Незадолго до смерти достоимущий и бездетный собиратель-библиофил Авл Протаген обрел святое крещение, затем завещал лично образованнейшему архиерею Аврелию Августину все движимое и недвижимое имущество на неизбывный помин души до Второго пришествия Христова. Благочестивый посмертный дар христианский священнослужитель-понтифекс Аврелий честь по чести пaтримoниaльнo принял, учредив на былой отеческой земле Протагенову монастырскую обитель, для чего из Гиппона отослал с нужными полномочиями для обустройства и сохранения нового библиотечного прибежища полдюжины братьев, праведно сведущих как в письменных книжных трудах, так и в сельских хозяйственных работах.

Спустя пару-другую лет после основания этого южного монашеского учреждения, доднесь пребывающего под личным покровительством гиппонского предстоятеля, ему вот удастся его посетить. Помолясь, с Богом в путь.

В дальнюю дорогу на юг святой отец Аврелий отправляется не одиночку, но, как водится, под охраной диакона Турдетана, а ему в поддержку по обыкновению конный полудесяток контуберналов центуриона Ихтиса из рядов надежных умелых воинов портовой и береговой стражи. На сей раз Аврелию сопутствуют избранные друзья. Сам Горс Торкват выступает во всеоружии, и снаряжается в поход лекарь Эллидий Милькар, сноровистый в обращении с остро отточенными режущими и колющими орудиями — неважно будь то хирургия или военное искусство.

Ихтису очень захотелось побывать у давних соратников в постоянном каструме у порубежной Ламбессы. Зато Эллидию позарез как понадобился сбор весенних лекарственных трав, с пользой для целительства произрастающих лишь на южных склонах Атласа.

Незваными, но избранными непонятно зачем страстно возжелали стать пресвитеры Эводий и Алипий, но епископ Августин наотрез отказался их брать с собой. И без них у него свита едва ли меньше, чем у высокородных комитов кесаря.

— Здесь вам не там. Скромнее надо быть, скромнее, братья и дети мои.

Незачем ничтожным рабам рабов Божьих, соработниками Христовым, предаваться царскому пышному чванству или кесарской триумфальной спеси в помпезном ослеплении блеском мирской суеты, облыжно принимаемой за немеркнущую славу на белом свете… Ее потом и с Диогеновым фонарем никому не сыскать, друзья мои…

Друг Горс, кстати сказать, поддержал друга Аврелия. Нечего там делать епископальному секретарю-письмоводителю в трудном воинском походе на дикий порубежный юг.

В утешение дорогому Алипию на время своего долгого отсутствия епископ со всеми почестями вручил ему золотой архипастырский перстень с правом вершить духовный суд. Хотя обычно эта честь церемонно доставалась пресвитеру Гонорату, у которого, между прочим, и хранится этот перстень с печаткой для неотложного скрепления церковных и секулярно светских документов.

Носить на себе любые золотые украшения Аврелию Августину не по душе. Ему с лихвой хватает драгоценного черного резного посоха — знака пастырской власти. И на личной печати епископа таким символом вырезано изображение трех рыб с навершия этого знаменательного, знаменитого священнического жезла, частенько вызывающего у язычников и еретиков суеверный ужас.

Этим ли знаменем Августину Гиппонскому суждено и впредь побеждать врагов правоверия? Хотя не оружием единым живо и сильно правоверное воинство Христово.

Всякая вера без дел мертва; смертно всевозможное природное естество, единожды лишенное животворящего Слова Господня. Един свят Господь властен в животе и в смерти. Ибо все из Него, в Нем и чрез Него. Во имя Отца, Сына и Духа Святого…

Благочестивые тринитарные размышления не помешали епископу отметить, как экономично, компетентно, аккуратно снарядил в дальний поход предстоятеля и его свиту домовитый пресвитер Гонорат. Подобрал хороших верховых, заводных и вьючных лошадей из конюшен епархиального капитула. Приставил к услугам двух добросовестных вольных конюхов, способных носить оружие. На воинский случай бескормицы снабдил трехдневным запасом провизии для людей и фуража для животных, подготовил все необходимое в полевом стояночном обиходе. Неровен час случится заночевать вне поселений? По делу уговорил Аврелия взять под седло доброго, но флегматичного саврасого мерина Домикиана, отличающегося покойной рысью.

В самом деле, им поспешать можно медленно; четверо путешественников, двое слуг и в сопровождающих пять отличных конных стражников примпила Горса выступили во благовремении. Как намечено, прибудут они в Ламбессу аккурат к пасхальным торжествам на Страстной неделе.

Епископ Августин с чувством поучаствовал в праздничном всенощном бдении на ступенях городской базилики Ламбессы. А в Светлое Воскресение Христово с тамошними клириками благостно отправлял полуденную мессу в постоянном каструме на площади у претория при большом стечении праведно верующих воинов.

Как раз преогромный воинский стан Августа и стоило бы назвать городом, а маленькую Ламбессу — его незатейливым предместьем, обслуживающим военно-материальные потребности римского войска. Ныне же и духовная нужда возникла, и потому на следующий день-фестивус в убедительной проповеди, потом же в продолжение небольшого диспута на форуме почетный гость из Гиппона наголову разгромил ересь тупоголовых кватродекиманов, сумасбродно пытающихся отмечать христианскую Пасху Господню по иудейским обрядам 14 нисана вне зависимости от того, на какой день христианской недели выпадает этот их так называемый «песах» в путаном и неточном греко-еврейском календаре.

Ни праздника им, ни субботы, ни воскресенья, скудоумным отщепенцам от вселенских соборных правил истинной веры!

В Протагеновой обители, куда через три дня приехал епископ Аврелий, каких-нибудь выживших из ума жидовствующих старообрядцев, доселе не признающих календарного православия и канонов Никейского собора, быть в принципе не должно. И потому он занялся тем, что предвкушал еще в Гиппоне — преспокойно углубился, с головой ушел в книжные сокровища. Диакон Турдетан как всегда при епископе. Центурион Ихтис остался пировать среди старых вояк южного каструма.

Лекарь Эллидий наладился было с монастырской братией в горы за молодой целебной зеленью. Но спешно прискакавший центурион сообщил об угрожающем прорыве с юго-востока многочисленных сил черных кочевников:

— …Имеются верные сведения. Две-три сотни номадов рыщут где-то между нами и Константиной. Основная вражеская масса обходит с запада Гетульские озера…

Аврелий с неимоверным сожалением оторвался от увлекательных библиотечных изысканий. Ведь у него на столе в скриптории лежит любопытнейший! Чуть ли не лучший, полнейший список Книги Бытия, похоже, с собственноручными пометками, пояснениями на древнееврейском языке того самого Оригена. Вдобавок из них явствует: и гиппонского архипастыря и александрийского мыслителя очень и очень интересуют одни и те же избранные места из генесиса неба, земли, человека. Надо же?!

А тут на тебе! Набег, разбег, наезд, разбойники, грабители… Все-то им неймется, мерзавцам…

— Добрые триарии говорят, как если б это могло стать отвлекающей внимание первой волной серьезного вторжения нового племенного союза южных варваров, — продолжил докладывать озабоченный центурион. — Не исключено, враги дерзнут всей конной массой навалиться между Ламбессой и Тамугади. За Ливийском болотом и южной Тритонидой их тьма-тьмущая скопилась. Пустыня и засуха на них давят и вынуждают наступать на север.

Знаешь, оставаться нам здесь небезопасно, прелатус. Сокрушительные номады во многолюдстве песчаной бурей хлынут. И заслоны лихо сметут, и все поселения буйно разделают, разнесут по бревнышкам, по досочкам.

Через несколько часов тут широко пройдет кавалерийская ала, чтоб очистить и прикрыть дорогу на Константину для беспрепятственного подхода подкреплений. Нам стоит не мешкая направиться вслед за кавалеристами из Ламбессы.

Если поблизости окажутся просочившиеся варвары, думаю, нас не тронут, побоятся военной хитрости, приманки. Потому как им неведомо, кто и сколько людей следуют за нами. Да и кавалерия может вернуться наскоком. О простых разбойниках и толковать нечего — разбегутся от воинской силы куда ни попадя.