Аарон вместе с Лилли сидели в маленькой лоджии, под самой крышей того высокого дома, где жил Аргайл. Лоджия представляла собой продолговатую террасу, лепившуюся под самым навесом крыши, так что никому, глядящему снизу, и в голову бы не пришло, что тут помещаются люди. Сидя здесь в солнечный, клонящийся к вечеру осенний день, Аарон и Лилли были на уровне конического купола Баптистерия. Внизу площадь уже тонула в тени обступивших ее зданий. Множество крошечных, черных фигурок — людей и экипажей — забавно двигались по площади взад и вперед, точно рыбы в аквариуме. Городские шумы почти не долетали сюда. Небо над крышами казалось здесь ближе, чем модные улицы шумного города. Солнце, пригревавшее сидевших в лоджии, скользило по боковому фасаду собора, стоявшего в его лучах, как распустившаяся чаша цветка, и по Джоттовой башне, вытянувшейся подобно тонкому стеблю белой лилии… Флоренция… Фиренце, Фиоренце… цветущий город… город цветения с красными лилиями в гербе. Флорентинцы — люди с цветущими душами. Цветение, пустившее глубокие корни в почву и поднявшее свою увенчанную голову высоко в благодатное небо, как собор, башня и Юный Давид.

— Мне любо это, — произнес Лилли. — Я люблю это место земли. Люблю собор и башню. Люблю каменную узорчатость Флоренции. Люди, души которых сжаты тисками готической христианской культуры, находят, что она легковесна, пестра, игрушечна. Но я люблю ее. Она изящна и румяна, и темные полосы на ней — только черные рябинки, какие бывают на махровых лилиях. Флоренция — лилия, а не роза: розовая, пятнистая лилия…

Его лирический монолог был прерван высунувшимся из окна своей спаленки Аргайлом, с лицом, покрытым пятнами мыльной пены.

— Сейчас хочу побриться, господа. Удобно ли вам? Погодите минутку. Я послал швейцара за сифоном содовой воды. Угощу вас виски с содовой. Дорогая стала теперь штука, — точно жидкое золото. Тридцать пять лир за бутылку, голубчики. — Аргайл выразительно вытянул лицо и прищелкнул губами. — Мне подарили бутылочку, и на ваше счастье на донышке еще осталось кое-что.

Он подал в окно маленький круглый столик и два стакана, из которых один несомненно употреблял для чистки зубов. Затем он скрылся заканчивать свой туалет. Тем временем пришел швейцар, принесший сифон и третий стакан. Аргайл опять высунулся в окно. Он уже был тщательно выбрит и приглаживал волосы щеткой.

— Займитесь виски, господа. Не теряйте времени.

— Нет, мы подождем вас, — ответил Лилли.

— Как хотите. Через минуту я буду готов.

Действительно, через несколько минут он появился в дверях небольшой каморки, которая вместе со спаленкой и лоджией составляла его аппартаменты. В этой каморке Аргайл держал свои книги, а по стенам ее развесил, вывезенные из Индии и давно потерявшие свежесть, красные ковры и шелковые вышивки.

— Итак, мы здесь, как в раю. А? Райское местоположение, не так ли?

— Рай, который стал жилищем нечистой силы, — пошутил Лилли, глядя в выразительное и своеобразно-уродливое лицо Аргайла.

— Не отрекаюсь от этого почетного звания, — заявил Аргайл. Он застегивал только что надетый пиджак. — Как вы находите мой костюм? Приличен? Здешний портной только что перевернул его на другую сторону. Хорошо сделал, но содрал с меня сто двадцать франков. Пришлось кое-где подштопать и вставить заплату в брюки на самом сиденьи. Недурно сделано, а?

— Отлично, прекрасный костюм, — похвалил Лилли. — Не отличишь от нового.

— То-то, мои дорогие. Этому костюму от роду уже одиннадцать лет. Одиннадцать лет! Но прекрасный английский материал. Да, были хорошие вещи до войны! А теперь, господа, приступим к виски.

— Нет, с какой стати станем мы уничтожать ваш драгоценный виски? Мы удовлетворимся и чаем.

— Прошу без возражений. Вы забываете, что находитесь в раю… Посмотрите, какие у меня здесь райские цветы.

Он указал на дальний угол балкона, весь уставленный глиняными горшками с еще цветущими или уже отцветшими растениями.

— Видите — все признаки того, что я впал в стародевичество! — трунил он над самим собой. — О, да! Я сам отлично даю себе отчет в этом. Все мы кончаем таким образом. С годами все мы превращаемся в старых дев. Скажите, — обернулся он к Лилли, — как поживает Тэнни? Хорошо? Очень рад слышать. Приведите ее когда-нибудь ко мне.

— Непременно. Только сперва придите к нам пообедать — ну скажем, послезавтра.

— С удовольствием! Я в восторге от вашего приглашения… Погодите, надо посмотреть, не закипела ли вода в чайнике.

Не успел он отойти, как выглянувший поверх ограды лоджии Лилли воскликнул:

— Посмотрите, вон идет Дель-Торре.

— Похож на комара в своем проклятом защитном френче, — заворчал Аргайл. — Они приводят меня в бешенство. Я не в силах больше выносить эти лягушачьи мундиры, эту ржавчину, вдруг покрывшую добрую половину человечества.

— Дель-Торре постарается снять ее с себя при первой возможности, — сказал Лилли.

— Верю. Мне он тоже очень нравится.

— Смотрите, он заметил нас. Он подает знак, что хочет подняться к вам, Аргайл.

— Как? В этом противном мундире? Мне приятнее было бы, чтобы он пришел в кринолине своей прабабушки. Будь я один, я не пустил бы его в таком виде. Но ради вас — пусть входит.

Аргайл подошел к парапету балкона и помахал маркизу рукой.

На лестнице, по каменным ступеням, послышались шаги Дель-Торре. Через минуту он постучался в дверь.

— Войдите, — крикнул Аргайл из своей спальни, где он был занят мытьем стакана. — Здравствуйте. Проходите прямо в лоджию. Здесь у меня не убрано.

Маркиз обменялся с Лилли и Аароном сердечным рукопожатием.

— Очень рад вас видеть, очень рад! — сказал он Лилли с искренней улыбкой радости, протягивая ему обе руки в лайковых перчатках. — Когда вы вернулись во Флоренцию?

Последовало краткое изложение обстоятельств со стороны Лилли.

— И сколько времени вы здесь пробудете? — задал неизбежный вопрос Дель-Торре.

Лилли чуть-чуть поморщился, отвечая:

— Не знаю. Во всяком случае пробуду ближайшие дни.

Аргайл просунул в окно плетеный садовый стул для маркиза и кусок сухого торта.

— Кушайте пока торт, господа. Вот ножик. Управляйтесь сами. А я сейчас подам чай.

Маркиз нарезал торт и подал ломтики его своим собеседникам.

— Вам скоро удалось разыскать здесь мистера Сиссона? — спросил он Лилли.

— Сразу наткнулся на него, на Виа Национале.

— Разве вы знали о его приезде?

— Нет. Это было для меня совершенным сюрпризом. Я до сих пор не знаю, ради чего приехал сюда мистер Сиссон. Скажите, Аарон, что привело вас во Флоренцию?

— Случай, — ответил Аарон.

— Нет, случаев на свете не бывает, — сказал итальянец. — Человеком управляет судьба, которая влечет его туда, куда, как ему кажется, он идет собственной волей.

— Вы правы, дорогой, — вмешался в разговор Аргайл, вошедший с подносом. — Человека влечет через жизнь некая властвующая над ним сила. Или, если хотите, он сам влечется, покорный единому, господствующему над жизнью стремлению: найти себе друга. В этом и смысл и содержание всей человеческой жизни: найти Друга.

— Вы хотите сказать, любимого, — вставил, улыбаясь, маркиз.

— Да. Это одно и то же. Одно и то же. Голова моя седа. И вот вывод моего жизненного опыта: жизнь — это погоня за любимым.

— Продолжаете ли вы до сих пор эти поиски, Лилли? — спросил маркиз.

— Разве от нас с вами, женатых людей, не покинувших своих жен, можно ожидать, что мы еще чего-нибудь ищем? — ответил Лилли. — Разве мы не удовлетворены всем сердцем теми чудесными женщинами, которые дали нам счастье называть их своими женами?

— Конечно, конечно, — сказал маркиз. — Мы обязаны убеждать в этом себя и других. Но сейчас мы ведем беседу с глазу на глаз. Почему бы нам не раскрыть друг пред другом сокровенную тайну сердца?

— Что же вы там обнаруживаете? — спросил Лилли.

— Позволите говорить мне откровенно за себя и за других? Все мы, на вид, удовлетворенные жизнью люди, в тайной сердцевине своего существа испытываем тревогу пустоты. Наш интимнейший запрос к жизни не удовлетворен. Что-то терзает и грызет нас изнутри. Признайте, что я говорю правду?