Вместо этого пять корпусов Самсонова шли без отдыха девять дней по песчаным дорогам в удушающую жару, не осознавая, что элитарные части завлекаются в западню. Голодные, уставшие воины брели к своей голгофе не видя стратегической цели, не пользуясь превосходными германскими железными дорогами. Самсонов спешил, а Ренненкампф безмятежно отдыхал. Отсутствие у русских войск телеграфа и сигнальной связи, чудовищное прямодушие открытых сообщений по радио сделали храбрую русскую армию жертвой своих командиров. “Благодаря сообщениям по радио клером, — пишет Гофман, — мы знали силу русских войск, и точное назначение каждой из задействованных русских частей”[341]. И русская система снабжения оказалась абсолютно недостаточной: быстро движущаяся вперед армия резко оторвалась от своих баз. У солдат не было хлеба, у лошадей — овса.

Генералы Гинденбург и Людендорф действовали согласно правилам немецкой военной науки. Войска их восьмой армии сели в поезда и направились между двумя большими, растянувшими свои тылы русскими армиями, окружая войска Самсонова. “Это смелое действие стало возможным из-за отсутствия связей между двумя русскими командующими и легкостью германского прочтения приказов Самсонова своим войскам”[342].

Наиболее ожесточенным было сражение у деревни Танненберг. Пятнадцати дивизиям Самсонова противостояли 14 германских дивизий под командованием Гинденбурга. Цвет русской армии был уничтожен в самом начале войны. Неужели Ренненкампф “не видел, что правый фланг Самсонова находится под угрозой полного поражения, что угроза его левому флангу усиливается с каждым часом?” — изумлялся Гинденбург[343]. “Естественным, — пишет Черчилль, — был бы приказ отступить. Но темный дух фатализма — характерно русского — казалось лишил сил обреченного командующего… лучше погибнуть, чем отступить. Завтра, может быть, поступят хорошие новости. Ужасающая психическая летаргия опустилась на генерала, и он приказал продолжать наступление”[344]. Германский командующий пишет о “героизме, который спасал честь армии, но не мог решить исхода битвы”[345]. Другой очевидец признавал, что “русские сражались как львы”[346]. 30 августа окруженная армия Самсонова была разбита. Жестоко страдая от астмы, посерев от несчастья, Самсонов застрелился в лесу.

Заманив Ренненкампфа в глубь лесистой местности, немцы 9 сентября предприняли решающую атаку. Ощутив угрозу окружения, Ренненкампф начал общее отступление. Но немцы были уже в тылу у него. Скорость стала решающим обстоятельством. Две русские армии оставили всю свою артиллерию и огромное количество броневиков. В целом были потеряны 310 тыс. человек — цвет кадровой русской армии[347]. Встает вопрос, готова ли была Россия воевать с индустриальным и научным лидером Европы?

Но было в этой трагедии и оцененное союзниками России обстоятельство. После вхождения русских войск в Восточную Пруссию нервы германского генерального штаба определенно дрогнули. Мольтке (племянник победителя французов в 1870 г.) допустил отклонение от “плана Шлиффена”. Он направил на север Франции на 20 % меньше войск, чем того требовал план, и соответственно на 20 % увеличил численность войск, стоявших на восточных германских границах. 25 августа два корпуса германской армии были отправлены из Франции на восток. 31 августа британский военный министр лорд Китченер телеграфировал командующему английским экспедиционным корпусом Джону Френчу первое ободряющее сообщение текущей войны: “32 эшелона германских войск вчера были переброшены с западного фронта на восток, чтобы встретить русских”. Фактор России сыграл свою спасительную для Запада роль.

В “Мировом кризисе”, истории первой мировой войны, Черчилль написал: “Нужно отдать должное русской нации за ее благородное мужество и лояльность к союзникам, с которой она бросилась в войну. Если бы русские руководствовались лишь собственными интересами, то они должны были бы отвести русские армии от границы до тех пор, пока не закончится мобилизация огромной страны. Вместо этого они одновременно с мобилизацией начали быстрое продвижение не только против Австрии, но и против Германии. Цвет русской армии вскоре был положен в ходе сражений на территории Восточной Пруссии, но вторжение в Восточную Пруссию пришлось как раз на решающую фазу битвы за Францию”[348].

Фортуна была более благосклонна к русским на австрийском фронте. Семь армий, два миллиона бойцов сошлись в страшном противоборстве. Талантливый австрийский командующий Конрад фон Гётцендорф не имел немецких по военным качествам войск, и его галицийское наступление встретило достойный отпор. В отличие от аристократов Жилинского и Ранненкампфа битый жизнью Н.И. Иванов, командующий Юго-Западным фронтом, встретил противника со спокойным разумением[349]. На тридцатый день мобилизации Иванов командовал 53 пехотными дивизиями и 18 дивизиями кавалерии — миллион с четвертью человек на фронте от Вислы до румынской границы.

Командующий штабом австрийской армии Франц Конрад фон Гетцендорф “был невротически чувствителен к падающей роли Австрии в Центральной Европе”[350]. Он рассчитывал нанести русским поражение между двадцатым и тридцатым днями после начала русской мобилизации[351]. Но не австрийская армия завладела инициативой. В отличие от русско-германского фронта в русской Ставке на русско-австрийском фронте знали, что происходит на фронте и где сосредоточена австрийская армия. На берегах притоков Днестра восемь корпусов Рузского и Брусилова медленно и спокойно начали обходить наступающую австрийскую армию с юга. После 30 августа дорогу на Львов запрудили отступающие австрийские войска. В те самые дни, когда воины Самсонова гибли в восточно-прусских лесах, австрийцы увидели призрак поражения. К первому сентябрю русские войска вошли во Львов.

В битве при Раве Русской (9 сентября 1914 г.) решилась судьба этой кампании. Брусилов писал домой: “Все поле битвы на расстоянии почти ста верст покрыто трупами, и австрийцы с большим трудом подбирают раненых. Невозможно обеспечить страдающим людям даже воду и пищу, это горькая изнанка войны”[352]. 16 сентября 1914 г. австрийская армия отступила за реки Сан и Дунаец (200 км к западу от Львова), оставляя русскому окружению превосходную крепость Перемышль. Австрийцы в Южной Польше отступали перед напором русских армий до 17 октября 1914 г. Теперь Россия могла угрожать даже германскому промышленному району в Силезии. Австрийская официальная история признает, что “русские не преувеличивают, когда сообщают, что их противник потерял 250 000 убитыми и ранеными, взяв 100 000 пленными”. Был задан тон противоборству, в котором русская армия психологически никогда не ощущала второсортности.

Итак, германский, а не французский военный план стал схемой грандиозной военной битвы на Западе. Но несколько факторов (часть из них — производные их тактического успеха) стали работать против стремительно продвигающейся армии вторжения. Движение немцев не было ослаблено посылкой войск в Восточную Пруссию. Немецкие войска настолько опередили свое расписание, что расплатой стало отставание припасов и физическая усталость. И немцы внесли в свой план очень важные коррективы. Мольтке решил “сократить дугу” — пройти мимо Парижа не с запада, а с востока, замыкая в кольце окружения основную массу французских войск.