Николаю захотелось немедленно позвонить Ксюше, поделиться с ней своей радостью. Они разговаривали вчера, но ему казалось, это было неделю назад. Он взглянул на часы. Поздно, конечно, но ведь она редко ложится спать раньше часа ночи.
Николай набрал номер мобильного. Раздались долгие гудки. Трубку никто не брал. Значит, все-таки уснула. А жаль. Ей бы приятно было услышать, что у него все хорошо.
Он поколебался и повторил вызов. Опять двадцать пять. Ладно, соня этакая! Николай хотел, было, нажать «отбой», но в это время в аппарате раздался щелчок и чужой голос произнес:
— Да, слушаю.
— Кажется, я не туда попал, — проговорил Николай извиняющимся тоном.
— А вам кого нужно?
— Ксению.
— Кто ее спрашивает? Николай?
— Да. — Он наконец узнал голос Ксюшиной матери.
Так и есть, Ксюшка уснула и не слышит, как он трезвонит.
— Как Ксюша? — спросил Николай. — Ей лучше?
— Какое лучше! — в трубке послышался отчетливый всхлип.
У него неприятно кольнуло сердце.
— Что, все так и продолжается? А лекарство? Не помогло?
— Коля, у нас несчастье. Ксюшенька… она… — В ухо ударил поток рыданий.
Николай вскочил.
— Да что такое стряслось? — У него сдавило виски, словно клещами.
Ведь ничего не может произойти, ничего ужасного. Почему сейчас — когда все складывается так удачно? Почему?
— Вера Аркадьевна, вы слышите меня? — Он, наконец, овладел собой. — Объясните, в чем дело. Ксюша… жива? — Он сам не понял, как выговорил это дикое слово.
Жива! Как она может быть не жива?! Как можно было даже предположить такое?!
— Жи-жива, — запинаясь, произнесла мать.
Слава тебе, Господи. Вязкий ком, торчащий в горле, проскочил вовнутрь. Теперь у Николая появились силы продолжать разговор.
— Вера Аркадьевна, вы должны мне сказать.
— Да, да. Она… Ксюша… поехала в спортзал.
— Как в спортзал? Зачем?
— На тренировку. Сказала, у нее ключи. Ох!
Снова речь прерывается рыданиями. Ну нет, это невыносимо.
— Ключи. Дальше что?
— Дальше… она хотела поднять штангу.
— Боже мой! Она что, рехнулась? Какая штанга? Она же никогда… никогда раньше не прикасалась к ней! — Николай схватился за голову.
Он чувствовал себя преступником. Дернуло же его оставлять Ксюше ключ от тренажерного! Ну кто мог подумать, что она учудит такое. Ему уже было примерно ясно, что произошло.
— Она уронила штангу?
— Да. Прямо на грудь.
Он прикинул, что вес, наверняка, был маленький. Большой вес Ксюша не смогла бы оторвать от пола. И все равно — получить удар в грудь от металлической махины!
— Что с ней? — отрывисто спросил Николай.
— Переломы. Ушиб грудной клетки.
— Она в сознании?
— Нет. Иногда только очнется на несколько минут. И жар у нее.
— Понял. — Николай поискал глазами телефонный аппарат. — Я постараюсь быть в Москве через пару часов. Попробую улететь самолетом.
— Хорошо, — всхлипнула мать.
Он отключил связь. Достал из кармана визитку Реваза, быстро набрал номер.
— Алло, — произнес сонный голос.
— Это я, Николай.
— Дорогой, что не спишь? Скучаешь по своей девушке?
— Я насчет этого и звоню. Только что мне сообщили, что она в больнице.
— Вах! Как в больнице? — Сонливость из голоса Реваза как ветром сдуло. — Что с ней?
— Потом расскажу. Сейчас некогда. Мне нужна твоя помощь.
— Что угодно, дорогой, — растерянно пробормотал Реваз.
— Я должен улететь самолетом. Билет на поезд надо сдать.
— Конечно, как скажешь. Я подъеду через двадцать минут.
…Ровно через час Николай поднимался на борт лайнера Аэрофлота.
Красавица-стюардесса приветливо улыбнулась ему, и, не встретив ответной улыбки, обиженно отвела взгляд. Он отыскал свое кресло, и сел, откинувшись на спинку. В мыслях царили хаос и паника. Только бы у Ксюши позвоночник не пострадал, это главное. Остальное можно вылечить, он наймет лучших докторов, заплатит им, сколько надо. Только бы она не потеряла способность двигаться.
— Граждане пассажиры, наш самолет готовится к взлету. Просим оставаться на местах и пристегнуть ремни… — как из тумана донесся голос бортпроводницы.
Николай вздохнул и защелкнул пряжку. Ксюша, Ксюша! Вот им и расплата за Ольгу. Суровая расплата, пожалуй, они ее не заслужили.
Он вспомнил тот вечер, когда Ксения пришла к нему в тренажерный зал. Почему он раньше не замечал, какая она? Какие у нее глаза, какая кожа — светящаяся, атласная. Какие нежные, розовые пальцы, влажные, горячие губы? Идиот, она любила его с первой минуты их знакомства, а он смотрел только на Ольгу. Ему казалось, они из одного теста, как говорится, одной крови. Ольга, чем-то неуловимо похожая на Наташу, только выше ростом, такая же тихая, неловкая, милая…
Наташа. Наверное, он любил ее тогда, в свои шестнадцать. И она его любила. Не зря отец услал ее с глаз долой. Первая любовь запоминается надолго, иногда на всю жизнь. Невольно потом в каждой женщине ищешь черты той, первой, от которой так сладко замирало сердце, кружилась голова…
А Ксюшка была похожа на Катю. Он боялся ее. Чего боялся? Они совсем разные — хищница-Катерина и Ксюша, нежная, преданная ему Ксюша. «Дюймовочка, девочка, птичка райская. Останься цела, я прошу тебя, так прошу…»
Самолет тихо гудел. В иллюминаторе было темно и пусто. Сосед рядом оглушительно храпел, склонив голову Николаю на плечо.
31
Ксюша пришла в себя лишь на третий день. Ошалевшая, напичканная болеутоляющими лекарствами, с забинтованной грудью, она лежала в постели и таращила красные, воспаленные глаза. Ей мучительно хотелось пить.
— Нельзя, — строго проговорил врач.
— Нельзя, так нельзя, — со вздохом согласилась мать.
— Пусть молодой человек сбегает, купит клюквы. Ей это полезно. И жажда уйдет. — Врач вопросительно взглянул на Николая.
Тот кивнул и поспешно пошел к порогу.
Через полчаса он вернулся с пакетом клюквы. Мать тщательно перемыла ее в раковине, выложила на блюдечко и давала Ксюше по несколько ягодок. От кислого жажда, действительно, уменьшалась, но ненадолго, а потом снова хотелось пить, хотя бы глоточек, хоть полглоточка спасительной, прохладной влаги. Ксюша жалобно стонала, Николай сидел рядом и гладил ее по руке.
— Все пройдет. Вот увидишь, любимая, все будет хорошо. А сейчас постарайся уснуть.
Она послушно смыкала веки, но как только наваливался сон, тотчас с ним вместе появлялась Сонька. Злорадно улыбаясь, она, точно попугай, твердила про свечи и полнолуние. Ксюша пыталась убежать от нее, но та цепко держала ее за плечи и волокла куда-то за собой. Ксюша кричала и просыпалась.
Над ней стояла медсестра со шприцем. Ксюша хотела объяснить, что ей уже не так больно, что кричит она не от физических страданий, а от страха. Но пересохшие губы не слушались, изо рта вылетало лишь тихое шипение или очередной стон…
Потом, неожиданно ей стало легче. Острая боль в сломанных ребрах притупилась, кошмары исчезли. Она смогла, наконец, заговорить. Первыми словами ее были:
— Где Коля?
— Я здесь. — Николай склонился над самым ее лицом. — Тебе лучше?
— Да. — Ксюша выдавила из себя улыбку.
— Вот видишь, я же говорил, — обрадовался он. — Глупенькая моя, как же ты так?
— Не знаю, — виновато прошептала Ксюша. — Хотела… к твоему приезду… хорошо выглядеть.
— Ты и так замечательно выглядишь. Всегда.
— Теперь уже нет. — На ее глаза навернулись слезы.
Николай осторожно вытер их и улыбнулся.
— И теперь тоже. Знаешь, когда я летел в самолете, я понял одну вещь.
— Какую?
— Ты для меня все. Единственная, неповторимая, лучшая на свете. Я люблю тебя.
Она глубоко вздохнула и сморщилась от боли. Он нагнулся и поцеловал ее.
— Постарайся обойтись без эмоций. Тебе сейчас это вредно.
Ксюша кивнула. Помедлила немного, потом проговорила очень тихо.
— Ты видел Ольгу?
