Хайя-Суса-но-во снова царил на сцене… в последний раз.
Гроза неопределенно стихла, словно выжидая своей реплики. Воздух стал холоднее и сильнее насытился электричеством. Зрители завороженно следили за действием. Только темные фигуры в грубых плащах время от времени посматривали по сторонам и ощупывали свои мечи.
Восьмиголовый дракон был убит, и Хайя-Суса-но-во распорол его живот, чтобы найти там великий меч Кусанаги. Он торжественно запел фнальную песню:
Во дворце стоит в Киото
Трон империи могучей.
Правит там богоподобный
Солнца истинный потомок,
Муж блистательный, почтивший
Ясным ликом мир подлунный.
Будешь ты для всех народов
Дорог, как цветы весною,
И, как дождь с небес, желанен.
Вся страна к тебе стремится…
Первые хлопья снега упали на лица публики в партере, заметались над залом, искажая звучание песни.
Актеры пришли в замешательство. Это была не та песня, которую они репетировали!
Йоши продолжал, не обращая внимания на сумятицу:
Но внезапно стих твой голос.
Вся земля омылась горем,
И в борьбе за справедливость…
Темные фигуры поднялись среди публики.
Рать спешит на поле брани!
Голос Йоши прогремел со сцены, произнося пароль, служивший сигналом к действию. Мечи сверкнули в свете ламп, рассекая хлопья снега. Внезапные сполохи молний и раскаты зимнего грома обрушились на зал, словно реплика Йоши разбудила духов преисподней.
Зигзагообразный трезубец молнии пронзил полумглу за спиной Кисо. Из разбитой масляной лампы вырвался язык пламени. Пожар! Самое ужасающее явление в мире дерева и бумаги. Пожар!
Йоши стоял, как пригвожденный к месту. Вспышка небесного огня выжгла силуэт Кисо на сетчатке его глаз. Знак! Знак богов! Освобождающий от обета! Охваченные паникой люди визжали и толкались, пытаясь выбраться из театра. Выходы были забиты ревущей толпой, разметавшей бойцов Йоритомо.
Со сцены Йоши отчетливо видел Кисо. Сёгун, сохраняя спокойствие, встал, оттолкнул ногой лежащие по бокам подушки и повернулся к выходу. Йоши крикнул через головы толпы:
– Кисо, трус! Вернись и погляди в глаза судьбе. Кисо в недоумении оглянулся. Он стоял в отсветах разрастающегося пламени, его узкое мрачное лицо казалось призрачным от пляшущих бликов. Черный шелковый халат узурпатора сливался с движущимися тенями, делая его фигуру нечеловечески грозной.
– Кто бросает мне вызов? – Голос Кисо перекрыл крики публики.
– Я, Тадамори-но-Йоши из Суруга, поклявшийся отомстить за смерть Сантаро и поругание дорогого мне человека.
– Йоши? Суруга? – Кисо онемел на секунду. – Где ты? Покажись мне!
Йоши понял, что в неверном свете пожара за струями метели враг не различает его.
Пламя полыхало все ожесточеннее, но Кисо не делал попыток к бегству. Наоборот, он двинулся вперед, чтобы увидеть того, кто бросил ему вызов.
– Это я, Хайя-Суса-но-во, – крикнул Йоши, шагнув на авансцену.
Толпа стонала, мычала и визжала, потеряв человеческий облик. Люди Йоритомо боролись с обезумевшими людьми, стараясь пробраться ближе к своей Цели. Кисо не двигался. Он стоял как вкопанный, но между ним и северянами бушевала кипящая человеческая река.
– Ну, выходи! Встань передо мной! – ревел Кисо, рассекая воздух клинком. – Я демонический воин Кисо и не боюсь ни человека, ни бога, ни духа!
Труппа на сцене пришла в полную растерянность. Аки упала в обморок. Уме истерически кричала. Ито Поддерживал старую Обаасен. Цуре и Коэцу боролись с Оханой, который вел себя как безумный, изрыгая площадную брань и пытаясь накинуться на Йоши сзади. Маска свалилась с его лица. Глаза толстяка горели красным огнем, рот и подбородок были покрыты пеной. Несмотря на свой небольшой рост, он таскал двух гимнастов по сцене, как кукол. Охана видел, как рушатся его мечты. Театр разваливается, горит, превращается в прах. И во всем виноват этот бродяга, Суруга, или Йоши, или каким там еще проклятым именем он себя называет!
Когда Йоши приготовился спрыгнуть со сцены в толпу, Охана высвободился из рук мужчин. Он выхватил у Цуре бутафорский меч и сделал выпад в спину Йоши. Предупреждающий крик Коэцу пробился сквозь вой толпы. Йоши повернулся и увидел Охану, летящего на него с мечом. Реакция мастера боя была мгновенной. Он рубанул по безумным глазам.
Острие клинка рассекло лицо Оханы от виска до виска. Из раны хлынула смесь крови и глазной жидкости, окрасив припорошенную снегом сцену. Охана выронил меч; он качнулся вперед, слепо хватая руками место, где только что видел ненавистного врага.
Йоши отступил и рухнул спиной в колышущуюся людскую массу. В падении он еще раз на мгновение увидел Кисо, увидел его людей, окруженных пламенем, выводящих Го-Ширакаву и Нами через запасной выход. Ему показалось, что он увидел и Томое, вставшую между Кисо и Нами, как будто для того, чтобы загородить ее. Затем стены театра опрокинулись, и толпа вынесла Йоши на улицу. Итак, тщательно разработанный план поимки врага провалился. Не содействовал ли его провалу знак, данный Йоши богами?
Глава 76
Шелковая придворная шапочка Кисо сбилась набок. Его халат обгорел, на гладких твердых щеках лежали пятна сажи. Мятая эбоши и черные пятна придавали чертам горца нечеловеческое выражение. Он и не чувствовал себя человеком. Кисо был в ярости! Йоши находился у него в руках! Йоши говорил с ним. Он смеялся ему в глаза. Губы Кисо растянулись, превратив его лицо в демоническую маску. Он сердито толкнул Го-Ширакаву, шедшего впереди него, а когда Юкитака запротестовал, изо всех сил ударил старика. Юкитака упал в шоке. Кисо и его бандиты тысячу раз показывали себя варварами… но то, что произошло, выходило за всяческие рамки. Кисо толкнул императора и ударил его слугу. Воистину, близки последние дни закона.
– Заберите ее с собой, – голос Кисо звенел от бешенства.
Имаи толкал впереди себя упирающуюся Нами.
– Обоих их в паланкин, – приказал Кисо. Императорский паланкин ожидал возле театра.
Тридцать два носильщика, дрожащие от холода, испуганно смотрели на грозный пожар. При появлении императора они встали по стойке «смирно».
– Томое, ты поедешь с пленниками. Хорошенько стереги их. Имаи последует за тобой на лошади. Отправляйтесь в дом монахини Хахаки. Я поскачу вперед и скажу часовым, чтобы ожидали вас.
Особняк монахини Хахаки, находившийся под контролем Кисо, был расположен на улицах Рокудзё и Хорикава. Особняк принадлежал богатой фрейлине императрицы Хачидзё-Ин; его стены были высоки и считались неприступными. Кисо редко пользовался им, предпочитая роскошь дворца Рокухара. Имение монахини Хахаки было идеальным местом для тюремного заключения старого императора и Нами.
В паланкине Го-Ширакава запахнул халат и сел около ставней, уныло поглядывая на заснеженные улицы. Нами казалась несломленной, но подергивающийся уголок рта выдавал ее страх. Она снова была в руках Кисо.
Томое всмотрелась в лицо подруги.
– Не бойся, Нами. Я прослежу, чтобы тебе не причинили вреда.
Нами слабо улыбнулась и кивнула в знак признательности. Она сказала:
– Томое, ты хороший друг, но ты не можешь отвечать за Кисо. В прошлом он причинил мне зло, и я не доверяю ему. Теперь он обезумел от ярости. Даже ты не сможешь совладать с ним.
– Нами, я сказала, что тебе не будет причинено никакого вреда. Я буду защищать тебя всей своей жизнью, даю тебе слово самурая.
Го-Ширакава повернулся к Томое:
– Ты будешь щедро вознаграждена, женщина, если сумеешь спасти нас.