Жизнь прошла под красным флагом.
Где ты, жизнь моя, ау!..
Эхо мечется зигзагом:
Не поймёт, кого зову.
Я картавому портрету
Поклонялся — не юлил.
И летела жизнь по ветру…
Ветер, кто тобой рулил?
Ослеплял азарт полёта,
Флаг трубил над головой.
Где ты, жизнь? Кругом — болото.
Видно, ветер был кривой.
Не безбожья ли отрава
Так запутала твой след?
Эхо — слева, эхо — справа.
Эхо есть… Ответа нет.
Ни досады, ни обиды на реакцию Ю. Кузнецова во мне не было и нет до сих пор. Возможно, это была ревность за то, что какой-то Гусаров покусился на тему, которую принялся осваивать сам мэтр Кузнецов. Как бы то ни было, мы, Гусаров и Кузнецов, оказались Божьим промыслом повязаны творческими узами. Узы эти были подкреплены в дальнейшем опять-таки именем Святейшего Патриарха. Первое издание книги «Аминь» состоялось в 2005 году, а в 2007 году вышло второе (дополненное) издание, причём повторное издание вышло по благословению Патриарха, который также благословил чуть позже издание и двух моих детских книжек — «Колоколики» и «Праздничные загадалки».
После похорон Ю. Кузнецова я написал в память о нём стихотворение «Панихидное», которое предложил в журнал «Наш современник». В журнале его печатать не стали — без всяких объяснений. Возможно, редактор зачислил Юрия Поликарповича в штат журнала навечно, и, свято храня память о нём, «этого автора» допускать на страницы журнала не захотел. Простите, Станислав Юрьевич, если я ошибся. Тем не менее, позволю себе сейчас донести свои прощальные строки до своего сокурсника-семинариста Юрия Поликарповича Кузнецова, поэта, блистательно завершившего поэтический 20-й век и сумевшего заглянуть в век 21-й, но так и не сумевшего услышать раскрывающегося Неба.
Панихидное
1
Божьей милостью поэту
Слово — жизнь,
А жизнь как брод.
Послужил ты белу свету
И отправился на тот.
Гроб великий
В Малом зале
Ширью — в небо,
Болью — в Русь…
Никого сюда не звали,
Сам пришёл,
Стою — молюсь.
Слово — Бог,
И, слава Богу,
Что прощальных слов в обрез,
Что в последнюю дорогу
Ты уходишь без помпез.
Ни соплей, ни слёз фальшивых,
Ни развесистых речей.
Только горечь скорби в жилах.
Ты теперь уже ничей.
Слева — дочь,
Вдовица справа —
Суть земных твоих следов.
И твоя отныне слава —
Память их
И крест Христов.
2
Как пел, так и жил ты — упрямо.
А умер ли? — это вопрос.
Под своды воскресшего храма
Ты Господу душу принёс.
Два Ангела светлых крылато
Её к алтарю вознесли,
Где раб Александр когда-то
Венчался рабе Натали.
Но ты в этот храм не венчаться —
Рыдать покаянно пришёл.
И вместе с тобой домочадцы
С мольбами глядят на Престол.
И, скорбным смирением слиты,
Невнятно, порой невпопад,
Под глас панихидной молитвы
Кресты неумело творят.
Молитве внимая, послушай
Прозревшие помыслы их.
Не в них ли
Твой главный, твой лучший,
Тобой не начертанный стих?
Ты знаешь, о чём я тоскую,
Ты знаешь — что мне по плечу.
Но в гору твою Золотую
Карабкаться я не хочу.
Сомкнётся могильная яма,
С горы Золотой ты сойдёшь.
И мир, что за стенами храма,
Покроет безбожная ложь.
Но ведаешь ты, что над ложью
Я с верой святой прорасту
И словом заветным продолжу
Твой путь,
Что ведёт ко Христу.
Прости, Юрий Поликарпович, если ненароком сказал в твой адрес что-либо обидное. А в заключение хочу поблагодарить Господа за то, что даровал земле нашей такого пронзительного поэта, за то, что в последний путь уходил он из дома Твоего, из храма. Благодарю Тебя, Господи, за то, что оставил для всех нас великое Твое творение — Единую Апостольскую Святую Церковь, которая несёт людям благодатный свет и радость неизреченных праздников — Рождества, Крещения и Пасхи, когда все человеки замирают в напряжённом ожидании Благодатного огня — сойдёт или не сойдёт? Слава Богу за всё!
<b>Михаил Иванович Гусаров</b> родился в 1941 году в Рязанской области. Настоящая его фамилия Формальнов. Во второй половине 60-х годов он учился в Литературном институте: начинал в семинаре Сергея Наровчатова, а закончил уже семинар Егора Исаева. Впоследствии Гусаров работал в аппарате Союза писателей. В последние годы жизни он писал православные стихи. Умер Гусаров в 2013 году.
Вячеслав Огрызко. После Кубани: московский рывок
Я пока не знаю, когда и при каких обстоятельствах у Юрия Кузнецова возникла идея подать документы в Литературный институт. Достоверно известно только, что после демобилизации он в августе 1964 года устроился инспектором в детскую комнату при Тихорецком горотделе милиции. Но, судя по всему, новая работа какого-либо удовлетворения ему не приносила, а может, даже и тяготила его.
Значит ли это, что Кузнецов уже тогда хотел своё будущее связать с поэзией? Не знаю…
Тихорецк точно никаких перспектив ему не сулил. Какая-либо творческая среда в 1964–1965 годах в этом тихом кубанском городке отсутствовала. Формировать литературные вкусы там было просто некому. Допускаю, что в Тихорецке о Литинституте тогда никто попросту даже не слышал.
Другое дело — Краснодар. Там остались приятели Кузнецова по пединституту Валерий Горский и Вадим Неподоба. Они во многом продолжали жить литературой, уже были вхожи в местную писательскую организацию и всерьёз рассчитывали на скорый выход своих первых книжек. Наверняка приятели не раз зазывали к себе в Краснодар и тихорецкого отшельника. И я допускаю, что на дружеских посиделках у ребят периодически возникал вопрос: как быть дальше. Возможно, тогда-то у кого-то впервые и мелькнула мысль о Литинституте. Особенно если учесть, что руководитель краснодарской писательской организации Виталий Бакалдин в ту пору вовсю «толкал» в Москву своего протеже — восемнадцатилетнего каменщика Владимира Демичева, у которого вместо стихов был один сумбур.
