Но описание обеда прерву не из-за этого.
Ошельмовав графа и управляющего, старый князь стал шельмовать генералиссимуса нашего непобедимого — Александра Васильевича Суворова!
Так что пропустим описание этого обеда.
Ко рву наших осужденных уже подвели и приговор им под морозную дробь барабана гортанно и строго капитан Миронов зачитал:
— «За злодейство, кое вы хотели учинить князю Ростову Николаю Андреевичу и князю Ростову Андрею Николаевичу, суд княжеский постановил!.. Расстрелять вас, супостатов, чтобы вновь вы за свои злодейские дела не взялись. Приговор привести в исполнение немедленно!» — И подошел к ним, чтобы завязать им черными повязками глаза.
Глава шестнадцатая
С негодование оба отвергли эти повязки. При этом управляющий капитану заметил издевательски:
— Хочу перед смертью на тебя посмотреть, чтобы потом тебе в кошмарных снах являться! — И захохотал так, что капитан Миронов тотчас представил себе, как он ему будет являться — и жутко стало ему.
Странно, из-за чего ему вдруг жутко стало? Пули вроде бы из воска были?! Ими не убьешь. Или?..
А графу Ипполиту и управляющему надо отдать должное. Вели они себя молодцами! И когда в столовой зале их арестовали, и когда шли к месту казни; а пришлось им идти пешочком четыре версты от княжеского дворца до рва.
Управляющий шел и насвистывал какую-то веселую французскую песенку, а граф Ипполит считал про себя шаги — и не для того, чтобы унять свое волнение, а просто так у него было заведено.
Двадцать тысяч шагов ежедневно. Не больше и не меньше. У него была какая-то своя особая метода, по которой было вредно — как меньше двадцати тысяч шагов пройти, так и больше.
Он их словно капли лекарства в рюмку отсчитывал.
Думаю, если до места его казни оказалось их больше, чем по его методе, то он дальше бы не пошел, так как к своему здоровью трепетно относился, — и пришлось бы его посередь дороги расстреливать!
И приговор этот несуразный они с невозмутимым достоинством выслушали.
Это храброе их поведение вполне было объяснимо.
Граф Ипполит, прожив несколько лет в Лондоне, стал истинным, как ему казалось, англичанином. Вот и вел себя соответственно. Невозмутимо и высокомерно.
Действительно, что ему какой-то ничтожный приговор какого-то невообразимого княжеского суда?!
Что его по этому, ничтожному, приговору сейчас расстреляют, до него пока не дошло. Туго соображал граф.
Я проконсультировался даже с одним знакомым врачом. И тот засыпал меня наукообразными медицинскими, на латинском языке, терминами. И из его латинской тарабарщины вывел, что граф Ипполит страдал даунтизмом, а проще говоря, был дауном. Но вот ведь какая закавыка, господа читатели. Когда мой знакомый врач прочитал его записки «Дипломат русской школы, или Почем фунт лиха?» (они опубликованы — вы их можете сами прочесть), то сказал: «Под дауна ваш дипломат косил — и весьма профессионально». — «Косил? — растерянно переспросил я его. — Зачем?» — «Так ты же роман о нем пишешь, а не я! — рассмеялся мой врач. — Ну и сам отвечай, зачем он под него косил!»
Пока на этот вопрос я себе не ответил, так что будем считать графа Ипполита тем, под кого он «косил». Беру это слово пока в кавычки. Может, все-таки ошибся мой врач и неверный диагноз поставил? С ними, врачами, это часто случается.
О восковых пулях граф не знал. Но хочу сразу заметить, что пули не восковые в ружья свои солдатики зарядили.
А какие же?
Отлитые из сальных свечей?
Нет, не из сальных свечей те пули были отлиты.
Из свинца?
Нет, и не из свинца, а — из серебра!
Вот из чего те пули были отлиты. И по этой причине убийство серебряным назвали.
Управляющий вел себя храбро совсем по другим причинам.
Он отлично знал, что старый князь противник смертной казни.
Князь Ростов, вообще, был противником любых, даже телесных наказаний. Ими, как считал князь, порок не накажешь, а главное — не искоренишь. Только насмешкой его искоренить возможно! Помните его слова? «Не искорени порок, а усмеши его, — он сам по себе искоренится!»
Вот поэтому вел себя управляющий храбро.
Насмешки княжеской он не боялся. Против его насмешки у него верное средство было.
Какое?
Пока не скажу.
А впрочем, что вас томить да лукавить! Восковые пули он серебряными заменил.
Зачем? Ведь его же самого этими пулями убили бы!
Нет, дураком, как князь Ипполит, он не был.
Что старый князь расстрелять их восковыми пулями надумал, он заранее, за два дня, узнал. И первым должны были графа расстрелять, так сказать, в алфавитном порядке.
Подслушал или кто-то ему об этом сообщил?
Да, подслушал.
Хотя нет, не подслушал. Старый князь в конце разговора с Христофором Карловичем на шепот перешел.
Правда, мог и не подслушивать.
Ему тотчас об этом один его верный человек рассказал — и пули ему эти восковые показал. Он эти пули и заменил. А чтоб подмену никто не заметили, он серебряные пули воском облил.
А верным человеком (вы не поверите) Христофор Карлович был!
Но вся храбрость у управляющего прошла, когда он понял, что его вместе с графом Ипполитом расстрелять капитан Миронов намерен.
«Верный» человек его обманул. Старый князь и не думал «расстреливать» их по очереди — да еще в алфавитном порядке! Как управляющий так опростоволосился, ума не приложу?!
Но все-таки и тут управляющий не растерялся.
— Господин капитан! — крикнул он ему дерзко. — Вы что же хотите меня вместе с этим полоумным графом на тот свет отправить? — И толкнул графа Ипполита так сильно, что тот в ров свалился.
— И я не хочу с ним вместе смерть свою принять! — выкрикнул граф Ипполит, когда выполз изо рва.
Он был неподдельно возмущен. Вся его английская невозмутимость разом с него осыпалась, словно штукатурка со стены, в которую угодила пуля.
Капитан Миронов пришел в секундное замешательство, а потом твердо сказал:
— Хорошо, пусть будет по-вашему. Вы, граф, подойдите ко мне. Я вас от снега отряхну.
Отряхнуть от снега графа Ипполита, которого потом он должен был расстрелять?! Не находите, что это чистый английский юмор?
Уж не англичанином ли — и англичанином истинным был капитан Миронов? Нет, конечно. Происхождения он был весьма простого. Чистокровный русак. И даже, кажется, из бывших крепостных князя.
— А вы, — крикнул капитан Миронов управляющему, — стойте на месте! — И скомандовал своим солдатикам: — Ружья на изготовку. По моей команде, на счет три… — И подождал, пока к нему граф подойдет. Потом сказал медленно и издевательски спокойно: — Раз, — И сделал паузу — и посмотрел на управляющего.
Сердце у управляющего в груди затрепетало, и он непременно от страха свалился бы в ров, если бы вдруг не оцепенел.
— Два, — продолжил свой счет невозмутимо капитан.
Знал ли он, какими пулями ружья у солдат заряжены?
Наверное, не знал.
Впрочем, подождем. Недолго ждать осталось. На счет «три» солдатики пальнут по управляющему — и мы точно узнаем, какими пулями ружья их заряжены: восковыми или серебряными?
Скажу откровенно, мы не узнаем, какими пулями те ружья были заряжены! Ловок был управляющий. Ох, ловок… бестия. Но ловчее все-таки был…
— Что, — засмеялся кто-то из темноты, — опять в мыслях своих, писательских, путаетесь? — И парусная комната, в которой я главу эту писал, наполнилась издевательским смехом.
Нет, это не хохочущее привидение смеялось надо мной. Смеялся надо мной драгунский ротмистр Марков. Привидение его, конечно. Но был он — как живой — и очень грозный!
— И вы тоже ко мне пришли, — сказал ему спокойно. — Не утерпели все-таки.
— Да, пришел, — ответил он мне грубо, — чтобы предупредить вас. Если про меня вы опять невообразимо скверное напишите, то я вас сперва поколочу, а потом, если это не поможет, то и… — и он, бряцая по полу шпорами, удалился.
А управляющий вдруг опять стал невозмутимо спокойным — и весело посмотрел в глаза капитана Миронова.