— Следи за своим языком, пленница, — бросила женщина, держащая в руках её цепь.

— Мне кажется, — заметил я, — что теперь Ты не являешься ни полностью свободной женщиной, ни рабыней.

— Это развлекает их, — сказала Леди Лабэйна, — держать меня в своей власти, как свободную женщину, предоставляя клиентам в этом качестве.

— Иногда такие женщины имеются в подобных местах, — кивнул я.

— Вы не представляете того, что я делаю здесь, — сказала она, подняв на меня глаза, — что они заставляют меня делать!

— Ну, вообще-то могу представить, — заверил её я.

— Большая часть того, что она делала здесь, является обычной работой рабынь, — поведала мне Эснэ, женщина, державшая её на цепи. — Например, нас забавляет видеть как она голая, на четвереньках и в цепях, скоблит полы.

— И конечно, по случаю, она предоставляется для использования Вашими клиентами, — усмехнулся я.

— Само собой, — кивнула, Эснэ, — не так ли, Леди Лабэйна.

— Да, — признала стоящая на коленях женщина.

Я полюбовался ей, широко раскинувшей ноги, распахнувшей тунику, выставившей напоказ все свои прелести.

— Зато я изучила здесь кое-что, о чём я никогда даже не мечтала, будучи свободной женщиной, — призналась пленница. — Я оказалась в состоянии ощутить здесь экстаз неволи, экстаз жизни, необычайно чувственной, жизни под строгой дисциплиной, жизни в которой я должна повиноваться, жизни в которой должна, отдавать себя полностью, и под угрозой сурового наказания, и даже смерти, если мной будут недовольны, жить впредь исключительно для служения и любви.

— Ты прославляешь радости любящей рабыни, конечно, — заметил я, — а не горе женщины, которой приходится ползать под плетью ненавистного рабовладельца.

— А разве Вы думаете, что любящая рабыня не ползает в ужасе под плетью своего, пусть любимого, но рабовладельца? — спросила она.

— Ты сама знаешь, что любящая рабыня — всё равно рабыня, — пожал я плечами, — и возможно даже больше рабыня, чем любая другая.

— Да, — прошептала Леди Лабэйна.

— Она удерживается в неволе самой крепкой из всех привязей, — сказал я, — своей любовью.

— Да, — согласилась стоящая передо мной женщина.

— Поверь, эта привязь гораздо прочнее той цепи, что сейчас заперта на твоей шее, — добавил я.

— Я знаю, — признала она.

— Это должна тогда быть очень крепкая привязь, — засмеялась Эснэ, дёрнув цепь, отчего голова женщины мотнулась из стороны в сторону.

— Так и есть, — заверил её я.

— Они отдают меня здесь любому пожелавшему, — сказала Леди Лабэйна. — Некоторые просто отвратительны, некоторые воняют как слины, в зловонном дыхании других, я почти задыхаюсь и умираю, и все же я должна служить им, несмотря на то, что я свободная женщина, удовлетворяя все их прихоти.

Я с интересом посмотрел на коленопреклонённую женщину.

— Я хочу, чтобы у меня был единственный владелец, — вдруг призналась она. — Я хочу своего собственного владельца.

— Это — естественное желание любой женщины — кивнул я.

Она вдруг жалобно всхлипнула и, подняв голову к женщине, державшей её цепь, заявила:

— Я хочу ошейник. Вы знаете это. Я просила об этом не раз. Почему Вы не хотите дать мне ошейник? В любом случае, Вы уже сделали из меня рабыню. Теперь я уже ни на что иное не гожусь. Я слишком многое познала! Почему мне отказывают в клейме и ошейнике? Почему Вы так позорите меня? Наденьте на меня ошейник, который я смогу предъявить всему миру! Я хочу быть проданной! Я хочу найти своего господина! Я готова служить полностью!

— А ну тихо! — рыкнула на неё Эснэ, дёргая цепь. — Это не тот способ, которым может говорить свободная женщина. Голову в пол! Закинь тунику на голову!

Напуганная, женщина поспешно выполнила приказ. Эснэ жестом подозвала к себе одну из других, присутствовавших в зале, служительниц борделя.

— Три удара, — небрежно бросила она подошедшей, и та женщина три раза со всей силы опустила плеть на спину Леди Лабэйны.

— Одёрни тунику и встань на коленях прямо, — приказала женщин её надсмотрщица.

Выпоротая женщина послушно выпрямилась, не решаясь даже стереть слезы, бежавшие по её щекам.

— Мы говорили Тебе, Леди Лабэйна, — напомнила ей Эснэ, что мы просто держим Тебя для друга.

— Для кого Вы держите меня? — спросила женщина.

— Это может быть знанием для нас, а для Тебя должно оставаться загадкой, — усмехнулась Эснэ.

— Передайте ему, если увидите, — попросила она, — что его пленница уже готова быть порабощенной, что она уже готова вылизать его ноги и умолять об ошейнике, что она готова быть использованной им, или проданной, неважно, что могло бы быть его желанием.

— И это говорит Леди Лабэйна, — засмеялась Эснэ. — Вы видите, насколько она женственна? Видите, что она готова для мужчины?

— Да, — признал я.

— Прикуй её к рабскому кольцу у его циновки, — велела женщина сопровождавшая меня.

— Не надо, — отказался я.

— Что? — удивлённо переспросила женщина в коже.

— Мне она не нужна, — объяснил я.

— Но ведь ясно же, что она пригодна для ошейника, — сказала женщина.

— Верно, — кивнул я. — Но она ещё не в ошейнике. Она — простая свободная женщина. Она ещё не познала ошейник. Она ещё не чувствует его в каждой частичке её тела. Его значение пока не впиталось в её мозг, её кожу, её живот, не дошло до кончиков пальцев ей ног.

— Не интересуетесь свободными женщинами? — усмехнулась она.

— Не особенно, — напомнил я ей.

Нет ничего необычного в том, что мужчина предпочитает рабынь. Как женщина, рабыня не идёт ни в какое сравнение со своей свободной сестрой. Возможно, именно поэтому свободные женщины так ненавидят рабынь. Безусловно, в общении со свободными женщинами есть свои плюсы. Приятно захватывать, порабощать и дрессировать их. Это интересно. Но тогда, с течением времени, конечно, мужчина перестаёт иметь дело со свободной женщиной, и перед ним снова оказывается ещё одна рабыня.

— Запахни свою тунику, бесстыдная шлюха, — приказала сопровождавшая меня женщина Леди Лабэйне, которая поспешно соединила полы своей одежды.

Потом женщина повернулась к Эснэ и бросила:

— Убери её.

Леди Лабэйну вывели из зала через ту же дверь, из которой она ранее появилась. По-видимому, она будет прикована там цепью к рабскому кольцу в стене или в полу, пока её не решат снова предложить какому-нибудь клиенту.

Женщина, занимавшаяся мной, подняла голову и бросила взгляд налево от открытого пространства, где толпилась группа из нескольких женщин. Трудно было сказать при таком освещении, но мне покзалось, что они были нагими. Надсмотрщица махнула им своей плетью, и они, не мешкая, устремились к моему столу, где дружно опустились на колени. Да, они все были раздеты.

— Эти, все как одна рабыни, — признал я, мельком осмотрев их.

Как невероятно красивы и, чувственны были они, какими мягкими и уязвимыми казались эти, являвшиеся чьей-то собственностью домашние животные. И дело даже не в том, что они были нагими и что их шеи заперты в стальных ошейниках. Было в них нечто ещё, почти неуловимое, непередаваемое словами, но очень реальное, что выдавало их с головой, нечто, казалось, кричавшее: «Мы — рабыни, Господин. Мы Ваши. Делайте с нами, всё что захотите».

Женщина, взмахнув, щёлкнула плетью, и девушки непроизвольно съёжились и отпрянули. Они давно были рабынями, и отлично знали этот звук. Две из них даже испуганно вскрикнули. Женщина с плетью прошлась вдоль шеренги коленопреклонённых фигур.

— Выпрямите тела, — скомандовала она. — Вы в присутствии мужчины.

Своей плетью она коснулась тел некоторых из невольниц, поправляя их положение, а одной приподняла подбородок. Повернувшись ко мне, она сказала:

— Эти все доступны. Возможно, Вы найдёте одну или нескольких из них достаточно удовлетворительными для себя?

Я осмотрел женщин.

— Такие, — презрительно бросила она, — готовы для мужчин.

— Это точно, — кивнул я.

— Это — приятные и ничтожные существа, — ухмыльнулась женщина.