«Зайцы» Бродит вечер по городу праздным скитальцем. Спеет май. Во дворах зацветает сирень. Мы садимся в трамвай – безбилетные «зайцы». За душой – ни шиша, в головах – дребедень. От того ли, что в воздухе терпко и звонко, потому ли, что кровь будоражит весна, так охота в подъезде поджечь фотопленку и соседку-гюрзу оплевать из окна… – Извините, пожалуйста, не обижайтесь! Будет время покаяться в этих грехах. Мы для мам и для пап – ненаглядные «зайцы». Все еще впереди. Все пока впопыхах. Мы еще на себя до конца не похожи. Но все тише и вкрадчивей шепот листвы… – Извините, пожалуйста, те, кто дороже всех и вся… но не все уже слышат, увы… Память теплой ладонью к щеке прикоснется, пощекочет виски – по-цыплячьи желта, как пушок над губой возмужавшего солнца, как смолистая плоть молодого листа, из которого вызреет спелое лето… – Оглянитесь, пожалуйста, снова весна… но неловко в трамвай заходить без билета… и в подъезде дымить… и плевать из окна… Где-то бесконечно далеко… Где-то бесконечно далеко, где светло и радостно до дрожи, мы с тобой – чисты и тонкокожи — шлепаем по лужам босиком. И плевать, что двойка в дневнике! Облака, как сахарная вата. На стакан воды из автомата три копейки сжаты в кулаке. Дома, всем смертям наперекор, суетятся бабушка и мама. Краденое счастье из кармана падает стыдливо на ковер… а потом… не то чтобы черта, и не то чтоб даже и преграда… просто миг – и ничего не надо, просто вдруг не видно ни черта. Топчешься, не помня о себе, кулаком в чужие двери лупишь… в темноте нечаянно наступишь на ногу растерянной Судьбе… – Это ты? а может… это я? — Все мы так похожи-непохожи… Как тепло… и радостно до дрожи, будто видишь с берега маяк… будто «бесконечно далеко» очень даже близко… дома – мама… мятный леденец под языком… много счастья — полные карманы… Памяти мамы …И когда онколог развел руками… и хлестнула черная полоса по судьбе… и дымными облаками занесло больничные корпуса — в жуткий миг, когда умерла надежда и пахнуло ужасом и концом, этот мир остался таким, как прежде! – Так хотелось плюнуть ему в лицо! …И меня шатало – от слез и водки. Сигаретный пепел летел в глаза. Пьяный двор качался разбитой лодкой. – Мама, сколько нужно тебе сказать! Сохранить тебя – до последней пяди! …А потом… моя неживая тень наступала на ноги тем, кто сзади — в похоронный хмурый осенний день. Только боль – по горло, тоска – по пояс да в пустынном небе – никчемный свет. Так чего-то ждешь, опоздав на поезд, и ненужный держишь в руке билет… …И опять рождается по привычке новый март, готовый пуститься вскачь. Акварельно, ветрено и синично! Несомненно, время – хороший врач. Но со мной – мои «болевые точки». И как нерв искрящий – моя звезда, невзначай застрявшая в междустрочье. И «кривая» вывезла не туда. И до боли ясно – не быть Поэтом (что ни слово – рублено топором)… – Только, мама… где же твои заветы? Где-то там – у вечности под ребром? Ты прости, во мне тебя слишком мало, я хочу не сбыться, а просто – быть. Не смогу я жить по твоим лекалам, не сверну с дороги своей судьбы. Я – чужой Вселенной слепой осколок, потерявший веру в благую весть. Если Бог безмолвствует, как онколог, как-то глупо спрашивать: «Шансы есть?»… «Незачет» …В этот двор вернуться – в свое начало. Во дворе – пернатая чехарда. Мой бумажный кораблик приплыл к причалу; на борту написано «НЕ БЕДА». Ерунда написана – не «ПОБЕДА». Поделом мне, в общем-то, поделом! …А кому-то мама кричит: «Обедать!» – Все такой же двор. И такой же дом — неизменно-желтый, пятиэтажный. Из окна открытого – чей-то взгляд… это мой ровесник – такой вчерашний и бесстрашный как… тридцать лет назад. У моих ровесников все достойно. Наступает срок собирать плоды… Отчего ж не завидно и не больно? – Совершенно искренне – «до звезды»! И в пустых карманах ветрам не тесно, но судьба-зануда опять ворчит — говорит, такие, как я – не к месту. Посылает к черту на куличи. Говорит, что каши со мной не сваришь, что и бесу не надо такой родни! — Я, как волк тамбовский – плохой товарищ. Тут и спорить не о чем. Извини.— И слова в висках – как удары гонга. И опять за пазухой – ни шиша. И помятым шариком для пинг-понга под подошвой жизни хрустит душа. И опять до ужаса неохота колошматить рифмами наугад ветряные мельницы Дон Кихота — те, что машут крыльями и… летят… И от этого вряд ли найдется средство. Не по всякой шкуре судьбы клеймо. …Хорошо сидеть на скамейке детства, где такое вкусное «Эскимо», все, что всуе сказано, забывая. Да и то, что было, теперь не в счет. Вот и все. Бывает же так… бывает. «Незачет» по жизни мне… Не-за-чет. |
