Можно, разумеется, раздать на практике все наличествующее имущество бедным. Их ведь много-много, в теории любого несметного добра не хватит всех вволю насытить, укрыть и обогреть. Но при этом самолично придется встать перед прагматической альтернативой: или помирать с голоду или просить подаяния, если умственные занятия совсем не совместимы с ежедневным добыванием хлеба насущного.

Поэтому никакому монастырскому братству, состоящему из людей, наделенных Богом разумными душами, без общего основательного пекуния не обойтись, не выжить. Таковым и стало первое правило Августина, предписывающее достаточную общность имущества духовных братьев, не только хлебом единым живущих в одном монастыре, в каковой обратился небольшой домишко неподалеку от Тагасты.

От остального наследуемого достояния Аврелий затеял избавляться сразу по возвращении из Картага. Несомненно, делал он это по согласованию с братьями-учениками, взявшихся последовать за ним в отрешенную от мирских стяжательских беспокойств жизнь отшельников вне мира сего.

Наследственное фамильное движимое и недвижимое имущество Аврелий, поделив его на равные денежные триенсы, частью распродал. Два триенса отдал замужней сестре Юнии и брату Корнелию. В двух небольших материнских имениях он отпустил на волю рабов и посадил их на землю, обратив в колонов, с выплатой аренды сестре, согласившейся на такой вариант. Брат же получил частную долю деньгами от продажи отцовского имения и городского дома.

Маленький виноградник в три югера и выпасы, находящиеся рядом с домиком-монастырем, Аврелий безвозмездно, без объяснения причин, кому-либо посторонним о том не объявляя, отдал тому колону, у кого некогда в юности обобрал ночью грушу. И дерева того уж нет, но память о детской глупости никуда не делась.

Надо же, груши здесь околачивал!..

Из своих денежных средств Аврелий также негласно пожертвовал на базилику в Тагасте, не так давно отобранную православными католиками у отвратных еретиков — ариан, удивительно своекорыстно спевшихся с донатистами. Оказал он и помощь бедным, тоже не слишком широковещательно. Как по-евангельски заповедано, не стоит тщеславиться собственной благотворительностью.

Собственно, получилось, что он и его последователи благомысленно внесли в братский коллежский пекуний примерно одинаковые доли, деньгами и имуществом. Ни золота, ни серебра духовные братья любомудренно решили при себе не держать, не хранить; оставили только медь для незначительных экономичных расходов.

От их имени общественные деньги Аврелий вручил надежному тагастийскому меняле Фирмиану с тем, чтобы тот не как-нибудь, но по хорошей правильной цене расплачивался с поселянами за съестное довольствие, поставляемое в монастырь единомышленных философов-любомудров. Ему же он вменил в обязанность платить операриям, если случится какая-либо ремесленная демиургическая нужда в общем хозяйстве.

Как-никак почтеннейший Фирмиан, ревностно преданный звездочетной апотелесматике, хоть и твердит о глупых математических гороскопах и астральных вычислениях, но в денежных делах умно руководствуется исключительно здравым хозяйственным смыслом. Прагматически и экономно, скажем чисто по-гречески. Обол на лепту не меняет, твердо блюдет взаимную выгоду.

Вторым монастырским правилом Августин ввел благолепное соблюдение умеренности во всех повседневных нуждах, обеспечиваемых общим взаимодеятельным достоянием. Одежды служат лишь для укрытия от жары и от холода, а еда и питье — для утоления голода и жажды.

Хмельное обжорное опьянение пищей или винораспитием ни в коем разе не допустимо, являясь зловредной телесной похотью, оскорбляющей Дух Божий, имеющийся в каждом человеке. Обычное вино и хлеб, как основа причастия Христова, есть приобщение человека к природному мирозданию, сотворенному благой милостью Господней, и потому они суть провиант, провизия, продовольствие для исправного и здорового людского питания, в своем роде возносящего хвалу Богу-Отцу за устроение всего и вся мерою, числом и весом.

Поэтому огульных особых запретов на употребление в пищу мясных ли, молочных, птичьих или рыбных продуктов и носильного платья животного происхождения Августин ни в коей мере и не мыслил клятвенно принимать самому или того же требовать от ближних. Не то можно уподобиться аскетам-язычникам из пифагорейцев и манихеев, мнящих себя чистыми и безупречными, однако же на самом деле следующих путями порочных суеверий, загрязняя ум свой нечестивым отвержением даров Божьих, созданных Им на благо и на пользование людское.

Чаши они свои, видите ли, моют фарисеи, но души их полны грязи и скверны…

В это же время для любомудренных мыслителей пост, различные пищевые ограничения, — например, воздержание от мясной убоины, — предпринятые согласно экклесиальным католическим установлениям, могут быть сообразным душеспасительным упражнением, вменяя человеку полезное смирение, а также бдительное напоминание о низменности человеческой природы, претерпевшей грехопадение, ежечасно склонной к отпадению от Премудрости Господней.

Не вполне ветхозаветно, но философски, третьим правилом любомудрой христианской жизни Августин завел по возможности полный запрет на общение с женщинами. Если братья-отшельники дают обет безбрачия, то отказ от деторождения не оставляет для женской половины рода людского никакого места в чисто мужском монастырском сосуществовании. Вне продолжения в потомстве всякое встречное-поперечное сообщество мужчины и женщины становится источником телесной греховной похоти. Ибо отнюдь не каждому дано приказывать и держать в жестком стоическом подчинении порывы и позывы душевного тела.

Проще всего удалиться от искушений и соблазнов. Не думая и не мечтая о женской плоти, не видя ее перед собой, забываешь и о собственном мужском естестве, при одной лишь мысли о чем-либо женственном порой испытывающем неодолимую тягу к заместительному и вытеснительному рукоблудию со всей силой промежного мужества.

Из всяческой женской природы было сделано одно лишь исключение для матерой кошки Автаркия, какую привез Алипий из ближнего отцовского поместья. Молоком ее поят, но мясную пищу ей, этой хищнице тигрино-полосатой, нужно раздобывать самостоятельно. Отсюда и кличка, говорящая о самообеспечении.

Вторым представителем животного мира, как ныне проживающим в их мужском монастырском подворье, Аврелий обзавелся сам. Старого злющего черно-красного петуха по кличке Линкей он высмотрел у соседа-колона, как с куста облагодетельстванного приращением владений. За злобный драчливый нрав и пренебрежение курами прежний владелец посадил птицу на привязь, словно дворовую собаку.

Вероятно, поселянин и его семья — сплошь язычники — рассматривали баснословный обмен никудышного петуха на виноградник не иначе как в мифологическом смысле. По крайней мере они добрососедски от всей души искренне предлагали благодетелю и благотворителю Аврелию тайно принести черного бедового строптивца в жертву христианскому богу для пущего счастья, удачи и здоровья. Возможно, надеялись, это-де излечит соседа-безумца, видать, ополоумевшего от излишних философствований.

В чем-либо переубеждать языческих дикарей Аврелий чисто по-философски не пожелал. Хватило того, что он осчастливил петуха, неимоверно возлюбившего своего освободителя от привратницкой неволи.

Жизнь в приспособленном курятнике Линкею почему-то не приглянулась, и он облюбовал застреху бывшей конюшни. Сидя на коньке крыши, он зверским заполошным криком и хлопаньем крыльев благодарно предупреждает любимого хозяина о любом появлении в ближайших окрестностях усадьбы отныне и навек ему ненавистных поселян-поработителей. Неважно, пешком ли они появляются или же на скрипучих сельских повозках.

Корм Линкей принимает только из хозяйских рук. Всех прочих он по-прежнему побаивается: как бы опять не привязали за ногу у ворот? К большому неудовольствию бдительного петуха, раз в три дня в конюшню, стоящую на краю усадьбы, привозят и там складывают съестные припасы.