Владимир закашлялся и протер глаза. На одном конце стола Костя невозмутимо уплетал баранью грудинку, на другом славянский лось, входивший в сильно набравшуюся группу сопровождения Гусева, громко нахваливал ржаной хлеб и водку, а также огурчики со своего огорода, столь свежие, что от них до сих пор пахнет навозом.

Кулак Сурка тяжело опустился на стол, и сразу наступила тишина.

— Ладно, — сказал Сурок — Теперь бизнес.

Молчание длилось. Господин с кустистыми бровями, сидевший рядом с Владимиром, впервые за время обеда повернулся к нему, при этом вид у господина был такой, словно перед ним поставили добавочную порцию куриных котлет. Постепенно остальные последовали его примеру. Владимир трясущимися руками налил себе виски. Весь день он нервничал и отказывался от еды и питья, но теперь воздержание казалось ошибочной тактикой.

— Привет, — обратился Владимир к собранию и опустил глаза на стакан с виски — так выступающий на телевидении подглядывает в текст с подсказкой. Однако прозрачная жидкость ничем не могла ему помочь, разве что придать отваги. Он выпил. У-уф! Виски в пустом желудке взорвалось глубинной бомбой.

— Да ты не бойся, хлебни еще, — посоветовал Сурок.

Все вежливо засмеялись, и первым Костя, старавшийся придать веселью дружелюбный настрой.

— Да. — Владимир снова выпил. Вторая порция произвела столь сильное впечатление на пустой пищевод, что Владимир вскочил.

Русские откинулись на спинки стульев, послышался шорох — руки нащупывали оружие под столом.

Владимир заглянул в свои заметки. Написанные крупными печатными буквами и пестревшие восклицательными знаками, они напоминали агитационные первомайские лозунги.

— Господа! — выкрикнул Владимир и тут же замолчал столь же резко, сколь и начал… Ему требовалось перевести дух. Вот оно! Очертания туманного плана, который Владимир составил перед отъездом из Нью-Йорка, постепенно прояснялись, достигая не меньшей осязаемости, чем австрийский банк или немецкая автомобильная фирма.

«По слухам, дядя Шурик специализировался на пирамидах, — говорил ему отец, когда они ели рыбу в саду усадьбы Гиршкиных. — Знаешь, что это за штука, Володя?»

Ага. Он знал. Финансовые пирамиды. Известные также как схема Понци, в честь некоего Карло Понци, нового ангела-хранителя Владимира, альфа-иммигранта из Пармы, шустрого гонифа, у которого все получилось.

Владимир оглядел сидящих перед ним русских. Какие симпатичные качки! Они слишком много курят, пьют, убивают. Говорят на умирающем языке и, если честно, сами долго не протянут в этом мире. Они — его народ. Да, после тринадцати лет скитаний в американской пустыне Владимир Гиршкин набрел на иной сорт трагедии. Нашел место, в котором быть несчастным приятнее. Наконец нашел дорогу домой.

— Господа, — повторил Владимир. — Я хочу создать финансовую пирамиду!

— Ой, я обожаю пирамиды, братва, — отозвался один из наиболее дружелюбных качков, носивший раскрашенный снимок толстомордого шелудивого младенца на отвороте пиджака.

Но остальные уже ворчали и закатывали глаза. Финансовая пирамида? Только не это.

— Понимаю, звучит неоригинально, — продолжил Владимир. — Но я провел небольшое исследование и обнаружил подходящий сектор населения для такого рода активности. Прямо здесь, в Праве.

Недоверчивый шепоток и удивление за столом. Бизнесмены заинтересованно поглядывали друг на друга, будто Гриша, управляющий казино, или Федя, директор по продажам, могли каким-то образом олицетворять этот таинственный сектор населения. А кого они еще знали в городе, кроме своих?

— Ты, случаем, не столованцев имеешь в виду? — спросил Сурок. — Мы уже здорово их пощипали. И теперь нами занимаются министерство финансов, министерство здравоохранения и управление рыболовства и птицеводства.

— Не, на фиг столованцев, — забормотали его сподвижники.

— Господа, сколько американцев вы знаете? — осведомился Владимир.

Бормотание прекратилось, и глаза аудитории обратились к худому, нервическому молодому человеку по имени Мишка, просидевшему почти весь обед в туалете.

— Эй, Мишка, как насчет твоей зазнобы? — спросил Гусев.

Последовали гогот и столь энергичная мужская возня, знаменовавшая веселье, что и Владимиру перепала пара дружеских пинков по голени и локтем под ребра.

Мишка попытался втянуть большую голову поглубже в худые плечи.

— Хватит. Заткнитесь, — пробубнил он. — Я не знал, что это за бар. Сурок, ну скажи им…

— Мишка познакомился с американкой, а она оказалась с членом, — наперебой объяснили Владимиру.

Тут же откупорили еще несколько бутылок и произнесли тост за бедолагу Мишку, выскочившего вон из зала.

— Нет-нет, я не имел в виду эту прослойку, — сказал Владимир. — Я говорю об англоязычной общине в Праве. Она насчитывает приблизительно пятьдесят тысяч человек. Ну, плюс-минус тридцать тысяч. Знаете ли вы, сколько у них в среднем денег? — Владимир посмотрел в глаза каждому, прежде чем ответить на этот вопрос. По правде говоря, сам он понятия не имел — сколько. — В десять раз больше, чем в среднем у столованца. Опять же, приблизительно. Суть и изящество моего проекта в следующем: круговорот. Американцы приходят, американцы уходят. Они живут в Праве некоторое время, а потом возвращаются в свой Детройт и нанимаются на паршивую работенку в сфере обслуживания или к папочке на фирму. Пока они здесь, мы выдоим их досуха. Пообещаем слать дивиденды за океан. А если не выполним обещания, то что они смогут сделать? Вернуться и подать в суд? Но нам на самолете доставили уже очередную порцию свежей крови.

Публика раздумчиво вертела стаканы в руках и постукивала куриными косточками по тарелкам.

— Ладно, у меня вопрос. — Гусев затушил сигарету, воткнув ее с размаху в пепельницу, — недурная затравка для выступления. — Для начала, как мы вынем из американцев бабки? Они, насколько я знаю, люди молодые и потому доверчивые, но на вкладчиков, по-моему, не тянут.

— Хороший вопрос, — похвалил Владимир. Он почувствовал себя учителем, который, подменяя заболевшего коллегу, старается завоевать доверие незнакомой аудитории. — Все слышали? Как мы заставим американцев вкладывать бабки? Ответ: сыграем на самоуважении. Большинство этих молодых людей отчаянно пытаются оправдать свое присутствие в Праве — прерванное образование, карьера и так далее. Мы дадим им почувствовать себя участниками возрождения Восточной Европы. Есть такая американская поговорка, придуманная одним знаменитым негром: «Если ты не участвуешь в решении, значит, ты — часть проблемы». Эта поговорка задела глубокие струны в душах американцев, особенно среди либерально настроенных, а именно таких и притягивает Права. И благодаря нам они примут участие в решении проблемы, попутно заработав денег. Вернее, мы заставим их в это поверить.

… и ты думаешь, твой план осуществим? — тихо, но без околичностей спросил Сурок.

— Да, и я скажу, чего это нам будет стоить! — воскликнул Владимир и распростер руки над паствой с пылом первосвященника из Пятикнижия, с жаром новообращенного. — Нужно много глянцевых брошюр. Качественных, потому печатать лучше не здесь, а, например, в Вене. Ну и художественные изображения пятизвездочного отеля на озере Болото, который мы, конечно, никогда не построим, а также ежегодные отчеты о сносе дымных фабрик и разбивке на их месте затейливых корпоративных парков с разными урнами для стекла и для газет, чтобы легче перерабатывать мусор… Точно, побольше экологии. Это ходовой товар. А еще воображение подсказывает центры холистики и клиники Рейки.

Владимира несло. Никто больше не морщился. Гусев что-то царапал на салфетке. Костя перешептывался с Сурком. Тот сначала слушал Костины речи благосклонно, но минутой позже переменился в лице и опять стукнул кулаком по столу:

— Погоди-ка. Мы не знаем никаких американцев. — Костя направил Сурка по верному пути.

— Вот поэтому, друзья мои, — сказал Владимир, — я сегодня с вами. Предлагаю: я лично проникну в американскую общину в Праве. Несмотря на беглый русский и умение пить, я запросто сойду за настоящего американца. Моя репутация безупречна. Я учился в одном из ведущих либеральных колледжей в США, и я глубоко изучил манеру одеваться, стиль жизни и образ мыслей недовольной части американской молодежи. Я долгое время жил в Нью-Йорке, столице недовольства, у меня много друзей среди сердитых, обделенных заказами людей искусства, и я только что поставил точку в романтической связи с женщиной, которая и внешне, и внутренне олицетворяет авангард этой уникальной социальной группы. Господа, не хочу хвалиться, но уверяю вас, лучше меня вы не найдете. Я все сказал.