, теплившаяся в груди, толкала его вперед, и он, закусив губы до крови, шел дальше.

Лазо (это он, узнав о неудаче Канского полка, выслал Безуглова с небольшим отрядом) вскоре выехал сам на передовую.

— Не боишься пуль? — спросил он у Саши.

— Нет, товарищ главком.

«Чандлер» понесся вдоль фронта, растянувшегося на несколько километров. Осмотрев позиции Аргунского полка, командующий поехал обратно. Предстояло пересечь безлесную лощину. Солнце било косыми лучами в ветровое стекло машины. Саша, потеряв ориентир, незаметно свернул в сторону и, приблизившись к противнику, помчался вдоль семеновских рядов. Белые, не понимая, в чем дело, с любопытством рассматривали несущуюся машину. Лазо, вглядевшись в незнакомых людей, увидел на плечах у них погоны. «Вот и попали тигру в пасть», — подумал он, но не растерялся и спокойно спросил у шофера:

— Куда ты меня завез? Не видишь, что ли, семеновцев? Поворачивай к своим!

Саша резко повернул голову в сторону и только сейчас, увидев золотопогонников, понял, что командующему грозит смертельная опасность, но спокойствие Лазо передавалось ему: он круто развернул машину и дал полный газ. В воздухе засвистели пули.

— Проснулись, — с усмешкой заметил Лазо.

Саша, крепко сжимая баранку, гнал машину.

— Спрячь голову, товарищ главком! — повелительно крикнул он, обернувшись.

Если бы Лазо мог взглянуть в эту минуту на Сашу, то не узнал бы его — глаза в ужасе застыли на бледном лице. Только когда стихло жужжание пуль, Саша почувствовал, как сильно напряжены его руки и ноги. Он не сомневался, что по приезде в штаб командующий отстранит его от работы, а то и под суд отдаст. И вдруг над его ухом раздалась неторопливая речь Лазо:

— Видишь, там какой-то человек бредет… Вроде как раненый. Гони к нему!

Безуглов услышал рокот мотора. «Живьем я все равно не дамся, — решил он, — как же будут без меня Маша с Мишуткой?» Степан остановился и с трудом вскинул винтовку, но ослабевшие руки выпустили ее. Он нагнулся, чтобы поднять ее, но, обессиленный, сам упал и уже не слышал, как подле него остановился «чандлер».

Лазо выскочил из машины и наклонился над казаком.

— Да ведь это Степан! — взволнованно произнес он. — Как он здесь очутился?

Командующий поднял Безуглова и перенес в машину. Теперь все его мысли были заняты одним — спасти во что бы то ни стало жизнь казаку.

Ночью в вагон прибыли командиры полков и отрядов. Лазо изложил им план наступления.

— Выйдет у вас? — спросил он. — Не увлечетесь, как Канский полк?

— Голову на плечах надо иметь, — пробасил Балябин.

— Голова головой, а действия наши надо все же координировать, — вмешался Кларк.

— Что ты предлагаешь? — спросил Лазо, насупив брови.

— Балябина назначить твоим помощником, он-то и будет координировать эти действия, а командиром Аргунского полка — Метелицу.

Брови у Лазо сразу поднялись:

— Дельное предложение! Ну как, Балябин, согласен?

— Я солдат революции, прикажут командовать ротой — буду ротой командовать, взводом — приму взвод.

Последнее Балябин сказал, как показалось командирам, ради красного словца.

Вспомнили — на прошлой неделе Лазо отчитывал его за чрезмерное увлечение спиртным, укорял, стыдил. Балябин не выдержал и взмолился: «Ударь, но не стыди больше». А Лазо ему в ответ: «Ты ведь человек с образованием, еще до революции занимался агитацией, коммунист. Как же казакам с тебя пример брать?» — «Ну, не буду, Сергей Георгиевич, пить. Раз слово дал, значит, не буду».

Лазо в ответ на заявление Балябина прямо сказал:

— Рисуешься.

— Я правду говорю, — пробасил Балябин, — хочешь — верь, хочешь — нет, но с прошлой недели слово мое нерушимо. Что прикажешь, то буду делать.

— Тогда хвалю, — сказал командующий и тут же заметил в стороне командира Канского полка с забинтованной головой. Невольно вспомнив Безуглова, Лазо с иронией в голосе спросил:

— Вас сильно ранило?

— Не так чтобы очень, — смущенно ответил командир.

— В наступлении или при отступлении?

Командиры улыбнулись, а Журавлев и Атавин громко рассмеялись.

— Когда отходил на Ага.

— Кто прикрывал отход?

— Я с одной ротой.

— И до самого Могойтуя?

— Почти.

Лазо резко встал. Все ожидали, что он обрушится на командира. Так оно и вышло. Голос его строго зазвучал с первых же слов:

— Я много раз предупреждал вас всех: докладывать только правду, иначе мне трудно принимать решения. То же самое вы должны требовать от ваших младших командиров. А на деле что получается? — Сверлящим взглядом он посмотрел на командира Канского полка. — Не вы прикрывали отход своих бойцов, а десять казаков из особой сотни, которой командует даурец Степан Безуглов.

Все переглянулись, покосившись на командира Канского полка.

— Прикрывал я, — упрямствовал тот, — а уж потом казаки прискакали на помощь.

— Снимите бинт! — неожиданно приказал Лазо. Командир неподвижно сидел, сложа руки на столе.

Тогда Балябин подошел к нему и молча, но со злостью сорвал с головы кубанку и повязку.

— Покажи командующему, куда ты ранен, — ероша ему волосы, громовым басом зарычал Балябин.

Командира полка уличил сам командующий, и от стыда у него язык отнялся.

— Позволь мне, Сергей Георгиевич, поговорить с ним наедине, — попросил не без лукавства Балябин. — Поговорю по-хорошему, но только скажи нам, пожалуйста, что стало с казаками Безуглова и откуда ты дознался, что эта птица, — при этом он ткнул пальцем в плечо командира Канского полка так, что тот зашатался, — не раненая?

— Я случайно нашел Степана. Он сейчас в лазарете.

Рябов, узнав о тяжелом ранении Безуглова, поспешил в лазарет.

— Браток мой здесь лежит, — сказал он вкрадчивым голосом сестре. — Мне бы с ним повидаться.

— Начальство не позволяет, — ответила она скороговоркой и собралась уйти, но Рябов удержал ее за полу халата.

— Постой, голубушка!

— Не озорничай! — строго сказала сестра. — Пусти! — и ударила Рябова по руке.

— Эх ты, тюря, — пожурил ее Рябов. — Я с тобой по-хорошему, а ты — драться.

— Нечего по лазарету шататься.

— Разве я шатаюсь? — сказал Рябов строго и перешел на начальствующий тон: — Сестра, я помощник главкома Лазо!

— Ищи дурочек в другом месте.

Рябов растерялся, но решил не отступать.

— Вот мой мандат! — тыкал он ей в нос какую-то бумажку. — А за невыполнение приказания сегодня же уволю.

Сестра сразу притихла. Поправив марлевую косынку на голове, она с боязливым любопытством посмотрела на Рябова и доверчиво ответила:

— Так бы сразу и сказал, а то тут всякие шатаются… Пожалуйте за мной!

Лазарет был размещен в школе. Без занавесок комнаты казались неуютными. Ученические парты были сдвинуты в углы коридора и поставлены штабелями почти до потолка.