Иное женственное естество-сосуд, побывав однажды распечатанным и раскупоренным, тоже не терпит долгого застоя, а женское здоровье мужними силами поправляется. Об этом физическом аспекте Аврелию также поведала Сабина, когда они отдыхали от любовных утех, а он набирался новых сил и стойкого твердого желания.

То же самое утверждают христианские библейские сказания, сколь скоро Сатана соблазнил Еву отнюдь не божественной мудростью, но каверзным познанием демонической похоти. Когда б ни читать еврейский Ветхий Завет в убийственно буквальном смысле, но взять немного иносказательно, то выходит не искушение чечевичной похлебкой, но Адамово соблазнение Венериным яблоком плотской любви. Ибо что для женщины суть познаваемые добро и зло, как не та самая физиология, от натуры помещенная у нее в промежности, в лоне, в чреслах, в сосцах?

Не зря говорят, тот же Сатана дал способность Еве и ее дочерям в женском потомстве получать от мужчин намного больше удовольствия и наслаждений, нежели они сами способны им дать. Спрашивается, отчего женщины, а наша пылкая Сабина не исключение, так громогласно и сладострастно вопят в оргазме?

Хорошо еще, что узкое, под самыми черепицами, оконце в каморке Капитона выходит на форум. Потому как на широкой площади, бывает, раздаются вопли гораздо громче в горести и в радости после судебного присутствия. Меж тем углубленным в чтение манускриптов покупателям снизу никак не разобрать, откуда до них доносятся нечеловеческие дикие крики и стенания. Наверняка с улицы, тем более, если какого-нибудь несчастного там, снаружи наказывают розгами или бичеванием…

Аврелий распрощался с Сабиной после недолгого, но счастливого блаженного свидания, так как о невозможном супружестве она нимало не заговаривала и очень куда-то торопилась по каким-то скучным домоправительским денежным делам. Он так же нисколько не заинтересовался сценой судебного жестокосердного наказания какого-то бедолаги-преступника. Прямиком с форума в распрекрасном расположении души расслабленной неспешной походкой он направился ближе к берегу моря в термы кесаря Антонина Благочестивого, открывающиеся для публики в третьем часу пополудни. Там он наметил встретиться с друзьями, не менее усладительными способами продолжив первый каникулярный день.

Перед близкими друзьями, не говоря уж о малознакомых людях, Аврелий никогда не похвалялся женскими статями и любовной изощренной премудростью Сабины, неистощимой на эротические выдумки, когда у нее на то хватает времени, хотения, желания в соответствующий период, не способствующий зачатию. Побок, рука об руку с ней его никто ни разу не видел, хотя разгульные аттические ночи с подругами и флейтистками они нет-нет да и устраивали. Но и в таких случаях Аврелий всей душой хранил верность супружескому ложу с нераздельной Сабиной, не глядя на дружеские подначки и насмешки.

Друзьям и возлюбленной Аврелий добродушно прощает их мелкие колкости, если он неизменно находит в них намного больше крупных достоинств, чем не суть важных недостатков. Взять хотя бы в обе ладони продолговатые женские груди Сабины, похожие на две прекраснейшей формы виноградины, стократно, нет-нет, тысячекратно умноженные.

Тогда как в дружеском мужском общении можно тысячу раз насладиться обсуждением прочитанных умных книг, когда один учит другого и сам от него учится, когда редки краткие размолвки, а небольшие умственные разногласия лишь приправляют пряной остротой согласие в длительной взаимной благожелательности.

Так и у него с Сабиной. За обоюдной горькой ссорой неизменно следует сладкое примирение и взаимодейственное блаженство двух тел, сторицей дарящих друг другу невыразимые словами радость, восторг, упоение…

Разве мы любим что-нибудь кроме прекрасного? А что такое прекрасное? И что такое красота? Что привлекает нас в том, что мы любим, и располагает к нему? Не будь в нем приятного и прекрасного, оно ни в коем разе не могло бы подвигнуть нас к себе. Каждое тело представляет собой словно бы нечто целое и потому прекрасное, но в то же время оно приятно и тем, что находится в согласовании с другим. Ибо прекрасное есть соответственное…

Первые две книги трактата «О прекрасном и соответственном» картагский ритор Аврелий Августин написал пару лет назад и сейчас обдумывает их продолжение в третьем фолиуме, затрагивающем философские рассуждения о монаде блаженного согласительного разума, противоположного диаде порочной неразумной разделенности, в невежестве порожденной раздором, хаосом и неразумной безрассудной несогласованностью.

Отсюда следует, что Всевышний Благой отец, как скрытая сила неисповедимый и неизреченный, должно быть, есть сверхразумный гармоничный субъект собственного величия и своей красоты, будучи в калокагатии сопряженным сам с собой, наподобие природного тела. Но так ли это на самом деле? Ведь многое, о чем мы, может статься, и не помышляем, действительно истинно. Меж тем тело вовсе не является великим или прекрасным потому, что оно тело: меньшее или менее красивое, оно все равно остается телом.

При всем том, мужское телосложение необходимо упражнять тождественно разуму постоянными занятиями, укрепляющими взаимодействительные задатки того и другого к самосовершенствованию. Следовательно, Аврелий, войдя через палестру в аподитерий прибрежных терм Антонина Пия, по-быстрому сдал на хранение рабу капсарию свои одежды и вещи; не дожидаясь бальнеатора, самостоятельно натерся маслом и без промедления присоединился к сообществу игроков в гарпастон.

Небридий ему еще издали помахал рукой и показал два пальца, сообщив, скольких игроков им не хватает до комплекта. В жесткой и суровой мужской игре, состоящей в погоне и форменной свалке за ускользающим маленьким утяжеленным мячом, они вдвоем проявили свои панкратические способности должным образом.

Хорошенько размявшись, приятно утомившись в борьбе и в плотной гуще скользких тел, Аврелий и Небридий пошли в тепидарий к бальнеаторам, которые скребками добросовестно и умело счистили с их тел пот, грязь и масло. Затем оба окунулись в теплой проточной воде глубокого лабрума, немного утолили голод жареными в масле пирожками с рыбой во фригидарии.

Пусть вам от него этого ждали, но к многоученой натурфилософской беседе: что производит мысль, сердце или мозг? Что есть душа в понимании Аристотеля? — ритор Аврелий Августин с ходу, с налету, наобум подключаться не пожелал. Без долгих физиологических разговоров он вернулся в палестру, где принялся ретиво сражаться деревянным мечом против обшарпанного бревна, примитивно изображающего голову и торс врага. Вот теперь-то можно посетить и жаркий кальдарий, заставить тело досуха пропотеть, после уж побеседовать, подискутировать о чем придется.

К тому же, как он уяснил чуть послушав, никто из тех, кто во фригидарии досуже разглагольствовал о человеческой душе и об Аристотеле, соответствующий трактат афинского мыслителя не читал. Это ему сразу же стало понятно. Его ученикам тоже свойственно с глубокомысленными ужимками и пошлыми ораторскими жестами шевелить пальцами, рассуждая о том, чего они не знают, не понимают, не удосужились прочесть или хотя бы с пониманием выслушать толкования наставника.

Хорошо подвешенный язык и складные речи в научной риторике отнюдь не есть все, друзья мои! К ним в добавку необходимы и письменные книжные знания, какие наилучшим образом определяют аргументы, акты и факты.

Но лучше всего иметь каникулы, когда ничего не надо никому втолковывать. И не вскакивать затемно, кабы поспеть к началу урочных часов. Спи, лежи себе безмятежно, хоть до полудня! Даже если спать, валяться в кровати в принципе не хочется, но одолевают приятно-томительная лень, нега и сладкая дрема.

Просыпаться, подниматься с нагретой постели в пору глубочайшей петушиной ночи Аврелию никогда не было по душе с самого раннего школьного детства. То ли дело праздники и каникулы! Наверняка оттого он избрал профессию грамматика и ритора, коли благословенный отдых от учебных трудов суть единодушное удовольствие, наслаждение, блаженство — как для учителя, так и для его учеников. Во имя этакого благого дела годятся абсолютно все праздничные неприсутственные дни: какие ни есть языческие религиозные, христианские или городские, установленные картагскими декурионами и магистратами…