Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Наконец низкий звук горна сообщил о прибытии Мунемори, сына Кийомори, который занял место отца на центральном возвышении и торжественно произнес слова вступительной молитвы. Мунемори был самым старшим и самым бездарным из сыновей Первого министра. Отсутствие необходимых способностей и врожденная недоверчивость заставляли его в делах переходить от колебаний к грубым угрозам, а свое воловье упрямство он считал признаком силы.

Совершив обряд открытия Совета, Мунемори неуверенно замолчал. Его круглая физиономия с мягкими чертами мало напоминала лицо отца. Рот у Мунемори был маленький и расплывчатый, а голос больше подходил фрейлине знатной дамы, чем воину. Все, в том числе отец, презирали его.

Мунемори долго смотрел на советников, поджав губы. В полном придворном наряде «цветов сакуры» – красного и белого – он был еще меньше похож на мужчину, чем обычно. Йоши, который когда-то восхищался такой женственной осанкой, теперь чувствовал лишь легкое отвращение.

Собравшись с мыслями, Мунемори попытался изложить причину созыва чрезвычайного заседания.

– Минамото Йоритомо уже давно собирает силы в северных горах. Его войско – сборище грубых горцев, пахарей, иных деревенских жителей, бродячих самураев и прочих необразованных полуживотных. Йоритомо хочет вырвать власть у нашего двора и нашего императора. Если мы не остановим его сейчас, он уничтожит нас. Разведчики сообщают, что эти разбойники готовятся к выступлению. Мы не можем терпеть такое положение, и поэтому мой отец, Первый министр, решил покарать мятежников, поставив меня во главе похода.

Бегающие глаза и нетвердый голос Мунемори ослабили воинственность его слов, но министры и советники Тайра единодушно захлопали и объявили, что готовы следовать за ним. Большинство из них никогда не участвовало в боях, и «следовать по пути Мунемори» для них означало послать в поход своих самураев и слуг.

Пять представителей Минамото, в том числе Йоши, пришли в недоумение, Советники Тайра, составлявшие большинство, обсуждали выступление против вождей Минамото так, словно их здесь не было.

– Эти дураки создают ситуацию, о которой могут сильно пожалеть, – прошептал Йоши сидевшему слева от него советнику Хироми.

Хироми был его единственным другом в Совете. Это он приехал однажды в Сарашину просить мастеру фехтования занять место при дворе. Хироми понравился Йоши с первого взгляда. Внешность его не могла расположить к нему воина: он был маленький, худой, весь из тонких косточек, похожий на птичку, с узким лицом. Но в глазах Хироми светился ум, и, несмотря на его сдержанную манеру вести себя – немного подчеркнутую серьезность ученого и чрезмерную вежливость, за которой стояла сердечная теплота, – он обладал хорошим чувством юмора. Добрый, мягкий по характеру человек постоянно заботился о Йоши, ибо чувствовал себя виноватым в том, что вызвал молодого человека ко двору и подверг его жизнь опасности.

При всем своем добросердечии и отсутствии боевых качеств, Хироми твердо верил в справедливость дела Минамото и был готов отдать за него жизнь.

Зубы Хироми блеснули: он нервно улыбнулся.

– Может быть, мы все пожалеем об их необдуманной горячности. Если бы не почтение к вашему мечу, эти люди теперь же напали бы на нас.

– В такой обстановке любому стороннику Минамото угрожает опасность. Советую вам сразу же после этого собрания созвать остальных и уехать на север.

– А вы?

– У меня есть личные причины остаться. Не беспокойтесь обо мне: я уже доказал, что могу выжить в схватке с сильнейшими из них.

– Йоши, Мунемори опасен потому, что глуп и труслив. Он натравит на вас красных стражников. Будьте осторожны.

– Хироми, я сумел многое вынести потому, что имел цель, и теперь эта цель почти достигнута.

– Да защитит вас милосердный Будда! Советники Тайра собрались вокруг возвышения, поздравляя Мунемори. Йоши схватил Хироми за рукав.

– Пора уходить, пока ложная отвага не заставила их наделать глупостей. Торопитесь!

Хироми встал с колен и кивнул другу.

– Хорошо, я прослежу, чтобы все наши оказались за городскими воротами до темноты.

– А вы? – спросил Йоши.

– Я останусь в городе. Пока вы защищаете меня, я не боюсь этих хвастунов.

Хироми и другие советники от Минамото потихоньку выбрались из зала. Один Йоши по-прежнему сидел на своем месте. Тайра собирались в кружки, щеголяя бесстрашием. Группы расходились, но тут же возникали новые, все говорили взахлеб, наперебой побуждая друг друга к геройским делам.

Даже император-отшельник Го-Ширакава вышел из-за своей ширмы. Он терпеть не мог Мунемори, но чувствовал, что воодушевление, вызванное словами сына Кийомори, слишком сильно, и по политическим мотивам присоединился к советникам Тайра, показывая, что поддерживает их.

Йоши посчитал это плохим предзнаменованием. Однако он с бесстрастным видом сидел в центре людского водоворота; враги подчеркнуто не обращали на него внимания.

Через двадцать минут Мунемори прекратил демонстрацию боевого духа, призвав собравшихся к порядку. Тайра неохотно вернулись на места.

– Кажется, некоторые из членов Совета не проявили рвения в той степени, которой мы от них ожидали, – сказал новоиспеченный полководец, глядя на Йоши. – Ну что ж, если кто-то из них не желает поддержать нашего возлюбленного императора, он должен покориться. Если же представители Минамото по-прежнему будут становиться у нас на пути, мы устраним их…

Мунемори умолк, словно истратил на эту угрозу свою последнюю энергию. Его рот снова сжался.

– В ближайшие два дня вы получите сообщения, как пойдет набор моей армии. В работе собрания объявляется перерыв.

Наму Амида Буцу.

Глава 6

Кийомори едва можно было узнать: на голове его вокруг макушки дыбилась щетина, глаза ввалились, вокруг них – чернота, кожа на шее свисала большими складками.

Врачи лечили его с помощью мокуза – традиционных конических пакетиков из рисовой бумаги, наполненных растертыми в порошок сухими листьями лекарственных трав. Сжигая мокуза на коже Кийомори, они надеялись восстановить в его теле равновесие веществ «инь» и «янь», двигавшихся по двенадцати путям «чи». Но лечение лишь добавило двенадцать болезненных ожогов к другим недугам Кийомори. Первый министр метался в постели, не находя удобного положения. «Жарко, жарко», – задыхаясь, жаловался он. Принесли святой воды с горы Хией, наполнили каменную ванну и опустили в нее больного. Но боль от прикосновения холодной воды к обожженным местам была столь велика, что процедуру пришлось прекратить.

Несчастный не осознавал, что происходит вокруг, и нечленораздельно стонал.

Нии-Доно все время находилась возле мужа. Тонкий аромат жасминовых духов, поскрипывание и шуршание шелкового туалета резко контрастировали с запахом болезни, шедшим от Кийомори, и шлепками тяжело ворочавшегося на мокрых простынях тела.

Утром двадцать первого дня третьего месяца 1181 года Кийомори успокоился. Он безучастно смотрел, как лекари суетились вокруг, прикрепляя над ним бамбуковую трубку, из которой вытекала целебная влага. Хейроку, дворецкий Первого министра, заметил перемену в состоянии своего господина и торопливо приблизился к нему.

– Вышли этих людей. Они бесполезны, – прошептал Кийомори.

Лысая голова Хейроку приподнялась и вновь наклонилась.

– Да, господин, слушаюсь, – пробормотал старый дворецкий, и из его глаз покатились слезы. – Что еще я могу сделать?

Хейроку служил Кийомори почти сорок лет. Он искренне горевал о том, что вот-вот потеряет его. Кийомори попытался приподняться на локтях, но голое мокрое тело бессильно повалилось на ложе. Кожа больного стала белой и блестящей, как рыбье брюхо. Хейроку отвернулся.

– Пришли ко мне императора-отшельника Го-Ширакаву. У меня есть для него распоряжения.

– А священники?

– Когда я закончу дела с императором и попрощаюсь с сыновьями, останется время для священников. Теперь за дело. Лекарей прочь, Го-Ширакаву ко мне…

7
{"b":"5895","o":1}