Постскриптум князь, к нашему сожалению, серебряными чернилами написал, поэтому привести его не могу.
Ха-ха-ха! — захохотало привидение из темноты, как только я это примечание написал. — Он не может его привести. Опять своего читателя дуришь! — И привидение склонилось надо мной. — Диктую! Пиши. — И оно продиктовало, что написал старый князь в своем постскриптуме.
P. S, Не ради твоей славы непобедимой, генералиссимус ты мой упрямый, я — упрямый осел — все сделаю, что ты меня просишь, а ради солдатиков наших русских, коих ты по своему упрямству можешь погубить!
Ровно в три часа дня все собрались в столовой зале.
Давайте перечислим всех участников обеда.
Старый князь, князь Андрей, Жаннет, Бутурлин, Параша, Мария, граф Ипполит, Христофор Карлович, управляющий и наши американцы.
Это сколько человек будет?
Одиннадцать человек. А должно быть — четырнадцать, поэтому недостающих — три восковые фигуры дополнят.
Нет, не дополнят.
Во-первых, старый князь еще одного — живого человека приведет.
Во-вторых, четырнадцатый стул для княгини Веры предназначен.
Она часто обеды своим присутствием удостаивала. Можете быть, и сейчас удостоит.
Так что к обеденному столу две восковые фигуры выкатили.
Суворова — и Наполеона!
В первый раз этого французского императора этой чести удостоили — на обеде у князя Ростова куклой восковой присутствовать, а не колокольчиком из отдушины «заливисто орать»!
«Позвольте, — слышу я голос внимательного читателя. — Где четырнадцать, когда пятнадцать?»
Правильно, пятнадцать.
Для восковой фигуры Наполеона он сделал исключение. Впервые на княжеском обеде присутствуют не четырнадцать, а пятнадцать человек. Случай уж больно особенный, потому и сделано такое исключение.
Сразу обращу ваше внимание на эту восковую фигуру. В правой руке у Наполеона веером игральные карты, а в левой руке козырная бубновая шестерка. Осанисто бьет он этой бубновой шестеркой пикового туза Александра Васильевича Суворова.
И каково было удивление всех, кроме, разумеется, старого князя, Жаннет, Параши и Марии (эти две барышни были, как говорится, не в курсе дела), когда распахнулась дверь — и вместе со старым князям вошел в столовую залу полковник Синяков — живой и невредимый!
Не люблю, когда герои моего романа погибают. Кто-то из критиков литературных даже сказал, что погибают они из-за авторского неумения и бессилия. Ко мне это, правда, не относится. Я же не выдуманную историю пишу, а подлинную!
Больше всех был удивлен, заметьте, граф Ипполит Балконский.
Но, скажу вам откровенно, что я тоже удивлен появлению полковника; но еще более удивлен я, удивлен неимоверно, кого старый князь на иудин стул усадил!
Александра Васильевича Суворова — генералиссимуса нашего непобедимого!
Не ожидал я этого от старого князя.
Потому усадил на иудин стул генералиссимуса старый князь, что приписку тайную в его письме прочел.
Не ожидала — и Жаннет!
Самое время пришло рассказать, о чем старый князь с Жаннет говорили — или нет?
Давайте отложим.
Согласны? Нет?
И все же давайте отложим!
Все остальные к этому равнодушно отнеслись.
Американцы наши особенно равнодушно.
С ними, правда, понятно. Они американцев изображают — и в нашей великой Истории ничего не смыслят. Но все остальные прекрасно осведомлены. Почему же такое равнодушие?
Впрочем, подождем. Ведь это всего лишь прелюдия к тому скандалу, который старый князь преднамеренно на этом обеде учинит. И скандал этот будет симфоническим, грандиозным! Все в нем примут участие, всех он коснется.
И все, разумеется, в преддверии этого скандала притихли. И тишина наступила полная.
Не восковая — а пронзительная.
Будто сердце остановилось, будто душа крылья расправила — и сейчас ангелы запоют. Будто еще что-то такое случится, о чем мы до сих пор не знали и не ведали.
— Не справедливо это! — вдруг раздался в тишине этой звенящей голос княгини Веры.
В кресло свое она тихо села, но прежде Параше что-то на ухо шепнула.
Параша следом за ней пошла и рядом с ней села. Весь обед они о чем-то проговорили.
Если вы думаете, что это моя фантазия — или, в лучшем случае, литературный прием — метафора, аллегория какая, то вы ошибается. Все так и было на самом деле.
Разумеется, не все княгиню Веру на этом обеде видели.
Только посвященные.
Не все ведь в Бога верят — и не все, кто верит в него, зримо видят Его Божественные проявления в нашей земной жизни. Только посвященные. Вот и княгиню Веру видели только посвященные.
Посвященные во что?
Посвященные в тайны великие человеческих душ и сердец! Да простит меня читатель за столь высокопарный слог.
А кто видел — кто нет, пока говорить не буду. Сами поймете, когда главу эту прочитаете.
— Ты, душа моя, вечно меня путаешь, — весело сказал старый князь и сел напротив своей юной жены.
Сел не там, где он обычно сидел, а сел рядом с Наполеоном, который в подкидного дурачка с Александром Васильевичем Суворовым играл.
– Это тебя, Сашка, — пробурчал он Суворову, — за чернильницу пересохшую!
— Полно вам, Николай Андреевич, на Александра Васильевича обижаться, — урезонила его княгиня Вера. — Посадил на иудино место — и посадил. Ты своих гостей к столу приглашай, усаживай.
— Сами пускай, как им угодно, рассаживаются — или ты сама их рассади, — ответил ей старый князь. — Ведь в твой лабиринт ты, душа моя, их заведешь — и выведешь. — И он весело посмотрел на Жаннет; потом посмотрел на графа Ипполита, но посмотрел на него сурово и насмешливо.
— Доктора не позвать? — шепнул управляющий на ухо Христофору Карловичу. — Старый князь умом тронулся. С пустотой разговаривать начал.
— Доктор вам, любезный, скоро потребуется, а не князю Николаю Андреевичу, — наставительно проговорил Христофор Карлович — и сел рядом со старым князем.
Граф Ипполит Балконский сел напротив Александра Васильевича Суворова.
Потому и посмотрел на него так старый князь — насмешливо и сурово. Граф-то сел на иудин стул!
Он думал, что он сел во главе княжеского стола, а оказалось, что сел, в метафорическом конечно смысле, во главе заговора!
Какого?
Английского?
Посмотрим.
Что с того, господа читатели, что там старый князь обычно сидел?
Князь приказал официантам своим свой стул рядом с креслом друга своего сердечного, Александра Васильевича Суворова, поставить, а иудин стул на его место определить.
Жаннет ему это посоветовала?
Нет!
Мария села рядом с Парашей.
Американцы наши сели рядом с Жаннет — или она с ними рядом села?
Да, точно, — сперва они сели, а потом уж и Жаннет к ним подсела. При этом она не преминула в карты императора Наполеона посмотреть — и засмеялась. У него в карточном веере четыре козырных туза бубновых было!
Бутурлин с князем Андреем сели напротив «воскресшего» полковника Синякова.
— Я несказанно рад, что вы, Петр Владимирович… живы! — горячо заговорил юный князь с ним. — Очень. — И сладко, как только он один умел, вздохнул. Вздохнуть-то он вздохнул, но и ущипнул сам себя. Видно, не поверил, что полковник ему не во сне, а наяву явился.
— Вашими молитвами, князь, жив, — ответил старичок — и укоризненно посмотрел на Бутурлина — и сказал ему строго: — Не заслужили вы, милостивый государь, ее! Нет, не заслужили!
— Кого не заслужил? — улыбнулся Бутурлин. — Молитвы? — Он опять готов был шутить над полковником.
— Жаннет не заслужили. Вот кого! — торжественно ответил полковник Синяков.
— Разумеется, — согласился Бутурлин. — Где уж мне, конногвардейцу, ее заслужить! Но надеюсь, Петр Владимирович, до нее дослужиться!
— Василий! — дерзко крикнула Жаннет по-французски. — Опять за старое?
— Избави Бог, Жаннет, — улыбнулся Бутурлин. Он тоже был несказанно рад, что полковник жив. — Мы с Петром Владимировичем твои высокие достоинства восхваляем. Правда, господин полковник? — И Бутурлин своими глазищами посмотрел на прелестную Жаннет.
