В бытность в Медиолане, — к мысли вспомнилось Аврелию, — они с Амвросием как-то раз достаточно пространно разговорились о развитии общечеловеческого понимания, о поступательном движении-прогрессе, какое приводит к новому постижению мироздания в виде смены религиозного осознания реальности-бытия. (Говорили, натурально, на латыни с вкраплением необходимых греческих слов.)

Тем самым на смену устаревшему язычеству прогрессивно пришло христианство в образе культуры-возделывания человеческой нивы и взращивания нового человека, взыскующего Царства Божия, будь то на небесах или на земле. На то и молитва «Отче наш», заповеданная Спасителем от причины прогрессивно к следствию.

Реально: непреложность следования путем эволюционного прогресса, то есть в разворачивающемся воочию поступательном движении вперед, мы благовестно находим во всех смыслах во многих логиях-заповедях Христовых в Новом Завете, — согласно пришли к единомысленному мнению Аврелий Августин Гиппонский и Амвросий Медиоланский. Ибо причины поэтапно надвигающегося будущего, предопределенно заложены Богом в свершившемся прошлом. От причины всякое естество продвигается к неотъемлемому развитому следствию.

Засим идею христианского прогресса отличительно развивал в посланиях-эпистолах Святой апостол Павел — первый ученик Христа, принявшийся в письменном эпистолярном представлении толковать благую весть, подлежащую книжной записи.

Ссылаться на конкретные соборные послания и стихи апостола епископ не стал, видя на столе перед Аврелием канонический сборник творений Павла Тарсянина. Но от себя высказал мысль о непреклонном движении вперед:

— …Все впоследствии продвигается к лучшему. Сам мир, вначале образовавшийся из связанных стихий благодаря бестелесной первопричине на молодом небесном своде, был покрыт мраком и холодом с еще беспорядочно запутанными сущностями.

Разве вслед за тем он не получил благодаря упорядоченному различению неба, морей и земли те формы вещей, какие кажутся прекрасными? Земли, освобожденные от сырой темноты, изумились новому солнцу. Белые дни в начале времен не сияли, но по прошествии утренних и вечерних промежутков сотворения засверкали усиливающимся светом и возрастающим теплом.

Но насколько же приятнее сбросить мрак с души, чем с тела, чтобы засиял свет веры, а не солнца!

Сумрачная немощная языческая старость мира пошатнулась, а его христианская блистающая зрелость или, быть может, лишь разворачивающаяся прогрессивно молодость, крепнет, растет день от дня и прирастает истинно верующими людьми духовной жизни…

Почему ритор и философ Аврелий внезапно и ясно осознал себя интеллектуально верующим в православном и вселенском облике, он был не в силах аналитически понять, логично отметить, рационально выделить. Подобно тому многие люди спустя тысячелетия в сугубом безбожном социальном окружении вдруг безотчетно, далеко не осознав свое существование в Боге, становятся истово верующими и воцерквленными.

Аврелий Августин не смог диахронически выделить, как-либо, чем-либо подчеркнуть тот день и месяц, когда перестал самоустраняться от евангелического апостольского христианства. Еще вчера он мучился, страдал, обиновался и колебался в необходимости приобщения к православному вероисповеданию. Да и сегодня он по-прежнему во многом сомневается, испытывает всекатолический скепсис и экуменический пессимизм.

Скажем, спрашивает он у епископа Амвросия, какую же книгу ему почитать, чтобы убедиться в необходимости принятия крещения. Тот рекомендует ему пророка Исайю, потому, что яснее других говорит он о Евангелии и призвании язычников. Катехумен Аврелий берет книгу в руки, и, как пишет в «Исповеди» епископ Августин:

«…Не поняв и первой главы и решив, что и вся книга темна, я отложил вторичное ее чтение до тех пор, пока не освоюсь с языком Писания…»

А потом раз и настало для него, Алипия и Адеодата самое время, чтобы, оставив Кассикиакум, вернуться в Медиолан и записаться к святому отцу Амвросию на крещение, — находим мы в его исповедальных строках, непосредственно затем следующих.

«…Таковы были мы, пока Ты, Всевышний, не покидающий нашей земли, не сжалился над жалкими и не пришел к нам на помощь дивными и тайными путями…»

Каким в конкретности образом мыслительных действий у Аврелия Августина все же получилось пассивно выйти из сумеречного и очень мучительного состояния души, ему было не дано понять в силу активности Господнего опус оператум, трансцендентно позволяющего прилагать церковные таинства к любому разумному существу, созданному по образу Его.

Однако же так либо иначе разбросанные во многих трудах Августина рациональные посылки дозволяют его исследователям и последователям по прошествии веков судить о том с герменевтической стороны при доскональном изучении литературного, исторического и богословского наследия этого величайшего отца и учителя Церкви Христовой. Текстуальные тому языковые свидетельства были, доселе находятся, они суть подлежат систематизации, классификации и таксономичной интерпретации. Разумеется, пост фактум и апостериори в энтимемах и эффектах.

Первой рациональной причиной того, что содержание имманентной веры — пистис Августина потребовало адекватной формы, представляющей собой веру — религию и вероисповедание — конфессио, фигурирует необходимость обретения эффективной опоры и поддержки в противостоянии собственной личностной слабости духа и физической немощности одушевленного тела.

При этом, — уместно подчеркнуть, — перво-наперво мы берем эту каузальную предпосылку не в ее главенстве, но индуктивно от простейших фактов к их синергии. Потому как в реальности не от психофизиологической астении, обиходного бессилия, слабоволия и невозможности справиться с самим собой пришел к православной и католической религии Аврелий Августин, но от безотчетной уверенности и убежденности в личном духовном и душевном динамическом потенциале.

Если страх перед жизнью создает ложных языческих богов, то осознание Августином себя в Боге произошло в приложении его личной доблести и отваги, успешно и последовательно противоборствовавших любым им встреченным неблагоприятным жизненным обстоятельствам и тленной порочной физиологии человека в результате филогенетического грехопадения, то есть ветхозаветного неповиновения Господу. Меж тем физическая боязнь смерти и социализированный страх Божий для него существуют лишь в силу моральных императивов, какие он осознанно, добровольно принимает в виде неизбежности коммуникативных ограничений свободы его личности.

Практически, даже не будучи обращенным и воцерквленным, Аврелий Августин смог бы занять подобающее ему место в римском доминате. Например, сменить в 387 году Кастория на посту высокородного мужа в должности викария Африки. А там, глядишь, через несколько лет предстать сиятельным или даже светлейшим комитом при кесаре Теодосии Великом. Политическими, нравственными и интеллектуальными качествами для такого рода государственной деятельности профессиональный оратор Августин обладал в достаточной количественной силе.

Тем не менее он избрал другую качественную стезю покамест философа, занятого поисками истины. Отсюда проистекает выделяемая нами вторая, — назовем ее интеллектуальной, логическая предпосылка воцерквления Августина в нашем рассудочном обобщении, не затрагивающем какой-либо божественной сверхрациональности и сверхразумной трансцендентности.

Незыблемое качество его неотъемлемой веры неукоснительно нашло воплощение в категории переходящего количества обретенных им знаний об универсуме. Тем самым достигнутый уровень познания определил вероисповедание Аврелия Августина в очевидной взаимосвязанности эпистемологии и конфессиональности.

Иначе актуально сформулировав в синхронии, мы можем выдвинуть нижеследующий конфессиональный постулат.

Чем более полнозначными массивами релевантной информации, адекватной реальности-бытию, владеет, имеет к ним доступ человек разумный, тем значительнее для него становится оптимум самоопределения, самоосознания существования в Боге и в творении Его.