Реалистичной была оценка расстановки сил в американской политике и у советской дипломатии. Однако ей не хватало гибкости. У майский и Уэллес не нашли “общего языка”, не доверяли друг другу, что осложняло обстановку на переговорах. Уманский сообщал в Москву, что, по его мнению, Уэллес “тяготеет к более враждебному нам лагерю… Он занимает как бы центристское положение между сторонниками сближения типа Икеса, Моргентау, Гопкинса и обозленной антисоветской кликой буллитовской масти”[455]. О “тупом упорстве” Уэллеса говорил Штейнардт в одной из бесед с советскими дипломатами[456]. Но все это имело второстепенное значение. Главное — ко времени нападения Германии на СССР Черчилль и Рузвельт пришли к общему выводу о том, что они выступят за поддержку СССР в борьбе против нацистской агрессии, хотя, какой будет эта поддержка, было далеко не ясно.

22 июня, в день нападения Германии на СССР, это сделал У. Черчилль, 24 июня — Ф. Рузвельт. Он заявил на пресс-конференции: “Разумеется, мы собираемся предоставить России всю ту помощь, которую мы сможем”[457]. Реакция США на нападение Германии на СССР была неоднозначной, более противоречивой, чем в Великобритании. Она продемонстрировала сложный спектр расстановки политических сил в стране, их различное отношение к поддержке социалистической России в борьбе против нацистской агрессии. Г. Трумэн, в то время сенатор от штата Миссури, за день до выступления Рузвельта призвал правительство следовать иному курсу: “Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя я не хочу победы Гитлера ни при каких обстоятельствах”[458].

Однако государственные лидеры США отклонили позицию этой части истеблишмента. Их аргументы были реалистичны и убедительны — поражение СССР означает не только прямую угрозу мировым позициям США, но и самой независимости страны.

3 июля И. Сталин со своей стороны заявил об уверенности в том, что справедливая борьба советского народа за свободу страны “сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы”[459]. Путь к созданию военно-политического союза трех держав был открыт.

После поездки личного представителя президента США и главы администрации по ленд-лизу Г. Гопкинса в Москву в конце июля 1941 г., трехсторонней конференции в Москве (28 сентября-1 октября 1941 г.) США предоставили Советскому Союзу из средств, ассигнованных по ленд-лизу, беспроцентный заем на сумму 1 млрд долларов, что явилось исключительно важным решением в политике поддержки СССР и процессе становления антигитлеровской коалиции. В свою очередь, СССР заявил 24 сентября 1941 г. на межсоюзнической конференции в Лондоне о своем согласии с основными принципами Атлантической хартии — декларации о совместных целях политики Великобритании и США, подписанной Рузвельтом и Черчиллем 14 августа.

Вступление США во вторую мировую войну, объявление Германией и Италией войны Соединенным Штатам превратили сотрудничество СССР и США в фактор первостепенного военно-политического значения.

В феврале 1942 г. Рузвельт принял решение о предоставлении СССР второго кредита в размере 1 млрд долл, на прежних условиях (начало выплаты беспроцентного займа предусматривалось через пять лет после окончания войны в течение 10 лет). Была создана советская правительственная закупочная комиссия в США, достигнута договоренность по предложению США об установлении прямой радиотелефонной связи между Москвой и Вашингтоном — сотрудничество развивалось по многим направлениям, но договора, подобно советско-английскому, заключенному год назад, все еще не было. Возникли и другие разногласия. Они были вызваны хотя и дипломатическим, но отказом СССР денонсировать пакт о нейтралитете с Японией и предоставить американским ВВС базы на советском Дальнем Востоке. Такое развитие событий могло, по мнению советского руководства, усугубить и без того существовавшую угрозу японской агрессии против СССР в то время, как главные силы Красной Армии вели тяжелейшую борьбу против вермахта на Западном фронте, исход которой был далеко не ясен.

В июле 1945 г. в Потсдаме, недалеко от Берлина в очередной раз встретились руководители стран великого союза. Со времени предыдущей встречи в Ялте прошло менее полугода, но в составе ее участников произошли существенные изменения. Незадолго до этого умер Ф. Рузвельт — признанный арбитр в дискуссиях “Большой тройки”. Его сменил новый президент США Г. Трумэн. В ходе конференции ее покинул У. Черчилль, место которого занял лидер победившей на парламентских выборах лейбористской партии К. Эттли. Из тех кто создавал коалицию и вел ее к победе остался только Сталин. Заметно изменился характер отношений между руководителями трех держав. В качестве примера приведем выдержки из документов Потсдамской конференции, хранящиеся в Архиве внешней политики России. Первый из них 17 июля 1945 г. был распространен Трумэном и требовал “немедленной реорганизации существующих правительств в Румынии и Болгарии”. Второй представлял собой ответный меморандум делегации СССР от 20 июля, в котором опровергались аргументы американского документа и указывалось на то, что в Греции (там находились британские войска. — О.Р.) “свирепствует террор, направленный против демократических элементов, вынесших на своих плечах основную тяжесть борьбы с немецкими оккупантами за освобождение Греции”[460]. По международным стандартам Потсдамская конференция явилась важным и во многом продуктивным событием, оказавшим позитивное влияние на послевоенное устройство мира. Но то, что это была последняя встреча “большой тройки”, вряд ли кто из глав делегаций сомневался.

Стороны и сотрудничали, и не доверяли друг другу. Острые противоречия проявились в таких кардинальных вопросах, как открытие “второго фронта” (стратегия), послевоенное устройство приграничных СССР стран Восточной Европы (геополитика), и приняли необратимый характер с овладением Соединенными Штатами атомным оружием.

Если для Англии и США вопрос о “втором фронте” был в большей степени вопросом претворения в жизнь их стратегии, то для СССР он был связан и с сохранением жизни миллионов советских людей. Высадка союзников во Франции вела к уменьшению потерь Красной Армии и гражданского населения, быстрейшему изгнанию противника с оккупированных областей. На некоторых этапах боевых действий в 1941–1943 гг. проблема “второго фронта” имела для Советского Союза критическое значение.

Во время своего визита в Лондон и Вашингтон в мае-июне 1942 г. В. Молотов получил принципиальные заверения руководства США и, с оговоркой, Великобритании, в том, что вопрос о высадке союзников в Европе является “неотложной задачей” действий западных союзников и его необходимо решить еще до конца 1942 г. И если нарком иностранных дел СССР довольно скептически относился к такой возможности, то документы архива И. Сталина показывают, что советский лидер в то время, вероятно, рассчитывал на открытие второго фронта в 1942 г. Вопрос о восстановлении после войны границ СССР 1941 г. был снят с повестки дня. Важнее были договоренности об открытии “второго фронта”[461].

Шло время, но “второй фронт” отсутствовал. Остался позади тяжелейший для Советского Союза 1942 г. с его поражениями и зарей победы под Сталинградом. Англо-американская конференция в Касабланке (январь 1943 г.) показала, что и в 1943 г. наступления союзников во Франции не будет. Совместное послание У. Черчилля и Ф. Рузвельта о результатах конференции, направленное Сталину, не содержало информации о конкретных операциях и их сроках, а лишь выражало надежду, что “эти операции, вместе с Вашим мощным наступлением, могут наверное заставить Германию встать на колени в 1943 г.”[462].