Баллада об ушедшем Среди стен бесконечной страны Заблудились четыре стены. А среди четырех заблудился Тот, который ушедшим родился. Он лежал и глядел на обои, Вспоминая лицо дорогое. И потеки минувших дождей На стене превратились в людей. Человек в человеке толпится, За стеною стена шевелится. — Дорогое лицо, отпусти! Дай познать роковые пути. Невозможные стены и дали Не такой головой пробивали… — Так сказал и во тьме растворился Тот, который ушедшим родился. Он пошел по глухим пропастям, Только стены бегут по пятам, Только ветер свистит сумасшедший: — Не споткнись о песчинку, ушедший! 1973 Чужая страсть
Зеленая птица свистит за окном, Ты крошишь ей хлеб на блюде. Зеленая птица хлеба не ест, А рвет твои белые груди. И долго ты ловишь пропавший свист Своим онемелым телом. И зеленеет твое кольцо На безымянном белом. 1973 Склон — Вершина духа знает склон! — Так говорил мне снежный ком И отягченный сединой Поэт, идущий из пивной. — Ты на пути не становись, Когда душа катится вниз. 1973 «Только выйду на берег крутой…» Только выйду на берег крутой, А навстречу волна перегара. Это Горский, мой друг золотой, Потускневшая тень Краснодара. Он рубаху рванет на груди, Выставляя костлявые мощи: — Все, мой друг, позади, позади: И душа, и опавшие рощи. На закате грусти не грусти — Ни княжны, ни коня вороного. И свистит не синица в горсти, А дыра от гвоздя мирового. — Уж такой мы народ, — говорю, — Что свистят наши крестные муки… Эй, бутылку и дверь на каюк Да поставить небесные звуки! Жизнь прошла, а до нас не дошла, А быть может, она только снится. Наше море сгорело дотла, Но летает все та же синица… 1973 «Ты чужие слова повторяла…» Ты чужие слова повторяла, И носила чужое кольцо, И чужими огнями мигала, И глядела в чужое лицо. Я пришел — и моими глазами Ты на землю посмотришь теперь, И заплачешь моими слезами; И пощады не будет тебе. 1973 «Орлиное перо, упавшее с небес…» Орлиное перо, упавшее с небес, Однажды мне вручил прохожий или бес. — Пиши! — он так сказал и подмигнул хитро. — Да осенит тебя орлиное перо. Отмеченный случайной высотой, Мой дух восстал над общей суетой. Но горный лед мне сердце тяжелит. Душа мятется, а рука парит. 1974 «Ночь уходит. Равнина пуста…» Ночь уходит. Равнина пуста От заветной звезды до куста. Рассекает пустыни и выси Серебристая трещина мысли. В зернах камня, в слоистой слюде Я иду, как пешком по воде. А наружного дерева свод То зеленым, то белым плывет. Как в луче распыленного света, В человеке роится планета. И ему в бесконечной судьбе Путь открыт в никуда и к себе. 1974 «Живу на одной половице…» Живу на одной половице С судьбой без последней страницы, С туманом морским и табачным, С бурьяном степным и чердачным, С краюшкой, которая скачет, С подушкой, которая плачет… Дыра от сучка подо мною Свистит глубиной неземною. 1974 Шорох бумаги Не шелест ночного оврага, Не пение игл на сосне, Во тьме зашуршала бумага — И тьма шевельнулась во мне. Ударил из тьмы поколений Небесный громовый раскат — Мой предок упал на колени… И я тем же страхом объят. 1974 Гимнастерка Солдат оставил тишине Жену и малого ребенка И отличился на войне… Как известила похоронка. Зачем напрасные слова И утешение пустое? Она вдова, она вдова… Отдайте женщине земное! И командиры на войне Такие письма получали: «Хоть что-нибудь верните мне…» И гимнастерку ей прислали. Она вдыхала дым живой, К угрюмым складкам прижималась, Она опять была женой. Как часто это повторялось! Годами снился этот дым, Она дышала этим дымом — И ядовитым, и родным, Уже почти неуловимым. …Хозяйка юная вошла. Пока старуха вспоминала. Углы от пыли обмела И — гимнастерку постирала. 1974 |
