— Ну и тут она перестала мне звонить, не приходила, когда было условлено… — Милт рассеянно обсасывал клешню. — А в тот вечер, когда Сара выгнала меня, я был просто в отчаянии. Куда было идти? К ней, конечно. А ее дома нет. Я три часа ждал под окнами! Три часа! Наконец является. Но не одна?! С Джоном Вашингтоном!
— Это с чернокожим актером, что ли?
— Ну да! С черножопым!
— Не будь расистом, Милт.
— Я вовсе не расист, просто он — черножопый. Она увидела меня и вылезла из машины, а он, заметь себе, остался. «Что тебе нужно, Милт?» Хорошенькое дело, а? «Ты мне нужна, Мэрилин! Ради тебя я бросил жену!» Она смотрит на меня и говорит: «Милт, между нами все кончено». — Он поник головой. — Я не хотел, чтобы она видела мои слезы, Дэнни, и я не знал, что мне делать. Звоню Саре, а она сообщает: «Дети не будут меня уважать, если я приму тебя. Они уже взрослые, они все понимают».
Дэнни поглядел на него — тот был бледен и расстроен, но не забывал прикладываться к стакану и уничтожать краба.
— Что мне делать? — спросил он с набитым ртом.
Дэнни едва сумел удержаться от улыбки.
— Помни, Милт, все зависит от точки зрения. Правильно взглянуть на проблему — наполовину решить ее. Не звони больше Саре. Напиши ей письмо.
Милт перестал жевать.
— Что-о?
— Напиши, что вел себя как последний дурак, что места себе не находишь и навсегда прервал отношения с…
— Да она знает, что это Мэрилин меня бросила!
— Тогда напиши, что убедился теперь: тебе нужна она одна, но убедился в этом слишком поздно.
— То есть как?
— Тебе никогда больше не вернуть те чудесные мгновения, которые вы когда-то вместе пережили в Бронксе. Ты нанес ей рану и должен понимать, что после этого она не желает тебя ни в каком качестве. — Милт попытался возразить. — Подожди, дай мне договорить. Ты не смеешь взглянуть ей в глаза после всего того, что устраивал. Напиши, что ставя под угрозу ее любовь, ты совершал безумные поступки. И что посылаешь ей письмо потому, что не находишь в себе сил обратиться к ней лично, — тебе слишком стыдно. Письмо пошли по почте, а сам дней пять не звони ей.
— Пять? — слабым голосом спросил Милт.
— Да.
— Ладно, Дэнни. Надеюсь, сработает.
— Должно сработать, — сказал Дэнни, гордясь, что дал такой дельный совет.
— Спасибо… — Милт поперхнулся и закашлялся.
— Что с тобой?
— Там, там…
— Что?
— Он и Мэрилин.
Дэнни обернулся и увидел чернокожего красавца, придвигавшего Мэрилин стул. В белом шелковом платье, облегавшем ее роскошное тело, как перчатка, она выглядела очень изысканно. Оцепеневший Милт, разинув рот, смотрел на смеющуюся пару.
— Идем отсюда, — Дэнни бросил на стол несколько купюр, почти силой поднял Милта и повлек его к выходу. — Скажи спасибо, что все уже кончено.
— Да… — без особой убежденности ответил агент.
— Кончилось, Милт, кончилось! Понял?
— Понял.
— Это могло тянуться еще черт знает сколько.
Милт вздохнул.
— Может, ты и прав.
— Ну и хватит об этом. — Дэнни потряс его за плечи. — Расскажи лучше анекдот.
— Да я что-то не в настроении…
— Милт, ну, я тебя прошу… ну хоть коротенький…
— Ладно. Какая разница между первым браком и вторым? В первом браке оргазм настоящий, а брильянты поддельные, а во втором — наоборот, — он издал свой кудахтающий смешок.
— Ну, раз чувство юмора у тебя осталось, я за тебя спокоен, — сказал Дэнни, подводя его к своему автомобилю. — И где же ты теперь обитаешь?
— В отеле, — ответил Милт торжественно, как бойскаут, в первый раз отправляющийся в поход.
— Поедем ко мне.
— Нет, спасибо, я снял «пентхаус» в «Беверли Хиллз».
* * *
Дэнни ехал домой, очень довольный тем, что сумел как-то взбодрить Милта. Как это он раньше не понимал, что помогая другим, помогаешь и себе, отвлекаешься, по крайней мере, от тягостных мыслей. Может быть, это и имела в виду Стефани, когда вызывалась помочь ему с «Человеком»? Он так и не ответил на ее записку:
«Белые розы! Только ты мог прислать их! Позвони. Мне так одиноко».
Бедная Стефани. Ему бы хотелось помочь ей. Может быть, насчет Индии он был неправ. Может быть, они и впрямь могут остаться друзьями. Он вдруг вспомнил ее грудь. Как хорошо им было вместе в первые годы брака!
Он позвонил в отель и попросил номер миссис Деннисон. Ждать пришлось очень долго, в трубке звучал какой-то идиотский мотивчик. Наверно, ее нет.
— Никто не отвечает, сэр.
— Но она еще живет у вас?
— Минуту, сэр, я наведу справки…
Опять пошлая музыка. Наконец ему ответили, что миссис Деннисон не выписывалась, и Дэнни сказал, что хочет оставить сообщение для нее.
— Минуту, сэр, я переключу вас на «мессидж-сервис».
Когда в третий раз раздалась все та же мелодия, он не выдержал и бросил трубку.
* * *
Стефани слышала звонки, подняла голову со стола, на котором лежала щекой, задела пустую бутылку из-под виски. С трудом встала на ноги, покачнулась, чуть не упала. «Это в дверь», — мелькнуло в затуманенном мозгу. Она запахнула халат, поправила растрепанные волосы.
За дверью никого не оказалось, а звон продолжался. «А-а, так это телефон!» Но когда она добралась до него, звонки прекратились. Голова кружилась, все плыло перед глазами. Она оперлась на ночной столик, он накренился и перевернулся. Лампа, телефон, фотографии в рамочках, капсулы с таблетками — все полетело на пол.
— Ой, что я наделала… — она подобрала первое, что попалось под руку — маленькую фотографию.
Сквозь трещины в стекле ей улыбались Патриция, Дэнни и она сама. Это на пляже в Малибу. Она уселась на полу, вглядываясь в снимок, бормоча песенку, которую напевал когда-то Дэнни их дочке.
<b><i>ЛОНДОН.</i></b>
Люба вскрывала банку консервированного тунца — она ее украла сегодня в супермаркете. Это была уже не первая кража, но ничего другого ей не оставалось. Кот, учуяв запах рыбы, подошел, нетерпеливо потерся о ее ноги. Она отдала ему вылизать пустую жестянку и принялась делать салат. В комнате зашевелилась Магда, заскулил, просясь наружу, пудель. От прописанных доктором транквилизаторов Магде стало лучше, но две недели ее пребывания в больнице съели все сбережения. И именно теперь, когда Люба так отчаянно нуждалась в деньгах, ей перестали звонить из «эскорт-сервиса» — слишком часто в прошлом она отказывалась.
Она даже скрепя сердце согласилась продать хозяйке, миссис Маккивер, понравившийся той морской пейзаж, а потом недоумевала, почему так долго упрямилась. Ничего особенного — она не продавала сокровенную тайну души, а просто-напросто делилась ею с другими. И ей нравилось получать деньги за работу, хотя хватало этого лишь на половину платы за квартиру. Ей льстили похвалы Маккивер: «Сестра пришла просто в восторг от вашей картины» или «Вчера у меня был водопроводчик — он тоже увлекается живописью, — так вот он сказал, что вы поразительно владеете кистью».
Кот вылизал жестянку досуха. Люба взяла его на руки, подошла к окну. На улице Рик разносил подписчикам воскресную газету. Он взглянул вверх, на ее окно, но она успела спрятаться за штору. Это Рик был виноват в том, что Дэнни ушел — ушел из ее жизни. Да нет, не виноват, и она не виновата: она была уверена, что Дэнни оценит новые впечатления. И ведь ему в самом деле понравилась любовь втроем. Почему же он так разозлился?
Она прикоснулась кончиками пальцев к щеке, которая, казалось, до сих пор горит от его оплеухи.
Рик долго еще стоял под ее окнами, а потом медленно побрел прочь. Люба ссадила кота на пол и пошла за газетой.
На первой странице была помещена фотография взорвавшегося самолета. Еще одна трагедия, никто не спасся. Что это — рок или просто не повезло? Она перевернула страницу, увидела снимок красивой женщины, и слова заголовка запрыгали у нее перед глазами: «САМОУБИЙСТВО МИССИС ДЕННИСОН». Горничная обнаружила Стефани в номере без признаков жизни, рядом валялась порожняя бутылка из-под виски и пустая капсула из-под снотворных таблеток.