Народные гуляния, наконец, закончились. Жизнь горожан постепенно входила в привычное размеренное русло. За праздничными столами, народ не заметил, как люди черниговского князя грабили монастыри и церкви, поддержавшие прежнего князя. Михаил Всеволодович отдавший приказ на разграбление все же вынужден был считаться с киевским вече, потому грабили по-умному, не нарушая принятых правил. Религиозность киевлян обладала удивительной специфичностью. Впрочем, некоторые из игуменов обезопасили себя, преподнеся богатые подарки истинному правителю Киева - князю Черниговскому.

   -- Все исполнили в точности, -- шепнул на ухо пьяному князю Варфоломей Кормиличич.

   -- Сколько? -- поинтересовался князь абсолютно трезвым голосом.

   -- Семь тысяч гривен серебра и почти три сотни гривен золота.

   -- Не густо, -- поморщился князь.

   -- Остального добра еще на добрых десять тысяч будет, -- дополнительно сообщил боярин. Может и более.

   -- Хорошо, -- шепнул ему князь. -- Приготовь триста гривен для архиепископа Белгорода, да золота с полсотни положи.

   -- А не лишка? -- прошептал боярин.

   -- Делай как велю, -- прошипел князь, ласково улыбаясь гостям.

   После пира, Черниговский князь отправил припозднившихся гостей по домам, велев холопам развести их на телегах, а сам отправился на митрополичий двор, где под охраной тридцати слуг из молодшей дружины сидел в заточении киевский князь.

   -- Откажись от княжения, -- уговаривал его Михаил, -- и миром отпущу.

   -- Так и отпустишь? -- недоверчиво спросил Владимир Рюрикович.

   -- Богородица видит, не хочу тебе зла, -- продолжал увещать черниговский князь. -- Окупа с тебя возьму, по справедливости. Двадцати тысяч гривен думаю хватит.

   -- Побойся бога, -- воскликнул теперь уже бывший великий киевский князь. -- Откуда у меня столько?

   -- Найдешь, -- равнодушно пожал плечами Михаил.

   -- А если откажусь? --

   -- А коли откажешься...

   -- Очи вынешь? -- нервно перебил Михаила Владимир Рюрикович.

   Черниговский князь не ответил. Долго вдумчиво смотрел в напряженное лицо Владимира Рюриковича. Бывший киевский князь заметно нервничал: играли желваки на скулах, тонкие холеные пальцы, унизанные перстнями, нервно теребили четки. Михаил выдержал паузу, наслаждаясь беспомощностью князя.

   -- В порубе сгною заживо, -- наконец, молвил он грозно.

   -- Сын отомстит за меня, -- сверкнув очами, ответил Владимир Рюрикович.

   -- Сыновец твой в полон попал к половцам. -- усмехнулся князь Михаил. -- В моей власти отнять его и бросить в поруб. Все веселее тебе гнить будет.

   -- Сына не трожь! -- закричал Владимир Рюрикович.

   -- Подпиши ряд и признай мое старшинство, -- потребовал Михаил.

   -- Побойся бога! -- чуть не плача воскликнул Владимир Рюрикович.

   -- О боге тебе надо мыслить, -- усмехнулся Михаил, уходя.

   Василь, целый день гулявший по Киеву, вернулся поздним вечером и рассказал уморительную историю.

   Князь велел, отвезти игумена в монастырь. Но возничий, простецкого вида конопатый паренек не знал, кого везёт.

   -- К тому же был он с великого похмелья, -- сквозь смех рассказывал Василь. -- И преподобный игумен как на грех одет крайне скромно.

   -- Ну и что тут смешного? -- шмыгнув носом спросил Местятка.

   -- Так я и говорю, -- продолжал Василь. -- Холоп-то в церкви редко бывает, на исповедь не ходит, оттого и не признал преподобного.

   -- Удивил, -- хмыкнул Местятка.

   -- Ну и что дальше? -- спросил Сашка.

   -- Холоп принял игумена за бедного инока! -- рассмеялся Василь.

   -- Эка невидаль, -- подал голос, лежащий на лавке Мирослав.  -- В Киеве, почитай, каждый второй в церковь не ходит.

   -- Неужто так? -- с сомнением произнес Костяжко.

   -- А в Чернигове иначе? -- вопросом на вопрос ответил старый воевода.

   -- Ну... -- парень слегка замялся, не найдя, что ответить.

   -- Так вот, -- вновь заговорил Василь. -- Холоп заставил преподобного самового управлять лошадью, а сам лёг на телегу и проспал всю дорогу.

   В ответ раздался настоящий взрыв гомерического хохота. Смеялись все, даже Мирослав, отличавшийся крайней набожностью.

   -- А утром... ха-ха-ха...как проснулся, увидал как проезжающие и проходящие мимо бояре и знатные люди кланяются игумену, -- размахивая рукой, сквозь смех, с большим трудом сказал Василь.

   -- Ха-ха-ха, -- весело хохотал Местятка, от удовольствия подрыгивая длинными ногами.

   Товары свои Сашка продал с выгодой благодаря помощи Климяты - весьма ушлого ключника Мирослава. По совету старого боярина трофейные кольчуги пошли на продажу или в переделку. В отличии от собственно брони, то есть кольчуги, брони дощатые казались наилучшей защитой. Вогнутые пластинки, нашитые на кожу, отлично держали удар стрелы или кинжала, так как заходя друг на друга имели двойную толщину.

   Удивительно, но приличной брони ни новой, ни бывшей в употреблении на торгу не сыскать, и это после разгрома киевской и галицкой дружин. Хорошая броня - вообще большая редкость. Хотя надо признать - дощатые брони вытесняют кольчуги, и производство броней уже поставлено на поток.

   Булгарские купцы активно скупают оружие и доспех, и спрос на предметы вооружения поднял цены на них.

   -- Есть у меня одна бронь готовая, -- нехотя признался мастер-бронник, когда все предложенные изделия покупатели забраковали. -- Для боярина ладил, да видно сгинул он в сече. Упокой господь его грешную душу.

   -- Покажи, -- сразу потребовал Сашка.

   -- Серебра-то у тебя хватит ли? -- с насмешкой произнес мастер, оценивающе оглядывая покупателя.

   -- А ты сколько за нее хочешь? -- забеспокоился Шемяка.

   Мастер назвал цену. Местятка аж присвистнул, услышав сумму. Дорого до неприличия. Но жизнь дороже.

   -- Показывай, -- решительно потребовал Сашка.

   -- Броня дощатая, -- весомо сказал мастер, положив сверток на стол. -- Две доски: нагрудная и на спину доска. Пластины все выпуклые. Одна к одной. Железо самое лучшее, что можно найти в Киеве. Бронь блестит яко лед, -- с любовью нахваливал товар мастер.

   -- Ух ты! -- восхищенно воскликнул Местятка.

   Нагрудная доска являла собой настоящий шедевр - пластины высеребрены и все вместе являли изображение Михаила Архангела.

   -- Сцепляются тесемками доски. Надень, вроде бы и подгонять не придется, -- предложил мастер.

   Сашка облачился в бронь, пришедшуюся ему впору.

   -- Хорошая бронь, -- с нежностью поглаживая пластины похвалил свою работу мастер, и не удержался от выпада. -- И удобно скидывать такую, когда убегать от ворога станешь...

   -- Но, но... -- отреагировал Сашка.

   -- Ты не обижайся, -- миролюбиво сказал мастер. -- Оно всяко бывает. Тесемки разрежешь и мигом скинешь.

   -- Да понял я, понял. -- кивнул Шемяка. -- Беру.

   -- Может шелом посмотришь? -- с надеждой в голосе спросил мастер, когда получил свое серебро.

   Сашка молча кивнул. Бронник ушел в дом и вернулся обратно с новым свертком в руках. Крутобокое боевое наголовье полностью закрывало лицо и голову. Подкладка двойная: кожа и ткань. Причем, ткань не дешёвая. И вообще отделка дорогая: корпус оббит серебряным листом, и украшен позолоченными серебряными накладками: на челе красуется все тот же Михаил Архангел, а на самой вершине образы Спаса и святого Георгия.

   -- Сын украшал сей шелом, -- с гордостью произнес мастер, передавая Сашке наголовье.

   У Сашки глаза загорелись. Шелом Мстислава Глебовича доставшийся ему в качестве трофея ни шел с ним ни в какое сравнение. Этот - настоящее произведение искусства. Ему самое место в витрине музейной экспозиции Эрмитажа, а не на бесшабашной голове сорвиголовы, каким ощущал себя Шемяка.