— Не знаю. От него куча проблем.

— Так почему бы не пристрелить его прямо сейчас? Кончим на месте да и выбросим на обочину, а?

— Хм-м, — протянул Борис и, помолчав, добавил: — Мистер Гулагов — ас логики. Он примет верное решение.

Шаги удалились, хруст гравия стих. Дверцы открылись и закрылись. Машина поехала. Я еще немножко поскреб, но ничего не изменилось. Дорога стала неровной и ухабистой.

Прошло время, много времени. Тряска, темнота, никаких новых звуков и запахов. Я держал глаза открытыми, хотя смотреть было не на что. Тем не менее я оставался начеку. Берни часто повторял поговорку: что-то там — не помню, что именно — зависит от подготовки. Мои мысли вернулись к Берни. Я рассказывал вам про его запах? Чудесный, самый замечательный из всех людских запахов, которые мне доводилось нюхать. По правде говоря, в чем-то даже собачий. Нет, конечно, не такой, как у меня. Мой — вообще самый лучший, хотя и трудно поддается описанию: смесь ароматов потертой кожи, пряных специй, норкового манто (про норковые манто я знаю от Берни. У его бабушки было манто из норки, которое он потом подарил Леде) и еще «капельки». Это любимое слово моего партнера, мне представляется, что оно обозначает капельку супа, в моем случае — томатного супа-пюре. Помню, как впервые ощутил запах Берни, еще в школе для полицейских собак, незадолго до несчастного…

Автомобиль встал, хлопнули дверцы. Я вновь подобрался, чтобы совершить прыжок, однако ничего не произошло. Шаги удалились в противоположном направлении. За исключением слабого шума ветра — тишина.

В чем дело? Я был готов атаковать, грудью пробивать себе путь, но закрытая крышка багажника служила непреодолимым препятствием. На ум не приходило никаких мыслей, кроме как о Берни.

Я ждал и ждал, не теряя бдительности. Берни мог бы мной гордиться. Я очень долго держался в полной готовности, до тех пор пока у меня не отяжелели веки.

Скри-ип. Бум! Где я? Что…

Поднятая крышка багажника еще вибрировала. Открыли, открыли! Я слышал, как она подрагивает: дрр-рр, дрр-рр, хотя пока ничего не видел. Яркий дневной свет хлынул в глаза и ослепил. Нюх, однако, мне не изменил. Четко пахло людьми, причем злыми и нехорошими. Ну же! Я рванулся в сторону света.

Все смешалось: матовые отблески металла, человеческие лица, жесткое приземление. Я кубарем покатился вперед и врезался во что-то твердое. Что это? Я прыгнул в…

Послышался лязг железа. Клетка?! Клетка… О нет!

Я завертелся волчком. Глаза постепенно привыкли к освещению, но было поздно. Борис задвинул засов. Я бросился на решетку с яростным лаем, сотрясая клетку. Тщетно. Через некоторое время я уже просто стоял и глядел наружу, глухо рыча.

За мной наблюдали трое: Борис, водитель Гарольд и низенький крепкий тип с толстой шеей, толстыми конечностями и обритой головой.

— Отличный зверь, — сказал он. Бритоголовый разговаривал в той же манере, что и Борис, только четче.

— Вы так считаете, босс? — спросил Гарольд.

— Пес доставил нам кучу неприятностей, мистер Гулагов, — сообщил Борис. — Даже прокусил мне руку, негодник. Пришлось заклеить пластырем, видите?

Мистер Гулагов не смотрел на руку Бориса, он смотрел на меня. Глазки у него были маленькие и бесцветные, словно бы спрятанные под нависшими бровями.

— Думаю, мы его натаскаем.

— И что он будет делать? — поинтересовался Гарольд.

— Драться с другими собаками, что же еще! — ответил мистер Гулагов. — В Мексике проводят превосходные собачьи бои. Я уже подумываю об инвестициях.

— Там тоже крутятся деньги? — спросил Борис.

— Запомни, Борис: деньги всегда крутятся там, где делают ставки.

— Да, сэр.

— Я тоже запомню, — пискнул Гарольд.

Мистер Гулагов не удостоил его вниманием. Он внимательно разглядывал меня.

— Прекрасное животное. Дайте ему костей.

— Костей?

— В награду.

— За что? — возмутился Борис. — Он наш враг!

Мистер Гулагов улыбнулся. Какие большие у него зубы! Большие и белые, таких я еще ни у кого не видел.

— Скоро я сделаю из него друга.

— При помощи косточек?

— Не только. Есть награда, есть наказание. Простая арифметика. Награда плюс наказание равняется собачья преданность.

— Пес будет вам предан?

— На все сто процентов, — заверил мистер Гулагов. — Если потребуется, он отдаст за меня жизнь. Но сперва нужно дать ему имя.

— Кажется, у него уже есть кличка, — сказал Гарольд. — Выбита вот здесь, на ошей…

Мистер Гулагов поднял глаза на водителя, и тот мгновенно умолк.

— Назовем его Сталин.

— Сталин? Как того правителя, который…

— Это имя несет в себе глубокий смысл, — произнес мистер Гулагов, поджигая толстую сигару. — Отведите Сталина в сарай.

Все произошло так быстро, я и опомниться не успел. Но быть преданным этому типу? Ни за что на свете. Кстати, меня зовут Чет. Коротко и ясно.

Они ушли в направлении каких-то зданий. Однажды мы ездили на ранчо: я, Берни, Чарли и Леда — я уже говорил, да? Это место немного напомнило мне то самое ранчо, только здесь все было ветхое и разваленное, и ни одной лошади на всю округу. Я сразу это определил по отсутствию лошадиного запаха. Позади строений высилась крутая скала, там и сям поросшая кактусами. Скала, и все, а дальше — пустыня да ветер. Ветер, кстати, был очень слабый, я его даже не ощущал, хотя по звуку казалось, что воет ураган.

Заурчал автомобильный двигатель, из-за угла на желтом погрузчике выехал Гарольд. Я знал, что такое погрузчики, потому что некоторое время назад нам с Берни пришлось расследовать дело о краже на складе. Погрузчик подъехал ко мне и остановился, его вильчатый подъемник, чуть скрипнув, опустился. Вилки продвинулись под днище клетки. Лицо Гарольда со сросшимися в одно целое бровями оказалось совсем близко и совершенно, просто совершенно мне не понравилось.

— Сиди смирно, Сталин, — сказал он.

Я без раздумий бросился на него, позабыв про клетку. Конечно же, ударился о решетку и упал на пол. Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна. На смех Гарольда я даже не стал обращать внимания.

Мы медленно поехали к постройкам. Длинный низкий дом, хлев, несколько сараев с выломанными досками, облупившейся краской и кое-где битыми стеклами. Гарольд обогнул хлев, спустил клетку погрузчиком на землю и уехал.

Стояла тишина. Солнце поднималось выше, зной усиливался. Я хотел пить, но воды не было. Я не чувствовал ее запаха ни в клетке, ни вообще поблизости. Я принялся беспокойно ходить из стороны в сторону. Изо рта потекла слюна, кажется, с пеной. Я лег и только тогда заметил большую черную дыру в основании скалы напротив. В дыру уходили ржавые рельсы. Шахта! Берни — большой любитель исследовать заброшенные шахты посреди пустыни. Мы побывали во многих, и одну вещь я усвоил точно: внутри свежо и прохладно. Эта мысль не оставляла меня, поскольку день становился все жарче.

Солнце село за скалу, воздух немного остыл, но моя жажда не убавилась. Пересохший язык распух и стал казаться чем-то отдельным от меня. На землю легли длинные тени, небо потемнело.

Неожиданно я учуял воду, восхитительный, чистый запах с примесью камня и металла. Затем послышались шаги. Я привстал.

Из-за сарая вышел мистер Гулагов. В руках он нес большую миску, через края которой переливалась вода. Он остановился перед клеткой и поставил миску на землю, так близко, что еще чуть-чуть, и я мог бы просунуть язык и дотянуться до воды.

— Привет, Сталин, — сказал мистер Гулагов. — Как наши дела?

Я не издал ни звука, не пошевелил ни единым мускулом. Меня зовут не Сталин.

— Мы с тобой подружимся, Сталин, — продолжал мистер Гулагов. — Жарковато здесь, правда? Хочешь пить?

Я стоял неподвижно.

— Вот вода. В старой шахте есть колодец с вкусной и холодной водой. — Он коснулся миски мыском туфли, несколько капель выплеснулось через край. — Хочешь холодной водички? Я запросто подвину миску поближе. Тебе нужно выполнить одну простую команду: сесть. — Мистер Гулагов сделал паузу. — Ну как, готов? Сталин, сидеть!