Один из наиболее важных итогов XX в. — крах колониальной системы — явился результатом двух параллельных процессов: национально-освободительных движений и кардинальных перемен в европейских метрополиях.

Не следует забывать и того, что европейская историческая наука стала той питательной средой, на которой возникли и успешно развиваются новые тенденции в мировой историографии.

Все это побуждает уделять большое внимание европейской истории, видеть в ней один из ключевых моментов развития мира в XX столетии.

Одна из примечательных особенностей мировой истории состоит во взаимодействии Востока и Запада. В статье проф. Л. Васильева предпринята попытка проследить, что из себя представляет Восток в XX в. с его неповторимыми цивилизациями, культурами и религиями. Важно было раскрыть, какие из черт современного Востока были навеяны традицией и историей, а что оказалось феноменом новейшей истории.

Представляется, что краткий анализ обоих этих процессов ставит вопрос и о перспективах будущего развития, о тех сложностях и противоречиях, о разрывах и соединениях в предстоящем XXI столетии.

Наконец, в книге представлены две статьи, посвященные анализу двух крупнейших стран мира — США и России. Их развитие в XX в. было во многом различным, и по содержанию перемен и по итогам развития.

На проходившем в августе 2000 г. в Осло очередном международном Конгрессе исторических наук, на заключительной дискуссии один из ведущих, директор Нобелевского института поставил вопрос: было ли XX столетие американским и если да, то в чем проявилось и каковы перспективы США на будущее. Этот вопрос сразу же влечет за собой необходимость определения критериев воздействия той или иной страны на ход мирового развития. Американцы несомненно сделали самый мощный рывок в экономике, в технологическом развитии, США стали действительно самой сильной военной державой века. Произведения массовой американской культуры заполнили разные страны и континенты.

Но, видимо, невозможно дать ответ на вопрос: чей это был век, — без пристального внимания и к другим факторам мирового развития — социальным трансформациям, освободительным движениям, глубоким переломам в области культуры и искусства, в образе жизни, религиозных представлениях и пр. И тогда вопрос — чей это был век? получит более сложные и неоднозначные ответы.

В конечном счете история складывается из общего и частного, целого и единичного, из глобальных процессов и повседневной жизни, из макро- и микроистории, из непрерывности, традиций, континуитета и из прорывов, новаций и разрывов. И в этой системе координат оказывается, что для анализа причин и последствий нужен синтез всех этих факторов, а иногда на первый взгляд какое-либо единичное явление приобретает “знаковые” черты, меняя социальную жизнь или ментальность, нравы и представления целых поколений и многих стран и народов.

Наконец, отдельная большая тема — судьба России в XX веке. Видимо, еще не настало время для окончательных выводов об истории нашей страны в истекшем веке. Российские исследователи находятся еще в начале пути. Идет сложный процесс освоения новых документов, прежде всего архивных, но самое главное — историки вырабатывают новые концептуальные подходы, стремятся дать оценки революциям 1917 г., процессам 20-30-х годов, попыткам экономических реформ в 50-60-х годов и их неудачи, эволюции и стагнации политической системы, сущности и последствий “перестройки” и т. п.

В силу переходного периода в историографии истории России многие труды носят по преимуществу описательно-фактографический характер, как бы составляя некую основу для будущих аналитических исследований.

В целом представляемая книга, отнюдь не претендуя на всеобъемлющий характер, имеет целью привлечь внимание к некоторым наиболее существенным проблемам, обозначить темы уже ведущихся и будущих исследований. Выражая во многих случаях личную позицию тех или иных историков, книга показывает те направления, по которым российские историки ведут исследования мира в XX столетии.

А.О. Чубаръян

Охарактеризовать даже общие параметры этой масштабной проблемы можно только при условии сосредоточения внимания на одном, хотя и важнейшем ныне, ее аспекте. Таким представляется развитие кризиса Марксовой революционной теории развития общества, кризиса, который волнообразно нарастал на протяжении всего XX в.

Этому веку прижизненно присвоено множество наименований, в том числе и метко схватывающих те или иные его примечательные черты: “эпоха войн и революций”, “век атома”, “эра космоса и информатики”. Хотя и не такую броскую, но, пожалуй, наиболее существенную его характеристику выражает формула: “столетие общественных преобразований” или “век трансформаций”. И это не потому, что предшествующие века не знали серьезных потрясений и кардинальных перемен, а потому что впервые разнообразные трансформации сложились в некую глобальную динамичную систему.

Системообразующие элементы достались XX в. в наследство от предшествующих. Нам представляется, что они могут быть (хотя и упрощенно) представлены в виде следующей “триады”: (1) “социальные движения”, (2) “социальные революции”, (3) “социальные реформы”.

Прежде чем перейти к их рассмотрению необходимо сделать два предварительных замечания. Во-первых, объем статьи не позволяет углубляться в далекое прошлое и потому события предшествующих веков будут затронуты лишь в самых общих чертах. Во-вторых, останутся за скобками взгляды тех, кто — по соображениям мировоззренческим, моральным или иным — принципиально не приемлет исторического подхода к общественному прогрессу и социальной революции.

Начнем с того, что охарактеризуем, пока в самых общих чертах, элементы “триады” и их изменчивые взаимоотношения.

1) Социальное движение, взятое в самом широком смысле слова, это движение, развитие всего человеческого сообщества (социума). В узком смысле — это общественные или социальные движения, которыми полна история, начиная с самых древнейших времен. По социальному составу участников народных движений издавна различают движения племен, возмущения рабов, восстания городского плебса, крестьянские бунты и войны, выступления пролетарских низов. Движения эти были исходно неоднородными по характеру их протестного содержания. Хотя мотивации (религиозные, этнические, национально-освободительные, социально-классовые) не всегда поддавались четкой дифференциации, ясно прослеживаются различия экономических и политических требований.

При всем разнообразии социальных движений по масштабу, радикальности применяемых форм и методов борьбы их можно разделить на “мирные” и “немирные”, отнеся к первым забастовки, (стачки), демонстрации, митинги, пикеты, акты неповинования властям, а ко вторым — военные мятежи, крестьянские бунты, рабочие восстания, гражданские войны.

2) Социально-политические революции явление гораздо более сложное. Как закономерно обусловленное звено исторического прогресса, как эффективный способ разрешения самых острых конфликтов в определяющих сферах жизни общества и одновременно как кульминационная форма революционного анклава в мировом эволюционном процессе социально-политическая революция созрела лишь тогда, когда само общество достигло сравнительно высокого уровня своей организации. Хотя некоторые элементы революции проявлялись и ранее в высших формах политических и социальных движений античности и средневековья, эпоха социально-политических революций, а именно буржуазных, началась лишь в XVI в.

За раннебуржуазными революциями этой поры в Германии и Нидерландах последовали классические: Английская XVII в., Война за независимость в Северной Америке и особенно Великая Французская революция конца XVIII в. Они стали переломными рубежами в истории этих стран и, что еще важнее, ступенями мирового процесса смены феодализма капитализмом. При всем своеобразии и неповторимом переплетении в каждой из революций объективных и субъективных факторов, стихийных движений масс и политических расчетов идеологов-вождей всем этим революциям были свойственны некоторые общие, типические черты, которые делали их не только возможными, но и необходимыми.