За недолгое пребывание в Мейконе Ревелс очень привязался к Джин. По возвращении с войны, писал Ревелс-младший своим родителям, он с удовольствием прослушал бы курс ее лекций. Она понимает таких парней, как он.
Джин отвезла его на машине в Таскиги. Она еще находилась там, когда Ревелс, во время учебного полета на старом самолете, которым правительство снабдило негритянское авиационное училище, внезапно обнаружил, что его машина разваливается на части. Он ловко выпрыгнул из нее и, плавно опустившись на парашюте на землю, очутился в объятиях Джин, едва не потерявшей сознание от страха.
— Ничего особенного, — небрежно бросил он и через час был снова в воздухе.
Джин вернулась домой. Ну и поколение! Этот мальчик по годам мог бы быть ее собственным сыном. Слава богу, что у нее нет сыновей!
Мысленно Ревелс летал над Германией и успешно бомбил тылы гитлеровцев, ненавидевших евреев и «черномазых» и наступавших на Россию. О коммунизме он, конечно, знал очень мало, по вполне достаточно для того, чтобы противопоставлять его принципы колониальной политике Англии в Африке и Азии. Ему нравилось отношение французов к цветным солдатам. Он читал «Мир и Африка» и «Негры раньше и теперь» и с нетерпением ждал, когда будет послан на фронт. К своему изумлению, он неожиданно узнал, что его эскадрилья направляется на Африканский континент, причем не в Западную, а в Северную Африку. Он ворчал:
— Какого черта мы торчим здесь! Почему наша армия не бросится на Гитлера, пока тот показывает нам спину.
— Заткнись! — шепотом предупреждали его приятели. — Помни, что ты в армии.
Однажды утром, в январе 1943 года, он стоял рядом с молодым французским офицером из частей Сопротивления, наблюдая церемонию встречи Черчилля, де Голля и Рузвельта в Касабланке, в Северной Африке. У француза был возмущенный вид.
— Где же четвертое кресло? — проворчал он.
— Для кого?
— Для Эбуэ!
— А кто такой Эбуэ?
— Негр, который сделал возможной эту встречу.
Ревелс озадаченно взглянул на молодого француза.
Тот, закурив сигарету, стал рассказывать:
— Помните сороковой год? Вся Западная Европа — в руках у Гитлера. В июне капитулировала Франция, а Англия после предательства бельгийского короля и дюнкеркского позора, начиная с июля месяца, подвергалась в течение полугода непрерывным бомбардировкам. Итальянские армии находились в Эфиопии и Ливии. В Египте были английские войска; Англия хотела во что бы то ни стало сохранить за собой большую часть своей драгоценной империи независимо от того, кто победит — Германия или Россия. После капитуляции Франции вся Северная Африка, включая Алжир, Марокко и Французскую Западную Африку, перешла на сторону Виши. Такой важный порт, как Дакар, находившийся ближе всего к Америке, остался беззащитным перед германской угрозой. В смыкающемся кольце подвластных Германии территорий недоставало только одного звена — Экваториальной Африки, расположенной в самом центре континента к югу от Ливии, в непосредственной близости от вооруженных сил Англии в Англо-Египетском Судане. Из четырех атлантических портов только через Чад могли поступать военные грузы; здесь можно было также концентрировать черные войска для отправки их на север, в Египет. Тот, кто владел в данный момент Чадом, владел, по существу, всей Африкой, а Африка имела тогда существенное значение для военных действий союзников.
Губернатором колонии Чад был негр, родившийся в Южной Америке, во Французской Гвиане, и получивший образование во Франции; ранее он был губернатором Гваделупы. Белый губернатор Экваториальной Африки примкнул к Виши и был назначен эмиссаром всей Черной Африки с резиденцией в Дакаре. Его примеру последовал и белый губернатор Габона.
Но Эбуэ, черный губернатор Чада, собрав своих подчиненных, призвал их продолжать борьбу против фашизма. Позднее он рассказывал:
«Семнадцатого июня сорокового года мы сидели в клубе Форт-Лами, слушая выступление Петэна по радио. Со мной были молодые офицеры французской армии — выпускники Сен-Сира, а также руководители департаментов и другие высшие должностные лица Чада и несколько местных коммерсантов и чиновников. Когда Петэн кончил говорить, среди нас воцарилось молчание, рожденное великой болью. Но моя боль облегчалась сознанием, что весь Чад единодушен в своей решимости не сдаваться. Я предложил собравшимся открыто заявить, что мы будем продолжать борьбу, чего бы это нам ни стоило, и предоставил им выбор — стать на сторону Виши или де Голля. За небольшим исключением, все примкнули к де Голлю».
Впоследствии французский генерал говорил:
«Если бы Эбуэ последовал примеру Петэна, Лаваля и Вейгана, произошла бы катастрофа… Но так как он этого не сделал, то английские и американские самолеты могли в разобранном виде доставляться в Нигерию и после сборки лететь через Форт-Лами на восток к Хартуму, в Англо-Египетский Судан, а оттуда к северу на Средний Восток. Произойди заминка хотя бы на один день, и путь для гитлеровской армии был бы свободен!»
Эбуэ предоставил де Голлю солдат, минеральное сырье и деньги. Его черные крестьяне собрали для сил Сопротивления 24 миллиона долларов — и это в тот момент, когда сами сидели почти без гроша. Эбуэ к тому времени построил один из крупнейших, лучше других оборудованный аэропорт и около четырех тысяч миль шоссейных дорог. Из этого аэропорта ежедневно вылетало на Средний Восток сто пятьдесят самолетов, перевозивших солдат и военные грузы. Черные солдаты Эбуэ прошли 1700 миль к северу и сражались в Тунисе и Триполи. Впоследствии им суждено было в числе первых войти в Париж.
Затаив дыхание, Ревелс оглядел собравшихся гостей.
— И его сегодня даже нет здесь!
Молодой француз пробормотал:
— Ничего, Эбуэ еще жив! Он еще предъявит счет за свои услуги.
— И счет будет оплачен?
— Конечно, нет, черт возьми, если только это будет зависеть от Англии и Америки!
Ревелс опустил голову.
Позже он стоял на посту, охраняя дорогу, в то время как президент Рузвельт и генерал Эйзенхауэр разъясняли цель экспедиции и заверяли войска, что, несмотря на захват Гитлером половины России, разгром Роммеля под Эль-Аламейном наглядно показывает, что Англия и Соединенные Штаты включились в борьбу и намерены сокрушить немцев, если даже на это потребуется четыре года.
В общем Ревелсу нравилась служба в авиации. Среди летчиков расовая сегрегация сказывалась меньше, чем в других родах войск. С неграми обращались, да и вынуждены были обращаться наравне с белыми. У Ревелса появились приятели. Правда, сам он не стремился заводить знакомства, но и не чуждался люден. Он принимал их такими, как они есть, независимо от цвета их кожи. Просто одни ему нравились, другие — нет.
Затем на фронте наступил перелом.
После перехода русских в наступление армия Соединенных Штатов, предоставив Англии продвигаться на восток — к своей колониальной империи, двинулась на север, чтобы, захватив Италию, иметь возможность вмешаться в дела на Восточном фронте, если Россия захочет идти на Лондон.
Ревелс тоже отправился на север — ему не терпелось вступить в настоящую схватку с врагом.
Был один из жарких дней июня 1944 года. Сквозь кровь и ужасы войны упорно пробивалось лето с его золотым солнцем, серебристой водой и изумрудной зеленью листвы. Еще в июле 1943 года эскадрилья Ревелса перебазировалась в Сицилию, и он совершал оттуда налеты на итальянские города. Иногда его охватывала жалость и сочувствие, но он не позволял такому настроению долго владеть собою. В конце концов, Италия — вражеская страна. Это она раздавила Эфиопию, начав тем самым мировую войну, и ненавидела «черномазых». Поэтому Ревелс бомбил ее города с легким сердцем и с отличными результатами; он считал, что впереди еще предстоят настоящие бои.
И вот генерал Кларк приказал эскадрилье Ревелса сопровождать его в налете на Рим. Ревелс лишь недавно узнал о конференции, созванной Эбуэ в Браззавиле, недалеко от атлантического побережья Экваториальной Африки. Она состоялась в январе. На ее открытие из Алжира прилетел де Голль, и в ее работе участвовали все французские губернаторы и администраторы, а также технические эксперты. На конференции были представлены колонии площадью в три с половиной миллиона квадратных мель с 25 миллионами жителей из общей французской колониальной территории в четыре с половиной миллиона квадратных миль с 70 миллионами жителей. В своем выступлении Эбуэ «предъявил счет» союзникам, изложив требования черной Африки: