Ксюша, вжавшись в подушки, пожирала глазами злосчастный комод. Все ящики были на месте. Все кроме… Второй снизу ящик слегка выдавался вперед, будто его спешно пытались задвинуть, но не успели, бросили на полпути. Кажется, мать доставала из него носовой платок. Или… нет? Ксюша изо всех сил напрягла память, но вспомнить, как было наверняка, не смогла.

Николай продолжал смотреть на нее пристально и строго. Под его взглядом она обмякла, почувствовала себя жалкой и беспомощной.

— Ксюня, у тебя не в порядке с нервами. — Он встал, взял с тумбочки ее сигареты, чиркнул зажигалкой.

Впервые она видела, что Николай курит. Он ходил по комнате взад-вперед, лицо его было мрачным.

— Придется отказаться от поездки. Тебя нельзя оставлять одну. Нужно лечиться. Раньше это бывало?

Она помотала головой.

— Может, это я виноват? Столько ночей не давал тебе выспаться как следует.

— Колечка, ты ни в чем не виноват. Я… я сама… — Ксюша не выдержала и разрыдалась.

Сейчас, вот сейчас он уйдет. Оденется, хлопнет дверью. И никогда больше не вернется. Зачем ему сумасшедшая истеричка?

— Не плачь, — проговорил Николай мягче, однако к постели не подошел, продолжая мерить комнату шагами. — Не надо. Все пройдет. Я буду с тобой, не оставлю тебя.

— Нет? — Ксюша громко шмыгнула носом.

Он наконец остановился. Швырнул окурок в окно.

— За кого ты меня принимаешь?

«За мужчину», — хотела сказать Ксюша, но промолчала.

Он подсел на край тахты.

— Завтра идем к врачу. С утра. Я не пойду на работу, провожу тебя. Сейчас спи.

— А ты?

— И я постараюсь уснуть. — Он погасил лампу.

Ксюша нащупала в темноте его ладонь, сунула в нее свои пальчики. Он осторожно сжал их. Она лежала и дрожала. Комод больше не хулиганил, стоял смирно. Зато кресло начало выписывать замысловатые пируэты — вертелось на месте, приподнималось на колесиках.

Ксюша молчала, понимая, что взывать к Николаю бесполезно. Да и к кому-то другому тоже. Сонька наказала ее и только ее — дьявольским посланцам нужна она одна. Остальных они не беспокоят.

«Интересно, какова их конечная цель? — мелькнуло у нее в мозгу. — Уничтожить меня? Свести с ума? Превратить в калеку?»

Она зажмурилась, прижалась к Николаю, натянула на голову одеяло. Пока она держится за него, ее не убьют.

Ей снилось все то же. Медленно открывающаяся дверь, за дверью кто-то страшный и невидимый, источающий холод смерти. Она кричала. Прибегала из кухни мать, поила ее какими-то каплями, Николай снова курил и звонил кому-то по сотовому.

Утром они поехали к врачу. Ксюша сидела в неправдоподобно-белом кабинете и отвечала на бесчисленные вопросы сухонькой старушки в огромных роговых очках.

— Сколько вам лет?

— Двадцать шесть.

— Когда вы начали половую жизнь?

— В шестнадцать.

— Живы ли ваши дедушка и бабушка?

И так далее, вплоть до того, какое сейчас время года.

Ксюша смотрела на белые, крашеные стены, и ей казалось, это не краска, а снег. Словно в чертогах Снежной Королевы — все утопает в белизне, холодной, неживой. И сама она неживая, ее сердце превратилось в кусок льда. Оно не может больше любить, оно забыло, что такое нежность и знает лишь одно чувство — страх.

Старуха сняла с носа очки, тщательно протерла их платочком, водрузила на прежнее место и стала что-то писать на разграфленном листе бумаги. Про Ксюшу она начисто позабыла.

«Интересно, что эта старая клуша запоет, если узнает историю с приворотом?» — равнодушно подумала Ксюша.

— Вот что, золотце, — вкрадчиво проговорила врачиха, оторвавшись от записей. — У вас самая обычная истерия. Нужно хорошенько отдохнуть, сменить обстановку, получить свежие впечатления. Не вижу ничего серьезного в вашем состоянии. — Она глянула на Ксюшу поверх очков.

— Но я все время боюсь! — пожаловалась та.

— Чего боитесь?

— Оставаться одной в помещении. Темноты. Всего!

— Так не оставайтесь, — невозмутимо произнесла старушенция. — Будьте все время на людях, ездите в транспорте, ходите по магазинам. Купите себе все, что пожелаете, не жалейте денег. Спите при свете. Я вам выпишу хороший препарат, пейте его утром и вечером. Через неделю все пройдет. — Она откопала в ворохе бумаг, лежащих на столе, рецептурный бланк и стала заполнять его корявым, куриным почерком. Затем шлепнула в угол печать и протянула бумажку Ксюше. — Вот, держите.

— Спасибо. — Та взяла бланк и вышла из кабинета.

Николай сидел в коридоре на диване, уткнувшись в газету. Увидев Ксюшу, вскочил.

— Ну, что, как?

— Вот. — Она отдала ему рецепт.

— Какой диагноз?

— Истерия. — Ксюша облизала пересохшие губы.

Николай пробежал листок глазами, хмыкнул непонимающе и спрятал его в карман рубашки.

— Вот тебе на. С чего это? — Он смотрел на нее с состраданием и недоумением.

— Переутомилась. — Она взяла его под руку.

— Так я и знал. — Николай сокрушенно мотнул головой. — Тебе нужно в отпуск. Куда-нибудь в жаркие страны.

— Необязательно в жаркие. Доктор сказала, можно и здесь отдохнуть. Главное, не оставаться наедине с самой собой. — Ксюша глянула на него глазами, полными безысходного страдания.

Он почувствовал, как им овладевает отчаяние.

— Но ведь это не осуществимо. Днем еще туда-сюда, а вечерами, ночью… Если я все-таки уеду, кто будет с тобой сидеть?

— Мама. Я попрошу ее. Она обязательно согласится, хоть ей от меня на работу ехать полтора часа.

Лицо Николая слегка прояснилось.

— О маме я как-то не подумал. Хотел уже Наташу просить, чтобы приезжала к тебе каждый день в мое отсутствие.

— Не нужно Наташу. Незачем ее посвящать во всю эту ерунду. Я сама справлюсь.

— Сама, так сама. — Он медленно повел ее к дверям.

Они вышли на улицу. Заглянули в аптечный киоск, купили лекарство. Потом зашли в кафе. Пообедали, съели по порции мороженого. Николай посадил Ксюшу в такси и отвез домой, а сам, несмотря на то, что была суббота, отправился в «Посейдон». До его отъезда в Кострому оставалось два дня, начальство поставило условие: отработать в выходные за те дни, когда его не будет.

Ксюша недолго томилась в одиночестве: ровно через час после ухода Николая пришла мать. Они поболтали всласть, потом прогулялись по магазинам, накупили продуктов и вернулись пить чай.

Ксюша приняла таблетку, и ей сразу стало легко и спокойно. Мать рассказывала о своей работе, она слушала ее с интересом и уплетала вкусную ванильную пастилу.

— Слушай, — неожиданно проговорила мать. — Давно хочу спросить — как там Ольга?

— Нормально. — Ксюша едва не поперхнулась, но успела взять себя в руки.

— У нее ведь свадьба на носу. Кто жених?

— Свадьба расстроилась, мам.

— Вот как. — Мать вздохнула сочувственно. — Жаль. Ты бы ее пригласила в гости, ей, поди, грустно одной.

— Я звала, — соврала Ксюша. — У нее какие-то дела.

— И завтра тоже?

— Кажется, и завтра. — Ей хотелось побыстрее закрыть болезненную тему, однако мать все не унималась.

— Расскажи, почему отменили свадьбу, — потребовала она. — Кто в ком разочаровался? Ольга в женихе или он в ней?

— Оба.

— Как так? — Мать посмотрела на нее изумленно.

— Вот так. Не сошлись характерами, — отрезала Ксюша.

— Надо же. Не повезло Оле. Ей вечно не везет. Ладно. — Мать поднялась из-за стола. — Пойду-ка я, постираю. Ты отдыхай, раз тебе велели. Телевизор посмотри — сейчас фильм хороший будет.

— Посмотрю, — согласилась Ксюша.

Мать ушла в ванную. Ксюша собрала со стола чашки и блюдца, перемыла их, спрятала остатки пастилы в пакет и, перейдя в спальню, включила телевизор.

Фильм действительно оказался интересным, а, главное, смешным. Ксюша невольно хохотала до упаду. Вот-вот должен был вернуться Николай, и ей хотелось, чтобы он захватил хоть кусочек комедии. Она позвонила ему на сотовый, он ответил, что уже подъезжает.