Муха Смертный стон разбудил тишину — Это муха задела струну, Если верить досужему слуху. — Все не то, — говорю, — и не так. — И поймал в молодецкий кулак Со двора залетевшую муху. — Отпусти, — зазвенела она, — Я летала во все времена, Я всегда что-нибудь задевала. Я у дремлющей Парки в руках Нить твою задевала впотьмах, И она смертный стон издавала. Я барахталась в Млечном Пути, Зависала в окольной сети, Я сновала по нимбу святого, Я по спящей царевне ползла И из раны славянской пила… — Повтори, — говорю, — это слово! — Отпусти, — повторила она, — Кровь отца твоего солона, Но пьяней твоей бешеной славы. Я пивала во все времена, Залетала во все племена И знавала столы и канавы. Я сражалась с оконным стеклом, Ты сражался с невидимым злом, Что стоит между миром и богом… — Улетай, — говорю, — коли так. — И разжал молодецкий кулак… — Ты поведала слишком о многом. 1979 Фонарь Где мудрец, что искал человека С фонарем среди белого дня? Я дитя ненадежного века, И фонарь озаряет меня, Полый шар распыленного света Поднимает в лесу и степи. Не дает никакого ответа, Но дорогу сулит по цепи. Вкруг него порошит и круглится Туча птиц и ночной мелюзги. Метеорным потоком роится, А за роем не видно ни зги. Заливайтесь, античные хоры! На смолу разменялся янтарь. Я прошел за кудыкины горы И увидел последний фонарь. И услышал я голос привета, Что напомнил ни свет ни зарю: — Сомневаюсь во всем, кроме света! Кто пришел к моему фонарю? — Человек! — я ответил из ночи. — Человек? Заходи, коли так! — Я увидел горящие очи, Что глядели из света во мрак. Не тужи, моя жизнь удалая, Коли влипла, как муха в янтарь! Поддержи меня, сила былая!.. И вошел я в горящий фонарь. Я увидел прозрачные мощи, Волоса или мысли оплечь. Я вперился в безумные очи, Я расслышал бессвязную речь. Не увидеть такого от века, Не распутать такого вовек: Он искал днем с огнем человека, Но в огне должен быть человек! Поддержи меня, сила былая! Я фонарь проломил изнутри. И народные хоры, рыдая, Заливались до самой зари: «За приход ты заплатишь судьбою, За уход ты заплатишь душой…» И земной и небесной ценою Я за все расплатился с лихвой. Сомневаюсь во всем, кроме света, Кроме света, не вижу ни зги. Но тягчит мое сердце поэта Туча лжи и земной мелюзги. 1979 Стихия
Я видел рожденье циклона На узкой антильской гряде. Темнело небесное лоно, Морщины ползли по воде. На ощупь свежела чужбина. Я видел: за несколько дней Уже поднималась щетина У сбившихся в кучу свиней. В щетину входила щетина, И кровь выступала на ней. Все кровное в мире — едино. Вжимались друг в друга тесней. Циклон, оглушая долину, Потом налетел и на них, Передних вогнал в середину, А ту проломил в остальных. Но сам по себе остывает Порыв не от мира сего. И тяга земли отпускает Небесный избыток его… Не так ли явленье поэта Не знает своих берегов, Идет во все стороны света, Тревожа друзей и врагов? Щетину находит щетина, И сердце о сердце стучит. Все розное в мире — едино, Но только стихия творит. Ее изначальная сила Пришла не от мира сего; Поэта, как бездну, раскрыла И вечною болью пронзила Свободное слово его. 1979 Брат В дырявой рубашке родился он И гаркнул на мать свою: — Почто прервала мой могучий сон, Ведь я побеждал в бою?! — За что ты сражался? — спросила мать. — За правду, — ответил он. — А с кем ты сражался? — спросила мать. — Со всеми, — ответил он. — А где твоя правда? — спросила мать. — Во мгле, — прогремел ответ. — Я в лоно твое ухожу опять — Оттуда мне брезжит свет. Обратно ушел, чтоб продолжить бой, Сквозь лоно прошел незрим, Откуда выходит весь род людской, Но он разминулся с ним… Когда я увидел, что я рожден, Я крикнул на мать свою: — Почто прервала мой глубокий сон, Ведь я побеждал в бою?! — За что ты сражался? — спросила мать. — За правду, — ответил я. — А с кем ты сражался? — спросила мать. — С братом, — ответил я. — А где твоя правда? — Ее не видать Отсель, — мой ответ гласил. — Но если я буду с тобой болтать, Мой враг наберется сил. Я в недра твои ухожу свистя, Как сорок веков назад. — Останься, надежда моя! Дитя!.. — Я жду! — отозвался брат. 1979 |
