— Не желаю я спать!

— Ночью люди спят.

— И видеть не могу эту гестаповку, которую он мне навязал в компаньонки!..

— Ложись, ложись, Стефани.

— Она мне шагу не дает ступить!

— Позови доктора, Стефани.

— Не нужен мне никакой доктор!

Дэнни повесил трубку.

Плотный мужчина в клетчатом костюме вошел в сиротский приют Св. Иоанна, пересек вестибюль и снял шляпу, прежде чем постучать в дверь директрисы.

Высунулась молоденькая монахиня.

— Чем могу служить?

— Мне нужно поговорить с матерью-директрисой.

— Как о вас доложить?

— Мистер Маккрейчен, — он достал из кармана большой белый конверт. — Я представляю интересы Стоунхэмовского фонда.

В понедельник утром в павильоне царила атмосфера всеобщего благодушия, как будто от этого группа могла скорее оказаться дома, под калифорнийским солнцем.

Даже на лице Брюса Райана играла улыбка. В руках он вертел номер «Голливуд-репортер» и всем показывал статью о новом бестселлере Сидни Шелдон.

— Читал? — спросил он Дэнни. — Я приобрел права на эту вещь.

— Читал. Чудовищно.

— У тебя получился бы из этого хороший фильм.

Фильм действительно мог бы выйти очень недурной, однако Дэнни не был уверен, что выдержит еще одну совместную с Брюсом работу. Надо было отделаться, не нахамив.

— Роль там, конечно, прямо для тебя. Ладно, вернемся домой — обсудим.

— А где эта девица, что так отчаянно клеилась ко мне в самолете? — спросил Брюс по дороге на площадку.

«А ведь Люба и вправду „клеилась“ к нему, — подумал Дэнни. — Да ведь она профессиональная потаскуха», — напомнил он себе и в следующее мгновение понял, что ему надо делать. Взглянув Брюсу прямо в глаза, он спокойно спросил:

— Понравилась?

— Понравилась, — заржал Брюс.

— Получишь.

Брюс схватил Дэнни за руку:

— Что значит «получишь»?

— То и значит. Часов в десять будь у себя в номере. Дверь не запирай. Ложись в постель. Она придет.

— Ты что? Ты это всерьез?

— Боишься дверь оставить открытой?

Оба засмеялись.

Съемки шли необыкновенно гладко, а после обеда Дэнни позвонил Любе.

— Что случилось? Я тебя никак не могла разыскать вчера… Ты что, сердишься на меня за что-нибудь?

— Вовсе нет. Так, возникли кое-какие неполадки. Ты вечером свободна?

— Для тебя я всегда свободна.

— Я пришлю за тобой машину. В девять вечера. Поднимешься в мой номер. Ну, прости, меня ждут. Пока.

Официант поставил кофейник и чашки на столик у камина и вышел. Дэнни, не умолкая ни на минуту, налил Любе кофе, но она отпила глоток водки. Все это время она молча слушала, что от нее требовалось.

— Дверь будет незаперта. Войдешь, закроешь за собой дверь, станешь в ногах кровати, поглядишь на него и при этом — ни слова.

— Даже поздороваться нельзя?

— Не смеши меня.

Она вздохнула и поднялась.

— У тебя в самом деле много хлопот с ним?

— Он справлялся о тебе, Люба.

Она глотнула прямо из горлышка.

— Поняла? Подходишь и становишься в ногах…

— Дэнни, тебе за целый день не надоело разводить мизансцены?

— Но это важно.

— Ладно-ладно, я слушаю.

— И, не сводя с него глаз, все с себя снимаешь, потом медленно стягиваешь с него простыню и ложишься сверху.

Она поглядела на него с любопытством:

— Ты правда хочешь, чтобы я это сделала?

— Да.

— Только я никак не пойму, зачем тебе это надо.

— Действуй, Люба, все зависит от тебя.

Она сделала еще глоток:

— Номер 8–35?

Он испытующе оглядел ее:

— Верно.

Люба посмотрела на часы:

— Ну, в таком случае — пора. Невежливо опаздывать, — обернувшись на пороге, она послала ему странную полуулыбку и вышла.

Дэнни, услышав стук захлопнувшейся двери, готов был броситься за Любой и вернуть ее. Зачем он это сделал? Чтобы показать Брюсу Райану: эта очаровательная девушка сделает все, что я захочу? Рука его сжала телефонную трубку. Еще не поздно позвонить наверх и все изменить. Но Дэнни не стал звонить. Он должен пройти через это. Чтобы спасти самого себя, он должен применить сильнодействующее средство. Он не может позволить себе полюбить проститутку.

Сняв халат, он растянулся на диване. Закрыл глаза и попытался вызвать в памяти что-нибудь приятное — что угодно, лишь бы забыть о том, что происходит сию минуту.

…Ему было четырнадцать, он играл у полотна железной дороги, проходящей неподалеку от приюта. Плотно обхватив ногами холодное железо высокого столба, он полез по нему наверх, на насыпь, и когда добрался до верху, все тело, точно теплой волной, обволокло неведанным раньше блаженством. Он еще крепче прижался пахом к столбу, закинул голову к синему небу и задергался в сладких судорогах.

— Я чуть не умер, — прошептали его губы.

Он удержался на столбе, медленно сполз вниз, на землю. Руки и ноги не слушались.

Потом он часто прибегал к этому способу самоудовлетворения, и сейчас, лежа в темноте, медленно растирал свой член полотенцем и видел Магду, Любу и себя самого.

Сколько времени стояла над ним Люба, давно ли она вошла в комнату? Он не слышал ее шагов. Дэнни поспешно натянул на себя простыню.

Щелкнул выключатель, свет из ванной комнаты проникал и в спальню.

— Ну, ты рад? Я сделала все, как ты хотел, — Люба налила себе из стоящей на столике бутылки. — Разыграла сцену по вашим указаниям, маэстро. Сначала стащила с него простыню.

— Он был голый?

— Нет, в ночной рубашке, — Люба бросила в стакан кубик льда.

— В пижаме, что ли?

— Да нет же, — Люба повернулась к нему. — В черном шелковом неглиже.

— Женском?

— Бывают мужские неглиже? — сухо осведомилась она.

Дэнни на миг лишился дара речи. Супермен Брюс Райан — в женском белье?

— Он что — педераст?

— Может быть и не совсем, но с несомненными причудами в этом смысле.

— Ну, понравилось ему?

— Понятия не имею. Он болтал без умолку. — Люба сделала большой глоток.

— И что же он говорил?

— Да он не со мной говорил, а по телефону.

— Да ну?

— Болтал беспрерывно, если не считать тех секунд, когда кончил. Кончил и опять стал молоть языком.

— С кем же это?

— Не знаю, с мужчиной каким-то.

— Не может быть! Наверно, это была девица.

— Тебе, конечно, видней, но звали эту девицу Джим.

— Ты врешь, Люба.

— Не сойти мне с этого места. А почему ты так удивляешься? Я же тебе говорила: самые крутые на вид мужики на поверку оказываются гомиками. Я другого не понимаю, Дэнни… Зачем тебе это было надо?

Дэнни откинул голову на подушку и очень тихо сказал:

— Хотел посмотреть, сделаешь ли ты это.

— Я сделаю все, что ты мне скажешь.

— Ты пошла к Брюсу, потому что ты — блядь!

— И ты только сейчас это понял? — не повышая голоса, спросила она.

— Так ты говоришь, что сделаешь все?…

— Все, что ты скажешь, — пристально глядя на него, сказала Люба.

— Это потому, что ты — курва, так, кажется, называли тебя в Кракове? Вот потому ты делаешь все, что угодно! Вспомни своего мальчика из газеты! — Она молчала. — А разве я не видел, как стоило мне отвернуться, ты завела шашни с Брюсом?!

Люба налила себе еще.

— Ты бесишься, потому что я сделала все, как ты хотел.

Дэнни привскочил на кровати:

— И не спорила, и не возражала, повернулась и пошла к. Брюсу!

— Дэнни, ей-Богу, это глупо.

Действительно, глупо. Он чувствовал это.

— Уходи, — сказал он, пытаясь сохранить достоинство, что было непросто сделать без штанов — он сидел перед ней в одной пижамной куртке.