Патрик Августин очень давно не встречался с Клодием Скрибоном; пожалуй, с тех пор, когда обучался в грамматической школе у его отца. Но достохвальные отзывы о многознающем профессоре Клодии из Мадавры имел самые обнадеживающие.

Оставался, право же, больной вопрос о чрезмерной плате за обучение, какую по слухам сдирает этот злосчастный сквалыга Клодий. Но тут Патрик справедливо надеялся поднакопить денег, значительно урезав расходы, пребывая в сельской местности, будучи поодаль от неизбежно расточительной, прискорбно политической, общественной, городской жизни.

Кстати упомнить, и скупердяй Папирий тоже нынче испрашивает, негодяй, непомерную плату за недостаточные общеобразовательные услуги и усилия. Многих учеников христиане у него отобрали, с проклятиями, с кулачным боем и анафемой. Других ему взять неоткуда, если из ничего ничто не происходит, когда первоэлемент сам-один ничто и ничтожество.

Кое-чему элементарному, путному сына выучил и довольно. На том тебе, недостойному, родительская благодарность звонкой монетой, скряга проклятый и малознающий!..

На предмет обретенных у Папирия знаний Патрик экзаменовал сына придирчиво и основательно, сравнивая с тем, чего сам знает и помнит из школьной премудрости. Голова не тыква. Действовал отец ненавязчиво, осторожно, как бы невзначай выясняя, с интересом расспрашивая сына о том, о сем во время семейных обедов. Регулярно накануне нундин брал с собой в термы, где хвастался, как смекалисто его наследник умеет умножать, делить, загибая пальцы. Бывало, и просто так разговаривал с сыном как будто бы не о чем, но, между прочим, подбрасывал арифметические задачи из повседневной хозяйственной жизни и денежных расчетов.

Иногда просил почитать ему всякое разное вслух, притворно сетуя, будто у него к вечеру отвратно устают глаза. О мой сын, с годами приходит опыт, но, ох-хо-хо, уходит здоровье… Старость — не радость… Хотя он никакой тебе не старик, да и никогда таковым до самой смерти не был.

К весне отец еще больше укрепился в мысли — его сыну у Папирия дальше делать нечего. В то время как сыновняя сомнительная учеба давно уж стала напрасной растратой денег и времени. Все равно что дым покупать.

Дроби и проценты Аврелий подсчитывает на абаке немногим хуже прожженного рыночного менялы. В написанном умело размечает мысли и фразы; при всей разгильдяйской нелюбви к словесности хорошо видит мужские и женские склонения, спряжения, приставки и падежные окончания.

В конце-то концов не грамматиком же и литератором ему быть! Лишь в речах судебного оратора школьные грамматические знания обретают бессмертие и общественно значимое благо, какие по жизни становятся частными благами и благодатной данью признательности сограждан.

Бери напротив, сколь скоро малообразованного краснобая люди чуть что вполне могут одарить всеобщим презрением, пренебрежением. И ненавистью, если он оскорбит чьи-нибудь общественные чувства или нанесет болезненный урон кошелькам напрасно доверившихся ему квиритов.

Из истории известно: те, у кого в достатке красноречия, но маловато мудрости, обычно плохо кончают, наподобие Катилины у ворот Рима.

Оттого опасался Патрик, как бы в дурацкой школе у самопровозглашенного профессора Папирия Недромита его умнейшему сыну не привили сдуру вредоносное, бедственное отвращение к учебе и обретению новых знаний. Стало быть, год или немногим больше пускай сынок проветрит ум-разум в горах и в степях. А там, глядишь, на свежую голову и учение пойдет с большим интересом и любознательностью.

Чего забудет за год, то наглядно вспомнит у Клодия Скрибона Младшего в Мадавре. Потому как общественное мнение едва ли ошибается, называя профессора Клодия достойнейшим преемником и многоуважаемым продолжателем достославного дела знающего отца. Коли некто Патрик Августин из Тагасты до седых волос сохранил уважение к знаниям и к науке, то и Аврелий пойдет по отеческим стопам. И, быть может, несоизмеримо превзойдет благородных предков в учености и мудрости, заслужив тем самым долговременную славу благодарных потомков.

Время в запасе у Аврелия Августина имеется, благодаря предусмотрительному родителю. Самая пора настанет для наследника на двенадцатом году жизни приступить к полноценному грамматическому обучению вместе с младшим сыном Ваги Романиана.

Пусть Скевия наш Вага прочит в христианские священники, это не повредит. Да и Моника не станет безудержно скорбеть и поджимать в неудовольствии губы, когда Аврелий в Мадавре будет жить сплошь среди благочестивых христиан никейского вероисповедания.

Помимо всего прочего и это они с Вагой заблаговременно обсудили в деталях, договорились, еще кое-что фамильно предрешили соответственно для чад и домочадцев. Будущее непременно покажет и подтвердит их правоту, предвидение, предусмотрительность…

Побуждения отца, его намерения и действия, вынужденное согласие матери и многое прочее Аврелий Августин позднее проанализирует, допустимо раздумывая о характерах родителей, их поступках. Многое, хотя и не все, по мере возможности он исповедально сопоставит с детскими неустойчивыми чувствами и полустертыми воспоминаниями…

Из годичного путешествия с отцом и пребывания на юге, наполненных разнообразными, но преходящими впечатлениями, он возвратится существенно окрепшим, подросшим, но отнюдь не возмужавшим, оставаясь в душевной сущности и в органической телесности еще ребенком. На том его детство в семье Патрика и Моники благополучно завершилось, наступило отрочество. С того времени до пятнадцати-шестнадцати лет ему предстоит взрослеть, жить и учиться вдали от любящих родителей.

Неудержимой, возлюблено притягательной привязанности к Тагасте, к семейному очагу, к отцовским манам, ларам и пенатам, к материнскому христианству Аврелий Августин не чувствовал, не ощущал ни в первоначальные дни появления в Мадавре, ни после, когда все его соученики в радости и веселии распускаются, расходятся, разъезжаются на каникулы по домам. Не испытывает он тягостной тоски по родительскому дому, и дудки вам!

И бесчувственным поганским истуканом его не надо обзывать, даже если с полнейшим безразличием он воспринял известие о смерти младшего брата, ставшему к тому времени средним, и последнюю тагастийскую новость о пышных похоронах бабки. Первый и разумным человеком-то по существу не стал, вторая же, выжив из ума, перестала им быть. Безумие брата и старухи неприятно впечатлили и ужаснули Аврелия, когда он вернулся с дальнего юга.

Из рассказа друга Скевия ясно: мать Аврелия теперь замкнулась в исступленной набожности, позабыв о новорожденном сыне, полностью, со всеми пеленками переданном на попечение кормилиц. Не говоря уж о первенце, отданном в учение. Отец же, — о том он и сам знает, — вечно в делах. Специально приезжать, навещать, чтобы пообщаться с сыном, писать и посылать с оказией письма ему некогда и недосуг.

В общем и частном, школяра-грамматика Аврелия ничто и никто домой в маленький городишко Тагасту не тянули удавкой на шее. Гораздо привлекательнее свободно жить без скотской привязи в большом городе Мадавре.

Школярам-пролазам, пусть они и младшие из грамматиков, ничего не препятствует браво проникать в цирк к поворотным столбам. Хочешь — протискивайся, проскальзывай вперед туда, где сбоку стоячие места для зрителей в театральных трагедиях и комедиях. Или извернись, провернись, чтоб пробраться на верхние ярусы деревянного городского амфитеатра, а там уж вольготно сесть где-нибудь в проходе. Конечно, взрослые и большие юрких мальчишек гоняют, но не слишком. Наверное, помнят, каково им самим приходилось в малолетстве.