— Что, правда? — именно этим, ехидным голосом, что Олег «услышал» и спросила Татьяна.

— Вполне. Чили, Бразилия, Аргентина, в конце концов! — не повелся Олег.

— «Зачем нам, поручик, чужая земля?» — Пропела вдруг Таня.

— Мне незачем, — пожал плечами Ицкович. — Я…

— Спасибо, Олег, — как-то неожиданно мягко и душевно сказала Таня, не отводя взгляда, ставшего, напротив, неожиданно твердым. — Но никуда мы не поедем.

«Мы! Или она просто?..»

— Я не о себе забочусь.

— Я поняла, — кивнула она. — Но ты себе никогда этого не простишь. И мне не простишь.

— Не простишь! — Повторила она, останавливая Олега жестом руки. — Даже если никогда слова не скажешь, все равно не простишь. А я… Впрочем, это не важно пока, — прервала она какую-то свою мысль, не захотев озвучивать. — Но ведь и я себе не прощу. Я уже думала об этом… Что ты делал в Праге? — спросила она вдруг.

— Я убил Гейнлейна, — забывшись, по-немецки ответил Олег.

— Писателя?! — Округлила глаза Таня.

— Какого писателя? Ах, вот ты о чем! — усмехнулся Олег, сообразив, в чем тут дело. — Во-первых, не Хайнлайна, который живет в США, а Хейнлейна, который лидер судетских немцев.

— И за что ты его?

— Да, в принципе, не столько за что, сколько для чего, — объяснил Олег. — Он был ключевой фигурой в 38-м, может быть без него и Мюнхен не состоится.

— Мюнхен… Ты уверен? — Уточнила Таня, не отреагировав на факт убийства.

— Ну, какая, к черту, может быть тут уверенность! — Ицкович все-таки закурил. — Я просто пытаюсь сделать то, что в моих силах. Хоть что-нибудь сделать.

— Думала об этом, к сожалению, кроме Гитлера и остальных Г, ничего не надумала, — призналась Таня и потянулась за сигаретой. — Но вдвоем-то мы больше сможем, как считаешь?

«А вчетвером? Ну, да, снявши голову, по волосам не плачут!»

— Что, правда? — Повторил ее собственную реплику Олег.

— Абсолютно!

— А… — Решиться на вопрос было, ой как, не просто, но Олег уже начал понимать простую истину: не сделанное сегодня, возможно, уже не удастся сделать никогда. — Таня я тебя…

— Не торопись! — Ее пальцы стремительно коснулись его губ, что называется, «запирая уста». — Пожалуйста! — Добавила она. — Дай мне собраться с мыслями, разобраться… с собой… Ну, ты же не маленький, должен понимать. — Грустно улыбнулась она. — И потом, после Зальцбурга я, скорее всего, должна буду вернуться в Москву.

— И вернешься? — Насторожился Олег.

— А почему бы и нет? До 37-го целый год. Снова пошлют, а если не вернусь… Нелегальное положение?

— А так легальное?

— Так я под своим именем в Париже могу появиться, а если не вернусь, искать станут. Ты же знаешь!

— Тоже верно, — кивнул Олег, в голове которого вдруг начала формироваться нетривиальная идея. Рискованная, дерзкая, но зато куда как более эффектная и эффективная, чем индивидуальный террор мелкого пошиба.

— Что? — Насторожилась Таня, почувствовав что «что-то происходит».

— Ты едешь, как курьер? — спросил он вместо ответа.

— Да.

— А вот скажи, мог бы кто-нибудь «вычислить», что ты связана с коммунистами?

— В каком смысле? — нахмурилась Таня, еще не уловившая к чему он клонит.

— Ну, кто-нибудь, кто мог бы «стукнуть» мне — немцу — что вот эта барышня была связана с французской компартией?

— Ты серьезно?

— Вполне, Танечка! Ну, напрягись!

— Питер Кольб! — Выпалила Таня.

— Кто он? — Сразу же взялся за дело Олег.

— Мы с ним учились вместе… он эльзасец… Он мог знать, хотя я не уверена, что знал… А потом он уехал в Германию… Вроде бы вступил в НСДАП…

— Ты знаешь, где он сейчас?

— Семь месяцев назад был в Париже.

— В Зальцбург тебе нельзя. — В этом вопросе Таня была непреклонна и, в принципе, совершенно права. Разведка не детская игра в песочнице, но сердце, черт возьми, с прописными истинами соглашаться не желало.

— Я вернусь завтра, но завтра ты ко мне даже близко не подойдешь — Сказала она непререкаемым тоном и посмотрела Олегу в глаза уже взглядом «я начальник — ты дурак». Судя по всему, она знала, какое впечатление производит на него — и, вероятно, не только на него — этот взгляд «глаза в глаза». — Вполне возможно, что за мной будут следить.

— С чего бы это? — Насторожился Ицкович.

— У меня это первое самостоятельное задание, — объяснила Таня. — И отсюда я еду в Голландию к нашему резиденту, так что вполне могут проследить.

    «К резиденту… в Голландию…» — что-то мелькнуло в голове, но ушло раньше, чем Олег смог сосредоточиться на этой смутной, — а иначе бы и не ушла, — мысли.

— Значит… — Сказал он, но Таня его сразу же перебила, по-видимому, выудив содержание его несостоявшейся реплики из весьма, следует отметить, прозрачной интонации.

— Значит, мы встретимся через неделю в Антверпене, — пообещала Жанна и улыбнулась. — Говорят там замечательный железнодорожный вокзал. Я приеду из Гааги днем…

— Гаага! — Ускользнувшая в небытие мысль вернулась к Ицковичу, как собака с палкой в зубах, только вместо палки, она притащила обрывок воспоминания, что-то читанное много лет назад в одной из любимых Олегом книг по истории разведки. — Гаага… — повторил он. — Ты едешь к Вальтеру?

— А ты откуда?… — Татьяна не то, чтобы была напугана, но, пожалуй, все же встревожена.

— Знаешь, сколько я этой мути в свое время прочел? И его книгу читал, и книги о нем. Интересная личность. Впрочем, там неинтересных не было.

— Там неинтересных нет. — Поправила Олега Таня.

— Поймала! — Усмехнулся он. — Значит, 16-го в Антверпене.

— 16-го или 17-го. — Кивнула женщина. — Встречай меня с двух до четырех. А если не появлюсь… Ну! Баст, не будь ребенком!

Очевидно, выражение лица Олега недвусмысленно отразило эмоции, но он вдруг настолько испугался, что она вот так вот уйдет сейчас в никуда и больше не вернется, что даже стесняться не стал. Не до стеснений ему было.

— Баст, мы же договорились! — Татьяна и встала из-за стола. — Если ты думаешь, что мне не страшно, ошибаешься. Но если не появлюсь, действуем, как договорились. — Она еще раз посмотрела ему в глаза, повернулась и, уже не оглядываясь больше, вышла из кафе, где они коротали время до отправления поезда на Зальцбург.

«Вернется? — Спросил себя Олег. — Вернется! — Твердо решил Баст. — Не может не вернуться, и если вернется, значит…»

«Ничего это не значит, — вынужден был согласиться он через минуту. — Даже если она вернется, что из этого? Дружба и любовь — суть разные вещи».

— Оберст! — Окликнул он кельнера. — Здесь можно достать французские газеты?

— Разумеется. — Сдержанно поклонился кельнер. — Какую именно газету желал бы получить, господин.

— Le Figaro.

— Я сейчас же пошлю мальчика, — кивнул кельнер, и через пять минут — Олег даже не успел допить свой кофе по-венски — ему действительно вручили газету. И следующие пятнадцать минут, кляня себя за глупость, Баст фон Шаунбург вынужден был имитировать заинтересованное чтение. Разумеется, Баст в отличие от Олега знал французский, что называется, изрядно, но все же не настолько, чтобы просто читать и уж тем более, чтобы получать от этого удовольствие. Однако за муки свои он был вознагражден самым неожиданным образом: в разделе объявлений Ицкович наткнулся на краткое и совершенно невразумительное для непосвященных сообщение о женитьбе некоего Николя Саркози на некоей Карле Бруни. Остальное было уже полным бредом, который, однако же, расшифровывался, как номер парижского телефона.

Теперь оставалось только опрометью нестись на главпочтамт и звонить… А кому кстати? Кто дал объявление? Поскольку сам Ицкович его не давал, полагая излишним, это мог быть или Витька, или Степа. Но кто из них и почему сейчас, а не через месяц или два, как договаривались? Темна вода во облацех…

— Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра.