— Видел! Но не здесь! — Одноглазый тряхнул головой, сглотнул, прошипел какое-то ругательство и, снова указав на меня пер… пальцем, для дураков, объявил:
— Я пришел за обещанным! Ты ПОСМОТРЕЛ?
Тихонько застонав, я откинулся на лежанку и закрыл глаза…
О, Марица пришла — воды принесла.
Не-а, ничего не рассказывал. Про искусство говорили. Тебя с вечным сравнивал. Давай скорее садись, дорогая.
Да дураки, вот и ржут. Не обращай внимания.
Помнишь, любовь моя, тот день нашего первого Танца. Как нам было хорошо, как нам…
Все, все, об этом больше не слова. Я просто говорю, что мне было так хорошо, так хорошо, и вот лежу я — о тебе вспоминаю и тут приперся Одноглазый.
Вы меня понимаете, да?
Не обращай внимания, дорогая, это я так о своем.
— А ну вставай, лежебока! Я пришел за обещанным, — Одноглазый ввалился в мою нору.
— А, привет, невоспитанный мой, — быстро сориентировался я. — Ну что ж, как я и предполагал, ничего. Пусто. Кто-то, конечно, был. Может быть даже шпион людей Травы, но не крыса, нет не крыса. А я из-за твоей упертости теперь, видишь, встать не могу, — слабым голосом соврал я.
Стены моей норы окрасились в багровые цвета. Усы Одноглазого страшно зашевелились. Буки в страхе попрятались по углам и желтый дым повалил из ушей учителя. Его ярость была неподдельной.
— Я ВИДЕЛ МАРИЦУ ВЫХОДЯЩЕЙ ОТ ТЕБЯ И ГОВОРИЛ С НЕЙ! — проорал он мне в ухо.
— Когда ты умрешь, из тебя выйдет неплохой демон, — попытался успокоить его я.
В ответ Одноглазый поднял страшно скрюченные руки над головой, воздух между ними сгустился, и ярко фиолетовые слезы поползли из глазниц его по плечам, по рукам к разгоравшимся алым когтям. Тело его невообразимым образом выгнулось назад и выпяченный живот засверкал сквозь доспехи серебром. Одноглазый резко выпрямился, малиновая молния сорвалась с его ладоней и прошибла меня до самой задницы!
Ну ладно-ладно, пошутил маленько. Какая, мать её, молния! Но согласитесь — забавно, да? Одноглазый — злой колдун! На самом деле он просто с легкостью схватил меня за грудки и начал бешено трясти.
— Если ты, <пип>, не посмотришь, <пип, пип>, сейчас же, <пип>, то я <пип, пип, пип>…
Вот так! Упав обратно на лежанку, я нашел в себе силы с уважением посмотреть на Одноглазого и, продолжая стучать зубами, спросил:
— Почему ты не учил меня таким дивным словам, о Учитель?
— Сейчас я сажусь напротив и внимательно слежу. Если мне только покажется, что ты не смотришь, я… я…, клянусь мамой, что-нибудь сделаю с тобой! — как-то очень нехорошо сказал Одноглазый.
Я лег на спину и закрыл глаза. Неслыш бы сожрал мной самим же открытый во мне дар. Во влип, так влип. Как он это сказал? “Клянусь мамой”. Страшная клятва. Сказал — сделает.
Окружающий мир сделался серым, сумеречным, краски поблекли. Тяжелые зеленые нити зашевелились в воздухе, будто толстые черви. Я дотронулся до одной из них и Мировой Дракон, шурша радужной чешуёй, обернулся вокруг меня. Полыхнув золотыми глазами, он отдал мне Чашу Могущества, которую хранил испокон веков. Я знаю, уверен наверняка, что он ненавидит меня. Будь его воля, он сожрал бы Великого Скока, но… Создавший Мир выбрал человека, а не его. С наслаждением втянув в себя дрожащий от напряжения воздух, я задержал дыхание, потёр Чашу и опустил лицо в кипящую силу Власти над Миром…
Свой, мать его, дар, одни неприятности от него, я открыл случайно. С детства мне, видите ли, хотелось поймать момент начала сна. Как и многие из вас, наверное, ждал, ждал бывало и…
Но вот, однажды — открытия всегда происходят вдруг — опытная Лень напала на меня. Напала коварно, в середине дня. Только я сытно поел, много попил, и куда-то там хотел пойти, как она и говорит: ”Не ходи, полежи”. Томно так, очаровывающе, волшебно говорит. Ну что я вам объясняю, вы сами знаете. Ну, послушался ее. Лег. Лежу, глаза закрыл, а сон не идет. Вот, думаю, зараза, обманула таки. От нечего делать стал разглядывать черно-серые, постоянно меняющиеся перед глазами пятна. Дай, думаю, поймаю начало сна. Ну и стал сосредоточенно пялиться на возникающие под веками картинки.
Вы все много раз слышали, как наш Копающийся в Мозгах, Рожа утверждал, что если рассматривать грязные пятна на стенах или пачкотню Малявки и говорить Роже, что ты там видишь, то он, Рожа, скажет тебе, кто ты есть на самом деле. Брехня. Если я всегда вижу только пигалиц, то я что, пигалица, что ли?
Ну вот, лежу я, рассматриваю прыгающие перед глазами пятна, наслаждаюсь. Вот танцующая пигалица, вот зовущая, вот часть от пигалицы, вот серые облака вместо пигалиц заклубились, вот между облаками светло-серый просвет появился, а за ним местность какая-то незнакомая, постоянно меняющаяся, уцепиться взглядом не за что.
А картинка-то все больше, четче, ярче и стабильней становится. Мне интересно стало. И вдруг головная боль как даст по мозгам! Чего это, думаю, голове-то болеть? Она болит-то только от простуды, или если по ней ударить. Так я-то здоров и голова цела. Цела-то цела, но чувствую, что сейчас лопнет. И тут я гениально догадался, что кто-то хочет выйти из меня, но череп не пускает. Жесткий очень. Тогда я и говорю Ему: ”Иди через глаза”. Ну Он и вышел, и зрение мое забрал. Я испугался жутко. Сам лежу, не встать. Глаза не открыть. Но и с закрытыми ведь вижу все. Только без красок, в черно-сером свете. Причём вижу нору как бы стоя, даже чуть вися над собой, и так еле-еле покачиваясь. “Эгей, говорю, не балуй, возвращайся”. А Он и отвечает: ”Не бойся, Скок, погуляю и вернусь, мне без тебя не жить. Ведь я — это ты. Куда сгонять, что посмотреть? — спрашивает, — Мне-то все равно, а тебе, может, что надо?” — “Посмотри, — говорю, — как там моя Кнопка. Потом расскажу ей, вот смеху то будет” — “Веди,” — отвечает.
Это поначалу я с Ним разговаривал, а потом, когда пообвыкся и понял, что и в самом деле Он это Я, то стал сам выходить из тела и бродить. Но пробуждение после таких вылазок настолько ужасно, что пользуюсь я даром своим крайне редко, при чрезвычайной необходимости. А про зеленые нити, Мирового Дракона и Чашу я вам наврал. Вы уж не обижайтесь, пожалуйста.
Увиденное мной в тот первый раз у Кнопки мне так не понравилось, что вернувшись в тело я вскочил и хотел тут же побежать к ней и надавать им обоим по мордам, но приступ дикой головной боли бросил меня обратно на лежанку и остудил мой пыл. Через некоторое время мне стало стыдно от того, что я настолько поверил своему сну, что хотел бежать сломя голову к своей возлюбленной и устраивать там сцены ревности. “Приснится же такое,” — как и положено в таких случаях, пробормотал я и поплелся на поиски Одноглазого. А тем же вечером меня встретила Кнопка и сказала, что нашла свою настоящую любовь и ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля.
Так вот и был открыт мой Дар, а я стремительно продвинулся по иерархической лестнице, выполнив несколько деликатных внешнеполитических поручений Старика.
Вот и теперь, настроившись на определенное состояние, я с легкостью выпустил себя через глаза и поднялся на самый верхний уровень Долины. “Крысы, только крысы” — точная настройка очень важна, когда ищешь то, сам не знаешь что. И вот здесь главное не помешать самому себе, надо довериться самым незначительным течениям и дуновениям сам не знаю чего, но того, что точно есть. Нужно все время думать ”крысы, крысы, крысы”, и тогда тебя притащит к ним. Но не дайте боги изменить формулировку на “А нет ли крыс там то и там то”. Вот там — то и там-то мгновенно и окажешься, а в таких сумерках, просто прошаривая местность от туда до сюда, ничего не найдешь.
Много-много маленьких черных фигурок сновало по Сладкому Плоскогорью в районе светлее Большого Туннеля, но темнее Сладкой воронки. Вблизи Водяной Горы их не наблюдалось совсем. Обнаружив тварей, я стремительно понесся в их сторону, собираясь с близкого расстояния изучить врага. Но увиденное испугало меня настолько, что душа моя чуть было не ушла в пятки, и я лишь громадным усилием воли сумел прервать ее позорное бегство в спасительное уютное тело.
