— Да.
— Вы позволите мне войти?
— Пожалуйста, а в чем, собственно…
— Меня зовут преподобный Каллаген, — и, улыбнувшись еще шире, добавил: — Но вы называли меня — Рой.
— Рой?! — глаза Дэнни полезли на лоб.
— Да, это я, Дэнни!
Дэнни крепко обнял гостя, прижал его к себе и буквально втащил в комнату.
— Рой! Я думал, мы никогда с тобой больше не увидимся! — Он даже стал запинаться от радостного волнения. — Я пытался разыскать тебя, но в приюте мне отказались дать сведения о том, где ты…
— Знаю. И я тебя искал.
Дэнни, отступив на шаг, вглядывался в лицо Роя.
— Но как же ты меня нашел?
— Я недавно посмотрел фильм некоего Дэнни Деннисона. Называется «Лондон-рок».
— Страшная гадость, наверно?
— Не знаю, мне понравилось. А потом я вспомнил, что наша учительница миссис Деннисон постоянно водила тебя в кино, сопоставил факты и сделал выводы.
Дэнни только качал головой, веря и не веря.
— А потом, как заправский детектив, пошел по следу. И вот я здесь — немного растолстевший, но прежний Рой.
— Я был уверен, что твои родители первым делом постараются тебя откормить.
— Да уж, они постарались и преуспели. И, знаешь, они меня не бранили, когда я несколько раз намочил-таки простыни, — Рой расхохотался.
— Не могу поверить, что вижу тебя, — Дэнни снова крепко обнял его. — Ну, пойдем, пойдем, выпьем чего-нибудь за встречу. Что ты предпочитаешь?
— Не знаю… Может быть, пива? Все, что угодно, кроме красного вина — его мы пьем каждое воскресенье.
Оба захохотали, радуясь встрече. Дэнни непослушными руками откупорил бутылку пива, себе налил водки.
— За нас!
— За приют Св. Иоанна! — подхватил Рой. — Если б ты только знал, Рой, как часто я вспоминал те дни!
Усевшись рядом, они смотрели друг на друга, узнавая тех мальчиков, какими были сорок лет назад.
— Рой, Рой… Вот бы не подумал, что ты станешь священником!
— Да, понимаешь ли, Дэнни, я вовремя понял, что звездой бейсбола мне не быть, — оба засмеялись, вспомнив, как Рой сидел на скамье запасных. — Ну, а если серьезно, то в этом ты виноват.
— Еще бы! Я во всем виноват — и в том, что ты писал в постель, и в том, что стал преподобным.
Рой, закинув голову, снова рассмеялся.
— Дэнни, я никогда не забуду того, что было — моей коробки из-под сигар и твоих сказок на сон грядущий… — Он ласково стиснул его плечо. — Твоя доброта согрела мне душу… И мне захотелось чем-то помочь другим. Я служил Господу в разных странах, а теперь мне дали возможность нести свет Христова учения австралийским аборигенам.
— Ого! Это далековато! А ты не мог бы попроситься куда-нибудь поближе, раз уж мы с тобой наконец встретились?
— Я, Дэнни, всего лишь следую стезей, предначертанной мне Богом, — произнес Рой, и Дэнни услышал в его голосе уверенность и силу, которые дает лишь верный выбор цели.
— Родители, наверно, гордятся тобой?
— Наверно, гордятся. Упокой, Господи, их души. Они погибли, Дэнни, погибли три года назад в автокатастрофе. На них налетел пьяный водитель.
— Какой ужас…
— Да. Но я уже примирился с этой потерей. Мне жаль того водителя — как страшно жить с таким грехом на совести…
— Жалко? Да я бы его задушил собственными руками!
Младенческое лицо Роя расплылось в ласковой улыбке.
— Сказано, Дэнни: «Не судите…» Мы должны только жалеть и сострадать.
Дэнни глядел на него недоверчиво.
— И ты никогда ни на кого не злишься? Никого не ненавидел?
— Почему же, в молодости такое со мной случалось. А теперь я обрел дар понимания… Ну, хватит о грустном! Расскажи мне о себе, о том, как ты жил. Я ведь знаю только, что миссис Деннисон усыновила тебя, и ты стал знаменитым кинорежиссером. Ты женат? Дети есть? Дом, у тебя, я вижу, прекрасный — жить да радоваться! А?
Дэнни, поднявшись, прошелся по внутреннему дворику, поглядел на видневшиеся за оградой холмы. Рой подошел к нему, мягко положил руку ему на плечо.
— Друг мой, я слышу, как душа твоя плачет. Что тебя гнетет?
Дэнни отрывисто фыркнул:
— Исповедники, кажется, сидят за такой особой занавеской?
— Что ты, Дэнни, я и не думаю исповедовать тебя, а просто спрашиваю…
— У меня тяжелое время, Рой: я полон такой ненависти… — проговорил Дэнни сквозь стиснутые зубы. — Я ненавижу своего тестя… Что он сделал с моей женой, что он сделал с моей дочерью… Я ненавижу тайну, которая лежит у меня на сердце, ненавижу постоянное чувство вины… Я хотел бы рассказать тебе… Да не могу.
Рой взял Дэнни за обе руки, крепко сжал их.
— Не мучай себя. Может быть, и не надо об этом говорить сейчас. Просто подумай об этом, загляни себе в душу. И в нужном месте в нужное время высшая сила придет к тебе на помощь.
Дэнни допил свой стакан:
— Давай еще понемножку?
Рой вздохнул:
— К сожалению, не могу. Мне надо ехать. Вечером у меня самолет.
— Какая досада, Рой, ты и представить себе не можешь, как мне… — он не договорил.
Они стали спускаться по ступенькам.
— Бог даст, еще увидимся, Дэнни.
Он чувствовал ком в горле — точно вернулся тот день, когда Роя, прижимавшего к груди коробку из-под сигар, увозили из приюта. Он так и не выдал ему свою тайну — ни тогда, ни сейчас. Не хватило сил. Он глядел на круглое гладкое лицо друга — совсем нет морщин, нет следов страданий.
— Счастливый ты, Рой.
— Это больше, чем счастье, Дэнни. Это чувство того, что я исполнил порученное мне.
— Приятно, наверно.
— Да. Это благодатное, прекрасное чувство. Знать, что ты должен делать в этом мире, и делать это — блаженство.
— И в душе у тебя мир?
— Если человек верен себе, в душе у него мир.
Они в последний раз обнялись, и Рой уехал. Дэнни медленно, очень медленно вернулся в дом. Прощальные слова друга звучали у него в ушах.
* * *
Вернувшись в гостиную, он услышал раздающуюся сверху музыку. Наверно, Лили прошла в дом, пока они с Роем сидели в патио: она любила, чтобы во время работы тихо звучала музыка. Но Дэнни был сейчас совершенно не готов диктовать.
Он сел в гостиной, глубоко задумавшись над тем, что сказал ему Рой, но музыка постепенно привлекла его внимание. Это была компакт-диск с записью Тины Тернер, которую так любила Лили. Раньше он как-то не вслушивался в текст:
К нам приходят повеселиться:
Для того и сидим мы тут,
Но гостям мы не смотрим в лица,
И не знаем, как их зовут.
Нам без разницы — он ли, ты ли,
Молодой или старичок,
Лишь бы вовремя заплатили…
Ножки врозь — и смотри в потолок!
Жалоба проститутки. Интересно, и Люба чувствует то же самое? Но ведь она с него никогда не брала денег. Почему?
Он быстро поднялся, самому себе боясь дать ответ на это. Он исключил ее из своей жизни и не собирался снова думать о ней. Поднявшись в свой кабинет, он выключил стерео.
— Очень громко, да? Простите, — сказала Лили. — Музыка — моя страсть, мне лечиться надо…
— Нет-нет, что вы, я сам люблю музыку.
— Я вас видела в патио у бассейна с каким-то священником, но не стала мешать душеспасительной беседе, — засмеялась она.
— Спасибо, — серьезно ответил Дэнни.
— Я и не знала, что вы католик, — сказала Лили, включая компьютер.
— А я не католик.
— А кто?
Дэнни поглядел в ее открытое лицо: на простой вопрос она хотела получить простой ответ.
— Я принадлежу к епископальной церкви, а этот священник — мой старинный школьный товарищ. У него с вами есть кое-что общее.
— В самом деле? Что же?
— Ему тоже нравится «Лондон-рок».
Она рассмеялась:
— Уверена, ему понравится и «Человек». Ну, что — приступим?
— Давайте. На чем мы остановились?