— Деррек, — сказала она. — Что ты пытаешься мне сказать?

— Я пытаюсь быть абсолютно честным со своими чувствами к тебе. С самого начала ты была со мной открытой и настоящей. Я хочу сделать то же самое.

Она смотрела на него мгновение, прежде чем сказать:

— Это касается Мэгги?

— Нет, — сказал он, качая головой, — не совсем. Это касается нас.

Он почувствовал, как она замерла, её глаза перестали моргать, пока она ждала его слов.

— Я просто пытаюсь быть с тобой открытым, — сказал он. — Ты мне нравишься, и я хочу быть с тобой.

— Ты испытываешь чувства к нам обеим, к Мэгги и ко мне, и ты запутался.

Она была права. Это проблема.

— Да, — сказал он, прислоняясь головой к креслу и глядя на усыпанное звёздами небо, чувствуя, будто с его плеч только что сняли груз весом в тысячу фунтов. Она была абсолютно права.

Джилл свесила ноги с кресла и встала на ноги.

Он поднял голову.

— Куда ты идёшь?

— Уже поздно. Мне нужно ехать.

— Ты не останешься?

— Здесь? С тобой?

Он кивнул, прежде чем понял, что за одну десятую секунды между ними всё изменилось. Он сделал что—то не так? Он вскочил на ноги и чуть не споткнулся о кресло, чтобы добраться до неё. Он взял её за руку и сказал:

— Я влюбляюсь в тебя, Джилл. Я влюбляюсь в тебя так сильно и быстро, что кружится голова.

— Но ещё ты испытываешь чувства к Мэгги.

Он не хотел ничего, кроме как отрицать это, взять все свои слова обратно, повернуть время вспять на несколько коротких минут и начать всё заново. Вся эта прямолинейная правда работала не так, как предполагалось.

— Я пытался быть с тобой честным.

— И я не могу сказать, как сильно это ценю, — без эмоций произнесла она.

— Я надеялся, что то, что между нами было, и моя правда будут началом чего—то невероятного.

Она наклонила голову, проникая взглядом глубоко в его глаза, глядя на него так, будто он был придурком или кем—то ещё хуже. Он крайне надеялся, что, в конце концов, то есть в эти две минуты, она захочет дать им толчок. Заставит его забыть обо всех чувствах, которые у него могут быть к Мэгги, потому что больше всего он надеялся, что конкретно эти чувства просто исчезнут, испарятся в воздухе.

Джилл выпрямилась и собиралась что—то сказать, но почему—то передумала. Она попыталась вытянуть свою руку, но он не отпустил.

— Не уходи, — сказал он.

Она посмотрела на него.

— Я тоже надеялась, что это станет началом чего—то чудесного, но всё так, как есть. Ты ничего не можешь поделать со своими чувствами. Я благодарна тебе за то, что ты открылся мне и рассказал правду. И надеюсь, что ты поймёшь, когда я скажу тебе, что не могу больше делать этого с тобой... быть твоим другом... ходить по магазинам, есть шоколад... сидеть под звёздами. Я не могу делать ничего этого с тобой, потому что никогда не буду знать, думаешь ты обо мне или о ней.

Деррек чувствовал себя потерянным, так что просто стоял на месте как дурак, и наблюдал за тем, как она возвращается в дом, собирает вещи и уезжает. Он хотел побежать и остановить её, прежде чем она уедет, убедить её, что сказал всё неправильно, и она для него единственная, но его ноги приклеились к земле. Он не был придурком. Он был идиотом и придурком.

Джилл оглядывала зал торжеств, задаваясь вопросом, когда приедет Томас.

Её взгляд скользнул к входной двери мимо женщины с пучком на затылке, которая разговаривала с величавой брюнеткой с чёрными шёлковыми перчатками до локтя. Джилл едва заметила высокую блондинку, сверкающую алмазами, так как её взгляд сосредоточился на вновь прибывшем человеке, который стоял на верхней ступеньке лестницы.

Вместо Томаса в банкетный зал вошёл Деррек, одетый с иголочки, во фрак, и с цилиндром на голове. Все взгляды были прикованы к нему и наблюдали за каждым его движением. Деррек двигался под каждое изменение темпа музыки, двигая бёдрами и заставляя женщин пускать слюну, пока он танцевал в сторону широкого ряда стульев на мраморном полу и не оказался перед ней.

Хитрая улыбка появилась на лице Джилл. Щёлкнув пальцами, она попросила официанта принести им большую стеклянную миску, наполненную нежным ганашом, который используется для пирогов, трюфелей и начинки суфле.

Деррек окунул не только один палец, а набрал целую ладонь шоколада, взбитого никем иным, как Вольфганом Паком, который стоял на авансцене и держал в руках испачканный в шоколаде веничек. Взорвались фейерверки, освещая небо на улице. Вдали раздался звон и Деррек подмигнул ей, а она рассмеялась, пока вокруг них дождём падали шоколадные трюфели.

Джилл подскочила на кровати и открыла глаза.

Она осмотрелась в своей спальне, где всё было на своих местах. Её сердце громко стучало в груди. Она снова сделала это.

***

Сегодня они праздновали.

Челси, Джилл и Сэнди пили шампанское, просматривая дюжины фотографий и пытаясь решить, какую фотографию с поединка использовать в качестве обложки для выпуска "Еды для всех" следующего месяца.

Джилл не потребовалось много времени, чтобы выбрать свою любимую глянцевую фотографию размеров восемь на десять.

— Эта идеальна.

Челси вытащила пробку из бутылки шампанского, а затем пригнулась, когда пробка отскочила от потолка и ударилась в холодильник, прежде чем покатиться по полу.

— Кто хочет шампанского? — спросила она.

— Мне только чуть—чуть, — сказала Сэнди.

Челси наполнила рифлёные бокалы шампанским и поставила два бокала на кофейный столик.

Сэнди посмотрела на фотографию, которую подняла Джилл, и сморщила нос.

— Я не знаю, понравится ли эта миссис Мёрнэйн. Если присмотреться поближе, то можно заметить, что её парик сидит не совсем по центру головы.

— Ты права, — сказала Джилл.

Она отложила её в стопку неподходящих фотографий и посмотрела на оставшиеся.

Челси взяла другую фотографию и подняла её, чтобы все посмотрели.

— Как насчёт этой? Все три женщины выглядят хорошо.

Джилл скрестила руки.

— Но женщина с седыми волосами...

— Фиона, — сказала Сэнди. — Это её имя.

— Фиона не улыбается, — закончила Джилл.

— Но эта самая льстивая, — сказала Сэнди. — А ты сама, какую бы хотела фотографию – ту, на которой ты улыбаешься или с самыми льстивыми углами?

— С самыми льстивыми углами, — сказали они все вместе в унисон.

— Хорошо, пусть будет эта. — Джилл убрала остальные фотографии в стопку неподходящих, а затем подняла свой бокал. — За нашего замечательного фотографа и за очередную удачную обложку.

Сэнди подняла свой бокал с двумя девушками, и они чокнулись, прежде чем выпить.

— Кто готовил лазанью? — спросила Челси. — Она прекрасна.

— Поднимаясь сегодня утром по лестнице, — ответила Сэнди, — Деррек настоял, чтобы я взяла лазанью, которую он приготовил. Взамен я отдала ему Лекси и Райана на пару часов.

Джилл не была счастлива от такого обмена, но оставалась в спальне, пока Сэнди собирала для Деррека вещи, которые ему могли понадобиться. Когда он ушёл, она высказала Сэнди своё мнение.

— Этот мужчина готовит и меняет подгузники, — произнесла Челси, качая головой. — Последний раз, когда я здесь была, он присылал цветы каждые пять минут. Ты собираешься сделать ему предложение, — спросила она Джилл, — или это сделаю я?

Джилл постаралась не застонать.

— Некоторым девушкам просто везёт, — подхватила Челси. — Из всей спермы во всех банках спермы по всему миру ты выбрала его.

— У него много братьев, — сказала Сэнди, когда прозвенел звонок.

Челси подскочила на ноги и открыла дверь.

— Ещё цветы. Кто догадается от кого? — она подписала документы, а затем протянула курьеру его планшет. — Спасибо, — сказала она, прежде чем закрыть дверь и протянуть Джилл карточку, которую доставили вместе с цветами.

Джилл прочла карточку.