Умопостигаемые истины входят в разумную мыслящую душу через мир сотворенный в благорасположенном Провидении Господнем, — таков эволюционирующий лейтмотив теологического творчества Августина.
Cogito ergo sum, — спустя века станет развивать его эвристическую мысль религиозный философ Декарт. Какие бы богомерзости ему ни приписывали материалисты-атеисты, Рене Декарт всегда оставался истинно, достойно верующим во Христе человеком, — уместно заметить в этой связи.
Достоименно и ритор Аврелий Августин имел самопознание философствующего субъекта в злостной манихейской молодости, информативно перешедшей в добрую христианскую зрелость в медиоланский период. Пусть объявить о себе как о независимом суверенном философе в конце 80-х годов четвертого столетия ни ему, ни какому-либо иному мыслителю было невозможно априори. При всех вариантах непременно следовало присоединиться к какому-нибудь философскому направлению или связующей школе: стать академиком-платоником, перипатетиком-аристотеликом или же стоиком, чтобы тебя, не дай Бог, не сочли неприкаянным и бездомным собачьим философом-киником.
Следовательно, единственной возможностью сохранить философскую независимость от языческих интеллектуальных стереотипов и ментальных масс-коммуникативных установок античности представало, как это ни парадоксально, конфессиональное присоединение к ортодоксальному экуменическому христианству. Тем паче, подчеркнем, в Медиолане, да и несколько лет до 391 года, возвратившись в Африку, христианнейший философ Августин нисколько не чаял, не помышлял об экклезиастической и синодальной карьере церковного деятеля.
Третья каузальная предпосылка жизнедеятельного воцерквления Аврелия Августина, какую мы можем в рационалистической интерпретации вывести из его дней и трудов, состоит в активной жизнеустроительной модальности объекта нашего герменевтического исследования. (Модальность, отнюдь не самое в себе, берем по Аристотелю.)
Так, Августин ни в коей мере не был созерцательным языческим философом, пассивно ограниченным собственной личностью и умопостигаемыми констатациями фактографических материалов об универсуме. Ибо ему непременно требовалось волевым действием перекраивать и трансформировать окружающую социальную среду в соответствии с персональным религиозным мировоззрением.
Иными словами, в духовном пророческом смысле Ветхого Завета, коли Бог-Отец все и вся исполнил мерою, числом и весом, то необходимо любой ценой, всеми доступными методами добиваться упорядочивания мироздания, одной частью или же многими своими составляющими отпавшей от Господа Бога нашего.
Взятые в абстрактном типологическом виде космическая гармония и музыка небесных сфер суть идеалы, непреложно требующие конкретной реализации и в земном глобальном обустройстве. И наилучшего пути, нежели католическое, то есть вселенское, апостолическое христианство Августин не видел в орбитальном неотступном преследовании данных ему в вышних предначертанных целей. Потому воцерквленная религия силы проницательнейшего ума и укрепившегося верою духа для него в дальнейшем обратятся в сознательный логичный выбор, крестное избрание, экклезиастическое звание и духовное призвание.
«По своей воле пришел я туда, куда не хотел…»
В Кассикиакуме Аврелий обрел поистине превосходное самочувствие и с большой охотой предался ничем и никем не ограниченным философским занятиям. Только здесь он сообразил, сколь тягостной неволей наваливаются, вернее, перестали давить на его разум и душевное тело профессорские обязанности.
Наверное, охладел он к риторике как-то непроизвольно за последние полгода, если служилые повинности очень досадно не дают сосредоточиться на важнейших мыслях. Куда-то исчезла прежняя радость от учительства, а ежедневное перелопачивание стихотворчества стародавних языческих поэтов — комедиантов и трагедиантов — превратилось в докучное надоедливое ярмо, от какого невтерпеж избавиться.
Эх, послать бы этих глупейших Вергилиев и Горациев куда ни попадя… В афедрон их тартарский, недоумков!..
Во вторую очередь катехумена-христианина Аврелия начали неприятно и отвратно раздражать недомыслия, недоразумения и попросту всякие проявления элементарнейшего скудоумия в измышлениях старых и новых философов-гентилей.
Вот тебе и бодрый умственный дух, лишающий бренное тело последнего здоровья!..
Видимым модусом раздражительное уложение духа, состояние души сказались и на телесной физиологии, — принял к сведению Аврелий. Потому что к лету легкие у него начали явно сдавать, голос стал глухим и прерывистым, в груди саднило. Надо хоть на время отказаться от преподавания, если садиться голос — основной ремесленный инструментарий, органон магистра риторики.
Летом ему во всех отношениях лучше не стало, и ритор Аврелий едва дождался виноградных каникул.
«…Когда же овладело мной и укрепилось во всей полноте желание освободиться и видеть, ибо Ты — Господь? Ты знаешь, Боже мой, я даже обрадовался, что у меня есть справедливое извинение, которое должно смягчить обиду людей, не желавших из-за своих милых детей помиловать меня.
Полный такой радости, я перетерпел этот промежуток времени до конца - было это, кажется, дней двадцать. Претерпевались они с натугой: во мне уж не было того запала, с каким я обычно вел эти трудные занятия, и не приди на его смену терпение, они согнули бы меня под своим бременем…
…Я решился пред очами Твоими, Господи, не порывать резко со своей службой, а тихонько отойти от этой работы языком на торгу болтовней. Пусть юноши, помышляющие не о Законе Твоем, не о мире Твоем, но о лжи, безумии и схватках на форуме, покупают оружие своему неистовству не у меня.
Я решил уйти, как обычно, на вакации, но не возвращаться больше продажным рабом: я был Тобой выкуплен.
Решение наше было открыто Тебе, людям же открыто только своим…»
Как видим, точную крестную дату, когда Августин ощутил себя еще внеконфессиональным, но все же христианином, он впоследствии исповедально отметил. Либо он, безжалостно по-живому анатомируя собственную личностную психологию, ретроспективно препарировал переломный момент индивидуального жизнетворчества в виде временной систематизированной привязки к социометрическим обстоятельствам.
Помимо старых друзей-учеников, преданно ему внимавших, вокруг Аврелия обстоятельно собрались и его новые медиоланские знакомцы, по тем же духовным или человеческим душевным причинам искавшие его общества в ту пору. Одному из них, а именно грамматику Верекунду, он рассказал о намерении оставить преподавание по причине некоторого нездоровья, и тот обрадовано предложил всем собратьям по духу, кто сможет и того пожелает, отправиться к нему на виллу Кассикиакум.
Верекунд оставить преподавание и молодую жену, естественно, не в состоянии, да и нисколько того не желал. Точно так же не мог уехать из города и Небридий, кого Аврелий уговорил пойти к Верекунду грамматическим помощником.
Более всех обрадовался переезду в деревню Алипий, хотя вовсе не по идиллическим или эротически-буколическим стимулам-мотивам. Римские беседы о мужском воздержании друг Алипий не позабыл, отчего настойчивее кого-либо теперь ратует за добродетельное безбрачие и стоическую автаркию мудрецов, не нуждающихся в любовном возлежании с женщиной.
Ригористичных взглядов ученика Алипия его друг и учитель Аврелий не разделял, но переубеждать в чем-то обратном и противоположном нисколько не намеревался. Даром что с мыслями о том, чтобы дожидаться в Медиолане наступления брачного возраста у нареченной невесты Максимиллы, он незаметно расстался. Это уже ни к чему в иных надеждах обновленной благовестной жизни.
Так же неприметно, безучастно он в то лето отдалился и от вдовы Эльпис. Недаром из Кассикиакума в Медиолан к ней ни разу не съездил и о ней не вспоминал. Уж больно она похожа на Сабину, о ком ему думать категорически не хотелось. Проще вообще изъять из философского и мыслительного употребления аристотелевскую категорию обладания женщиной или женой, как наименее ему подходящую.
