— Дуррути его фамилия… И они стали говорить с фашистом?
— Ну, вы меня просто удивляете, мистер Гринвуд. У меня, что на лбу написано, что я член НСДАП? Вполне могу быть бывшим троцкистом.
— Почему именно троцкистом?
— Ну не сталинистом же! Мы же в Испании, здесь эти фокусы пока не проходят.
Они подошли к таверне и заглянули в открытую дверь.
— Есть кто живой?! — Выдал Ицкович старательно, а главное при свидетелях, заученную фразу.
— Сеньоры желают что-нибудь выпить? — Из жарких сумерек, сплотившихся в глубине помещения, навстречу гостям вышел высокий тощий, как жердь, старик с седыми усами щеточкой.
— Вино. — Сказал по-испански Степан. — Белый. Кушать. Ветчина… э…
— Колбаса. — Предположил Ицкович.
— Да. — Кивнул Степан. — Колбаса и… как его… да! Сыр.
— Овощи и фрукты. — С радостной улыбкой полного идиота сообщил Ицкович и, закурив, наконец, сел за стол.
— Сейчас все будет, господа. — Чуть улыбнулся старик, вполне оценивший лингвистический подвиг ранних посетителей. — У меня есть все, что вам нужно.
У него действительно оказалось все, что им было сейчас нужно, кроме душа, разумеется, свежего белья и койки. Впрочем, койка вполне могла обнаружиться где-нибудь наверху, но Олег предпочитал по возможности спать дома.
— Ты не знаешь, — спросил он, благодарно кивнув хозяину таверны, принесшему им вина. — Каков статус черноморских проливов?
— Ты что газеты не читаешь? — Удивился вопросу Степан. — В Монтрё с июня месяца конференция работает. Именно по статусу проливов.
— Что серьезно? — Спросил Олег, выпивший едва ли не залпом стакан прохладного белого вина.
— Вполне. — Степан покрутил головой, но тоже сделал несколько жадных глотков, прежде чем развил свой ответ. — Сейчас статус проливов регулируется положениями, принятыми на Лозаннской конференции еще в начале двадцатых годов. У Турции по этим соглашениям нет никаких прав, но сейчас положение вроде бы меняется, но, я думаю, у СССР будет право проводить через проливы и военные транспорты, и корабли сопровождения. Вот только как бы не влететь в конфликт с Италией. У дуче вполне современный и неплохо обученный флот. Против нас, британцев, разумеется, не потянет, но против РККФ — вполне.
— Не полезут они… — Отмахнулся Олег, хорошо представлявший теперь, на что способны, а на что — нет, итальянцы. — Из-за угла нагадить… Это пожалуйста. Диверсантов послать могут, как собственно и поступали. Торпеду с подлодки пустить под видом испанских националистов, или попытаться досмотреть одиночный транспорт — это да. Но в открытую не полезут. Им последствий войны с Эфиопией за глаза и за уши хватает. Значит, наши могут свободно возить войска. — Он нарочито использовал местоимение «наши», но и то правда, советские ему все же не чужие. — И никакое эмбарго им в этом случае не указ. Прямое вмешательство по просьбе законного правительства.
— Так-то оно так. — Степан тоже закурил и, допив вино, разлил по новой. — Но и в прошлый раз правительство было законное, что не помешало французам и англичанам провести в Лиге Наций решение о невмешательстве. Фактически — эмбарго. Но и наших, в смысле, красных, это тоже не сильно остановило, как возили оружие и советников, так и продолжали.
— Слушай, — усмехнулся вдруг Олег, вспомнив вчерашнюю встречу в Мартреле. — Ты как насчет — трахнуть интересную женщину?
— Э? — Степана предложение Ицковича явно застало врасплох. — Какую женщину?
— Долорес Ибаррури, — давясь смехом, ответил Олег.
Но так и было на самом деле. Вчера его познакомили с пламенной… Как ее там? Пассионарией, что ли? Так вот, тетка конечно в теле и не так, чтобы молода — сороковник явно стукнул — но, учитывая «энергетику», вполне приличная партия… на одну ночь. Не сказать что двое детей…
— Пошел ты! — Опомнившись, облегченно рассмеялся Матвеев. — Не серьезный вы человек, господин Шаунбург. — Вам такое счастье выпало: с самим товарищем Сталиным в одно время проживаете, а вы… — Он притворно махнул рукой, стараясь не смотреть на едва сдерживающего рвущийся наружу смех, Ицковича. — Вы должны, товарищ, не есть, ни пить, а денно и нощно трудится на благо советского народа! — Он воровато оглянулся, не слушает ли их кто, и добавил:
— А вы что делаете?! Почему до сих пор в Москву не отправлены чертежи лучшего в мире танка? А?
— А ты знаешь, какой из них лучший? — Олег все-таки сдержался и не заржал. — А как устроен «калаш» знаешь?
— А ты?
— Я знаю «М-16», но не подробно, разумеется, да и все равно нельзя. И не потянут, и вопросы лишние возникнуть могут. Так что будем продолжать… любить любимых женщин, пить хорошее вино, — он поднял перед собой стакан с вином. — Прозит! И делать, что можно в предоставленных нам обстоятельствах.
— Прозит! — улыбнулся ему Степан и отпил из стакана. — А ведь неплохо у нас выходит, как полагаешь?
9. Москва, Кремль 19-23 июля 1936 года
Выписки из Журнала посещений И. В. Сталина в его кремлевском кабинете (июль 1936)
Дата месяца Фамилия Время
Июль 1936 года
19 Алкснис 16:00-16:35
Гамарник 14:25-15:50
Ворошилов 14:00-18:25
Крыленко 14:15-18:25
20 Ворошилов 17:40-22:10
21 Ворошилов 17:40-22:10
Гамарник 16:05-18:10
Крыленко 18:10-18:50
Гамарник 22:35-2:00
Блюхер 22:35-2:00
Урицкий 22:35-2:00
Егоров 22:35-2:00
22 Ворошилов 16:00-17:10
Орлов 15:35-17:40
Егоров 17:00-18:35
Алкснис 17:00-18:35
Блюхер 17:00-18:35
Якир 17:00-17:35
23 Ворошилов 19:05-00:10
Гамарник 19:05-00:10
Егоров 21:45-23:15
10. Татьяна Драгунова, Париж, 1 сентября 1936 года, вторник
С утра в Париже только о том и говорили, что о «русском десанте». Вчера — если верить информационным агентствам — в Хихоне и Сантандере начали разгрузку первые части Красной Армии, прибывшие морем — под охраной крейсера «Киров» и нескольких эсминцев — из Ленинграда. Новость буквально взорвала столицу, итак перегретую до невозможности, и в прямом, и в переносном смысле слова. Мнения «пикейных жилетов» разделились, что, в общем-то, не странно, так как, в парламенте тоже и не пахло единством взглядов. Одни говорили, что Сталин толкает Европу в горнило новой мировой войны, другие были в восторге от решимости Красного Чингисхана отстоять демократическую республику в соседней стране. Как ни странно, именинниками ходили русские эмигранты. Этого Татьяна понять не могла никак, но факт: Туков — седой портье в «Эрмитаже» — встретил их при входе в варьете при всех своих крестах, а их у него было немало.
— Kristos voskres, Pavel Dmitrievich, — старательно коверкая русские слова, произнесла Татьяна и протянула опешившему от такого приветствия мужчине цветок из букета, который несла в руках.
— Воистину воскрес, — улыбнулся пришедший в себя Туков и низко поклонился.
— Кхм… — Тихо «крякнул» у нее за спиной Федорчук, но от дальнейших комментариев воздержался.
Они прошли по коридорам, поднялись и спустились по лестницам «сумасшедшего лабиринта» и вошли наконец в ее собственную «королевскую» уборную.
— Мне выйти? — Поинтересовался Виктор, но тон вопроса и то, как он закуривая, рассматривал бутылки, выставленные на сервировочном столике, говорило, что скорее уж он отвернется, чем действительно куда-нибудь «уйдет».
— Да, ладно уж! — Привычно махнула рукой Татьяна и подсела к зеркалу.
«Я красавица!»
Но даже правда, звучавшая как лесть, не помогала, на сердце было…