Вовка вытащил из бардачка пачку сигарет.

— Я думала, ты не куришь… — подняла брови Светка.

— Не курю… — закурил Вовка и, приоткрыв окно, выпустил дым. — А говорила, не любишь детей.

— Мало ли что я говорю! — дернула плечами Светка. — Я, может, думаю, что аборт — это еще хуже, чем убийство, — это само-убийство.

Несколько минут ехали молча.

— А чего дядька-то твой утопился?

— Дай сигаретку, — попросила Светка, — мои кончились.

— Много куришь, — заметил Вовка, протягивая пачку.

— Я еще и пью, — усмехнулась Светка. — Так что, ей-богу, зря ты тогда Пашке Безукладникову морду набил… А дядя… — Светка вытащила сигарету, — был директором института геологии в Чернигове. Они с отцом так и договорились: один газ ищет, а другой строит для него газопроводы, чтобы мы с тобой, — Светка закурила, — жили при коммунизме…

— Так он из-за коммунизма утопился? — не понял Вовка.

— Его уволили, — Светка затянулась. — Когда Украина стала самостийной и на все руководящие должности поставили хохлов.

— Погоди… — наморщил лоб Вовка, — а он разве был не Кочмарчик?

— В том-то и дело. Ему, когда выдавали паспорт, вместо «Кочмарчик» написали «Кочмаров», а он смолчал, думаю даже обрадовался, — Светка поджала губы. — Тогда все хотели быть русскими, — она стряхнула пепел. — А теперь доказывай, что ты не москаль…

— Так он утопился, потому что его уволили? — допытывался Вовка.

Светка выбросила окурок в окно.

— Почему утопилась Катерина? — и сама себе ответила: — Не потому, что Борис уехал, а потому, что все остальные остались. — Она помолчала. — Вот и дядя Борис: не потому, что коммунизм не построили, а потому, что смысла не стало… — и совсем тихо добавила: — Я иногда думаю: может, даже хорошо, что они не видят всей этой свистопляски вокруг газа.

— Между прочим, — сказал Вовка, — когда в школе мою хохляцкую фамилию Вовк переделали на русское имя Вовка, я тоже не протестовал, — и друг спросил: — Ты, кстати, не забыла, как меня зовут на самом деле?

Светка улыбнулась.

— Я ведь все-таки литератор, Роман…

Возле указателя «Клушино» они свернули на асфальтовую дорогу.

— Ого! — удивилась Светка. — Раньше одни колдобины были.

— То ли еще будет, — свистнул Вовка.

И действительно — за поворотом показался коттеджный поселок.

Светка вжалась в сиденье, а Вовка усмехнулся:

— Вот тебе и глухомань!

Они подъехали к кладбищу.

— А ты был прав, — кивнула Светка на небольшое дощатое сооружение, возле которого стояли плиты и лежали венки, — хотя и переоценил масштабы…

Вовка закрыл машину, и они вошли в дверь, на которой было написано: «Прием заказов».

На железной кровати у стенки храпел мужик.

— Небось здешний начальник, — поморщился Вовка. — Пойдем на территорию.

Они долго пробирались рядами тесно стоящих оград, тыкаясь то в одну, то в другую, потому что Светка никак не могла вспомнить, где находится могила ее родителей.

Наконец она увидела четыре высокие рябины, росшие за оградой — по одной возле каждой из ее сторон — и образовавшие над могилой что-то вроде шатра.

— Какие стали! — остановилась Светка. — А были совсем прутики…

Они вошли в ограду. Могила заросла высокой — по пояс — травой. Светка достала из сумки тряпку и бутылку с водой и протерла фотографии: одну керамическую, а вторую — выбитую прямо на плите, а потом, изредка вытирая глаза тыльной стороной ладони, стала полоть траву.

А Вовка, выйдя из ограды, крикнул:

— Есть кто живой?

Слева что-то зашуршало и появился мужик с лопатой.

— Здорово, командир! — кивнул Вовка.

— Командир — там, — мужик мотнул головой в сторону дощатого домика, — но если что по делу — ну там оградку покрасить или сорняки протравить — это ко мне. — И представился: — Дядя Саша.

— Дядя Саша, — как всегда без предисловий сказала, подходя, Светка, — а можно установить новую плиту?

Дядя Саша оперся на лопату.

— Чего ж нет? — он подошел к ограде, откуда только что вышла Светка. — А чем вам старая не нравится? Работа, по всему видать, советская…

— …значит, отличная? — перебила Светка. — Знаем, проходили. Но меня не устраивает… как бы вам получше объяснить… стиль.

Дядя Саша сощурился, разглядывая плиту.

— А чего тут объяснять? Стиль — великая вещь… — Он перевел глаза на Светку и подмигнул. — Белка-то вам будет — как насчет свистка? В смысле: не хотите ли эпитафию?

— Эпитафию? — переспросила Светка.

— Ну да, — оживился дядя Саша. — Вот, к примеру: «Покойся, милый прах, до радостного утра».

— Карамзин, — автоматически сказала Светка и покачала головой.

— Согласен, — кивнул дядя Саша, — сам не люблю сентиментализм.

Светка с Вовкой переглянулись.

— А такую, — на лице дяди Саши изобразилась грусть, — «Вы, березки, не шумите, милых сердцу не будите».

Светка сморщила лоб:

— Это где-то у Бунина… В «Деревне», кажется, — и в упор посмотрела на дядю Сашу, — только там «мово Ваню». Точно: «мово Ваню не будите».

Дядя Саша крякнул:

— Я вижу, мы коллеги…

— Ну… — улыбнулась Светка, — я-то простая учительница, а вот он, — Светка толкнула локтем Вовку, — редактор журнала.

— Толстого? — почему-то заволновался дядя Саша.

— Глянцевого, — поправил Вовка.

— Это совсем другое дело! — обрадовался дядя Саша. — А то редакторов этих толстых журналов я терпеть ненавижу!

— Чего так? — усмехнулся Вовка.

— Да один мне тетрадку стихов — здоровую такую, за 48 копеек — всю исчеркал…

— Так вы поэт? — улыбнулась Светка.

— Типа того, — скромно ответил дядя Саша. — Я ж не только переделываю — у меня и свое есть.

— Например? — заинтересовался Вовка.

Дядя Саша прокашлялся:

— «Есть и дети, и жена, а любила мать одна». Или «Доченька, пройдут года, а ты все будешь молода».

Дядя Саша покосился на внимательно слушавших Светку с Вовкой и продолжал: «Распроклятая Чечня всё отняла у меня». А вот из нового: «Слишком этот свет жесток, отдыхай на том, браток».

Дядя Саша остановился.

— Ну как?

— А вы не хотите книжку издать? — то ли шутя, то ли серьезно спросил Вовка. — Есть же книжка «Тосты»…

— Оно мне надо! — презрительно сплюнул дядя Саша и, обведя рукой кладбище, изрек: — Вырубленное топором не зачеркнешь пером.

Светка от удивления широко раскрыла глаза.

— Так это всё… вы написали?

— Почти, — ответил дядя Саша и объяснил, что, во-первых, как вы успели заметить, здесь есть и классика, а во-вторых, не все же хотят эпитафии…

— Насчет эпитафии мы подумаем, — пообещала Светка, — а вот остальное… — и она выложила дяде Саше свои проблемы.

— Как говорил герой Шукшина, эх вы, интеллигенция! — дядя Саша воткнул лопату в землю и сел на скамейку у столика возле ограды. — Садитесь, — пригласил он и Светку с Вовкой, — в ногах правды нет.

Вовка и Светка сели.

— Тут надо аллегорически, — дядя Саша сделал замысловатый жест рукой.

— То есть? — уставилась на него Светка.

— С подтекстом, — дядя Саша похлопал себя по карманам и вытащил блокнот.

— Это, надо думать, ваши родители? — посмотрел он на Светку.

Светка кивнула.

— Правильно я понял вашу идею: вы хотите, чтобы они, любившие друг друга, всегда были вместе и причем не где попало, а в Царствии Небесном?

Светка опять кивнула:

— Именно!

— Тогда так… — дядя Саша открыл блокнот, вытащил из-за уха карандаш и, на минуту задумавшись (при этом губы его шевелились), написал на чистой странице:

Светка посмотрела на надпись и ошарашенно пролепетала:

— А разве… так можно?

— А почему нет? Кто платит, тот и заказывает текст, — рассудительно ответил дядя Саша.

— А где… крест? В смысле Царствие Небесное? — робко спросила Светка.

— А это что? — дядя Саша ткнул пальцем в знак «+».