«От прогорклой крепости до крыльца Никольского…» От прогорклой крепости до крыльца Никольского Черною зимой Я ходила тропочкой, узкою да скользкою, В школу и домой. Ну, была я девочкой, ну ходила в кофточке, Купленной в Москве. Все, что было дорого, будто навью косточку, Пряча в рукаве. От казачьей ярмарки до колбасной фабрики Остановок пять. Разве только бабушка называла зябликом. Некому сказать. Сладость чая мятного, одеяла ватного, Вещего тепла. Что я из прощального шепота невнятного Вспомнить не смогла? Все гадала-думала, кто ко мне наклонится, Кто коснется рук? Что ж меня так запросто оплетайки-кровницы Выпустили вдруг? От меня до крепости – только что не просека, Донник да паслен. Ну, какая просека? Что-то вроде прочерка В перечне имен. «Зимой замечаешь, с каким трудом…» Зимой замечаешь, с каким трудом Сознанье выходит из темноты. Стираешь? Стираю. Дурдом-дурдом. Стареешь? Старею. Как ты? Как ты? Субботняя стирка, варум-варум. Как раньше хотелось на юг, на юг! Последние вещи спустились в трюм. Ударила рында, задраен люк. Ты знаешь, как круто любой урок По старой привычке принять в штыки. Ты помнишь черемуховый пирог? А запах черемуховой муки? Как будто внезапно среди монет, Как будто внезапно среди молитв — Заплатка от кофты, которой нет, От песни, не знаю про что, мотив. Ну как я напомню… та-ра-та-там… Ну, надо же, господи, как живуч! Я где-то забыла ключи, а там — От маминой двери ненужный ключ. Как время подходит – почти стык в стык, Как мы непохожи – ни боже мой — На этих отстиранных горемык Наладивших робкую связь с зимой. «Усатые дядьки кричат: «Красавица!»…» Усатые дядьки кричат: «Красавица!» Ее это будто и не касается. Красавице восемь лет. Она, загребая слегка сандалиями, Идет под магнолиями-азалиями, Под грузом забот и бед. Ей бабушка пишет: «Смотри за матерью, Она неумеха, а ты внимательна». Кудрявые кружева. Еще. С ней не хочет дружить Ковригина, Которая те же читала книги и… И, видно, она права. А самое главное – все кончается. И ветки под ветром сильней качаются, И листья шуршат в траве. Сентябрь скарлатиновый приближается И можно сейчас умереть от жалости, А можно потом, в Москве. Останется дерево прирученное, Ученая кошка и море Черное, Монеты в сыром песке. Черешневых пятен уже не вывести, И чтобы не плакать, читает вывески На выцветшем языке. Прага
Неужели по нашей вине мы Оказались в такой передряге? С точки зрения Влтавы, мы – небо В этой зимней заснеженной Праге. Наша нежность засыпана прахом, Ключ от дома на Черны потерян, Догорает закатная Прага Тихо, как освещенье в партере. Мы достигли трамвайных окраин, А за нами дрожали и плыли Темно-синие тени пекарен, Паутина из веток и шпилей. И луна появлялась не чаще, Чем далекий спасительный бакен. И глазами, как чайные чашки, Провожали чужие собаки. Хоть бы мы повернули обратно, Хоть бы мы постояли недолго. С точки зрения снега, мы – пятна, Что чернеют без всякого толка. Ноябрь Что за ноябрь, небо в густой пыли. Где бы мы жили, если б вообще могли. Чтоб заливали цинковый водосток Мысли о жизни, но с расширеньем doc. Чтобы сплошная правда, какая есть. Где бы мы были, если б не жили здесь? Где просыпались бы, засыпали бы? Или землей засыпало б наши лбы? Или, вот это лучше уже, заметь, Мы бы купили город за нашу медь, Литерный город, ладно, пускай, не весь. Метра четыре, только уже не здесь. Что-то не верю в тайный какой-то смысл. Текст, мол, написан, только волною смыт. Типа – читай пока что, поймешь потом, Что прочитала плохо и не о том. Здесь, где глаза от пыли опять сухи, Ненастоящие эти мои стихи, Чтобы сказать не меньше, чем ничего, Я начинаю с имени твоего. Обстоятельства времени Александр Буланов. г. Москва От автора: Я родился в 1989 году в Москве, стихи начал писать по непреодолимым жизненным обстоятельствам в 23 года. Осенью 2013-го вступил в знаменитую литературную студию Игоря Волгина «Луч», где до сих пор являюсь активным участником литературного процесса, длящегося уже почти полвека. В свободное от сочинительства, работы и семейных дел время занимаюсь организацией литературных мероприятий и телепередач. Кроме того, веду собственный видеоканал на YouTube, посвященный современной поэзии. © Буланов Александр, 2016 В какой стране В какой стране, на улице иль в доме Меня настигнет, оглушит рассвет И я сойду за гения, но кроме — Окончен гейм, и матч, и сет — Сказать смогу сухую благодарность Или упрек неведомо кому? Авось судьба – бессмысленная данность И ничего не виснет на кону. Авось не буду бесконечно злиться И благо есть, кому сказать прощай. Лихая жизнь на градусы кренится, На благовест, в неведомый мне край. Не выросла душа, но легче стала, Не довела до седины волос, А я пришел уже на край канала, Где нет домов, и улиц, и берез. В такой рассвет срастаются обломки И корабли на байковой волне, Внизу стоят и предки, и потомки: Они видны, но недоступны мне, |
