Третьей силой, способствовавшей успеху прогрессистских реформ, была просвещенная часть экономической и политической элиты США, мотивы которой носили по преимуществу охранительный характер. С их стороны принятие социально-политических реформ означало согласие на такое изменение общественного договора с нацией, при котором уступки демократии, нижним и средним слоям становились одновременно гарантией сохранения социальных основ американского миропорядка. Такой маневр невозможно назвать обманом, ибо уступки и реформы имели реальное значение. Скорее это был компромисс, от которого элита выиграла больше, чем проиграла. Как показывают факты, магистральная тенденция экономического развития США в “прогрессивную эру” не только не пресеклась, но даже упрочилась: в последний год пребывания у власти реформатора В. Вильсона состояния ведущих американских монополий в среднем были в два-три раза выше, чем в год его прихода к власти[509]. Социальный мир с средним и нижним классами оказался для элит экономически выгоднее конфронтации.
Традиционная партийно-политическая система после определенной перенастройки проявила гибкость и маневренность, позволившие канализировать разнообразные по характеру протестные движения в русло конституционно-законодательных реформ, осуществленных властями федерации и штатов. Демократическая партия первой включила в свою платформу требования, разделявшиеся всеми протестными движениями, ив 1912 г. сумела одержать победу на президентских выборах. Менее влиятельными оказались сторонники реформ в Республиканской партии: им не удалось преодолеть сопротивления консервативного большинства, ив 1912 г. они вынуждены были выделиться в самостоятельную Прогрессивную партию, во главе которой оказался Т. Рузвельт. На президентских выборах того же года Прогрессивная партия заняла второе место, а республиканцы оказались оттесненными на третье. После этого прогрессистские преобразования достигли кульминационной точки.
Наибольших успехов прогрессисты добились в области политических реформ. Важнейшей среди них оказалась 17-я поправка к Конституции 1913 г., передавшая избрание сенаторов от легислатур штатов рядовым избирателям. Реформа определенно способствовала снижению коррупции и влияния боссизма. С 1898 по 1918 г. 22 штата внесли поправки в свои конституции, наделявшие избирателей правом законодательной инициативы и референдума в рамках собственных штатов, причем в 12 случаях избиратели получили право вносить поправки в конституции штатов. К 1917 г. 44 штата одобрили законы о прямых первичных выборах, предоставлявшие самим избирателям право выдвигать кандидатов на выборные должности. Правда, речь шла в основном о должностях на уровне штатов. Что касается закона о прямых первичных выборах кандидатов в президенты, то он был одобрен в половине штатов (в восьми из них закон в период с 1918 по 1945 г. был отменен). В 1907 г. Конгресс США одобрил первый федеральный закон о порядке финансирования избирательных кампаний, по которому в праве на это отказывалось корпорациям и банкам. В 1910 г. Конгресс потребовал от депутатов обнародовать источники финансирования своих избирательных кампаний, а в 1911 г. впервые ограничил их объемы. Завершающей политической реформой “прогрессивной эры” стала 19-я поправка к федеральной Конституции, предоставившая избирательное право женщинам.
Среди демократических социально-экономических мер выделялась 16-я поправка к Конституции США 1913 г., вводившая федеральный подоходный налог. Был принят ряд антимонополистических законов, среди них закон Хэпберна 1906 г., включавший пункт о максимальных тарифных ставках на железнодорожном транспорте. Закон Клейтона 1914 г., расширявший трактовку антимонополистической практики, одновременно запрещал рассматривать в качестве монополий профсоюзные объединения, что активно практиковалось прежде американскими судами. В большинстве штатов были приняты первые, весьма умеренные (в сравнении, скажем, с английскими) законы о социальном страховании.
Из трех ветвей государственной власти с прогрессистских позиций выступала по преимуществу власть исполнительная. В годы президентств Т. Рузвельта (1901–1909) и В. Вильсона (1913–1921) произошло изменение соотношения сил исполнительной и законодательной властей в пользу первой. Сократились властные возможности лидеров партийных фракций в обеих палатах, так что после 1913 г., по заключению американских ученых, “в большинстве случаев реальным лидером Конгресса выступал хозяин Белого дома”[510].
Прогрессивная эра пресеклась в годы первой мировой войны. Тому было несколько основных причин. Первая и самая очевидная заключается в том, что войны плохо совмещаются с демократическими нововведениями. Национализм, патриотизм и мессианизм, расцветшие в США в период мировой войны, оттеснили внутренние демократические преобразования далеко на задний план. Другая причина состояла в том, что начавшаяся на исходе войны русская большевистская революция серьезно напугала своим радикализмом и возможностью экспансии большинство американцев, способствуя быстрому нарастанию в США консервативных настроений. Наконец, третья причина угасания реформаторства заключалась в том, что США того времени в отличие от эпохи “нового курса” 30-х годов не сталкивались с угрозой экономической катастрофы, которая бы не позволила либералам и просвещенной части элиты расслабиться и прекратить методичное радикальное врачевание капитализма. Напротив, экономические дела в США шли очень неплохо, а первая мировая война (впрочем, как и вторая) только укрепила американское экономическое благополучие. Из первой мировой войны США вышли крупнейшим мировым кредитором. Промышленность вообще развивалась по восходящей линии, к концу 20-х годов на ее долю приходилось 48 % мирового производства. Особенно успешно действовали крупные корпорации, которые к 20-м годам реабилитировали себя в глазах нации за грехи эпохи сколачивания финансово-промышленных империй. Естественным образом произошла реставрация индивидуалистического капитализма.
20-е годы стали периодом триумфа (но, как выяснилось позднее, и “пирровой победы”) индивидуалистического капитализма. Одной из основ его распространения стало экономическое благополучие 20-х, вошедших в историю как десятилетие “просперити”. Разве не являлся объективным показателем благосостояния Америки показатель выпуска автомобилей — 5,4 млн ежегодно в конце десятилетия, которые теперь могли приобретать не только богатые, но и средние американцы? После 1920 г. избиратели неизменно отдавали предпочтение Республиканской партии: три ее консервативных лидера У. Гардинг, К. Кулидж и Г. Гувер последовательно сменяли друг друга на президентском посту. Своего рода символом упрочившегося политического влияния крупного бизнеса явилось одиннадцатилетнее (с 1921 по 1932 г.) пребывание на посту министра финансов мультимиллионера Э. Меллона. Чтобы занять этот пост, Меллон должен был выйти в отставку из руководства 51 корпорации, но его деятельность на новом посту многократно искупила эту жертву, принеся многомиллиардные прибыли всему большому бизнесу. В 1921 г. по его инициативе ставка налога на доходы, превышавшие 1 млн долл., была снижена с 66 до 50, а в 1926 г. до 20 процентов.
В отношении корпораций прекратилось использование антимонополистических законов, которые были нейтрализованы Верховным судом с помощью принципа “разумности” предпринимательских объединений. Республиканская партия вернула к жизни сверхвысокие протекционистские тарифы, которые, как и в конце XIX в., были объявлены одной из основ процветания национальной промышленности. Президент США Г. Гувер, апостол индивидуализма, отвергая социальное законодательство, доказывал, что цели трудящихся должны достигаться исключительно посредством добровольных соглашений между трудом и капиталом. Он называл это “просвещенным индивидуализмом”. Индивидуалистическое кредо было воспринято в то десятилетие и Демократической партией, отказавшейся от либерально-реформистских постулатов “прогрессивной эры”.
