Утро, как и ожидалось, вышло на редкость мерзким. «Зарекалась ворона против ветра срать», — грубая, но верная, пословица, вспомнившаяся как нельзя некстати, лишь усугубила симбиоз мук телесных с муками совести.

«Вроде не мальчик уже, а пиво с коньяком мешаю».

Впрочем, что там пиво с коньяком! Вот с текилы бодуны такие, что кажется — весь порос колючками, словно кактус. Но в отличие от растения, — колючками внутрь.

С этими невесёлыми мыслями, Виктор пошёл в душевую и обнаружил что кран там только один. И текла из него, как подсказывало шестое чувство, отнюдь не горячая вода. С криком «эх ты сила эпическая!» Федорчук резко повернул задвижку крана до упора. Сказать, что вода была просто холодная, значит обидеть воду, поступавшую, судя по всему, из подземной скважины где-то неподалёку.

Уже через пару минут Виктор продрог до такой степени, что появился противный железистый привкус во рту.

«Всё, довольно бесчеловечных экспериментов, — с этими словами он закрыл кран и быстро растёрся чистой стороной рабочей рубахи, — а теперь кофейку горяченького, — он чуть помедлил и добавил совсем тихо, что при отсутствии посторонних слушателей выглядело или, вернее, звучало весьма комично, — с коньячком».

Сказано — сделано. Уже через полчаса, после пары чашек крепкого кофе с «коньячком» и пары сигарет, Федорчук почувствовал себя почти человеком. Даже руки перестали мелко подрагивать. Самое же главное было в том, что сознание стало кристально чистым и готовым к по-настоящему сложной и опасной работе, — установке взрывателей.

Первый детонатор, простой, ударного типа, приводится в действие рычагом стояночного тормоза. Стоит поставить машину на «ручник» и, через пару минут, он сработает. Второй, дублирующий, электрический и срабатывает при размыкании цепи питания вспомогательного электрооборудования автомобиля. Глушим двигатель, вынимаем ключ из замка зажигания, да пусть и не вынимаем, тем более что как такового ни «ключа зажигания», ни замка оного в «пыжике» всё равно нет — детонатор сработает через те же две минуты.

«Всё. — Подумал Виктор, несколько часов тонкой работы изрядно измотали. — Теперь можно звонить Олегу, — пусть приезжает. Отдам ему ключи от гаража, и завалюсь спать. Праздничный тортик для маршала готов. Можно сказать, эксклюзив. Ручная работа. Таких рецептов здесь пока не знают, и, слава богу, что не знают, а то уж больно хорошие ученики… Или сходить куда-нибудь? Развеяться, так сказать, и посветиться заодно. Тем более что перед смертью не надышишься. Я прав, товарищ Вощинин?»

Из газет:

Ожесточенные бои между регулярными частями Чехословацкой республики и судето-немецкими повстанцами (Фрайкор). Сообщается о сотнях убитых и множестве раненых мирных жителей. Массовый исход немецкого населения в Австрию и Германию.

На фотографии т. Сталин и т. Ворошилов на совещании передовых колхозников и колхозниц Узбекистана. Оба смеются.

Победа Народного Фронта на парламентских выборах в Испании. Новый премьер — Мануэль Асанья — восстанавливает действие конституции 1931 года.

По идее, должен бы звучать Бетховен[151] или еще кто из «той же оперы» — Гайдн, или Глюк, или вагнеровский «Полет валькирий» — но в немецко-фашистской башке Баста фон Шаунбурга куролесил Моцарт со своей Eine Kleine Nachtmusic[152], и под эту неслышную миру музыку Олег проснулся, встал с постели и начал этот день.

«Среда тринадцатое… Это же надо! Хорошо хоть не пятница…»

Он тщательно побрился, принял холодный душ, намеренно взводя нервы в положение «товсь», выпил чашку крепкого черного кофе и только тогда стал одеваться. Брюки, ботинки и свитер, предназначенные для этого дня, были куплены в разных магазинах и в разных частях города. И вместо пальто Олег надел сегодня потертую кожаную куртку, в которой одинаково удобно будет и стрелять — Один пистолет, — «четырёхсотая» «Астра»[153],- был засунут за ремень брюк под свитером, а другой такой же висел под мышкой в кобуре — и бегать. Очки с обычными стеклами — без диоптрий — накладные усы и темный парик с кепкой довершали его сегодняшний наряд.

«Вполне!» — Олег кивнул своему отражению в зеркале, проверил запасные обоймы в карманах, и вышел из дома.

Через полчаса он затормозил около гаража, где дожидалась своего часа «машинка бога войны», и, припарковавшись неподалеку, подошел к двери.

— Это я, Шульце. — Ответил он, когда на аккуратный стук из-за двери осведомились, кто это и что этому кому-то понадобилось в половине восьмого утра?

— Ну? — Спросил Олег по-немецки, когда Кольб открыл дверь. — Вы готовы?

— Д-да. — Выглядел поганец неважно: бледен как полотно, глаза тусклые, нижняя губа подрагивает.

«Не боец… Но с другой стороны…»

— Не надо бояться. — Сказал Олег, стремительно превращаясь в фон Шаунбурга. — Вы же мужчина, дружище. И я все время буду рядом.

— Я не боюсь. — Голос усталый, хриплый.

«Будем надеяться».

— Я в этом не уверен. — Улыбнулся Олег, закуривая.

— Вы можете на меня положиться.

Боже, как жалобно прозвучало это заверение!

«Детский лепет… Но тебя, парень, никто силком в нацисты не тянул, не так ли?»

— Как там наш клиент? — Спросил Олег, переходя к главному.

— Он спит. — Промямлил Питер Кольб, и по его виску скатилась мутная капля пота.

— Ну раз спит, значит, жив. — Усмехнулся Олег и положил руку на плечо собеседника.

— Жив. — Как эхо повторил его последнее слово Кольб.

— Хорошо. — Кивнул Олег, но руку с плеча Питера так и не снял. — Вы помните, что надо делать?

— Д-да. — Выдавил из себя «подлый нацистский наймит». — Подъехать, остановиться, заглушить мотор, поставить на стояночный тормоз и уходить.

— Но не бежать. — Поднял вверх палец Олег. Он снял-таки руку с плеча Кольба и мог теперь жестикулировать.

— Не бежать. — Согласно кивнул Кольб.

— А где остановиться? — Этого задохлика следовало проверять все время, потому что доверять такому, это, знаете ли, верх несерьезности.

— Там, где вы мне скажете. — Пролепетал Кольб.

— Верно. — Олег снова положил руку на плечо Питеру Кольбу и заглянул ему в глаза. — Никакой отсебятины, дружище, а то яйца оторву и заставлю съесть. Ты мне веришь?

— Д-да.

    — Вот и славно. — Оскалился Олег, не разрывая, впрочем, зрительного контакта. — Нигде не останавливаться. Ехать аккуратно. Остановиться прямо напротив двери кафе или, если получится — напротив витрины. Я буду ехать за вами и подберу метрах в ста от авто. Но, умоляю, Питер, не заставляйте меня быть жестоким!

— А вот и наш друг.- Ольга сказала это настолько спокойно, что Виктор даже головой покрутил, но, разумеется, мысленно. А она… То ли, и в самом деле, нервы у нее железные, то ли актриса такая, что в образе даже о страхе забывает. Иди, знай, что да как! Но с другой стороны, не психует, не мандражирует, за одно это ей спасибо полагается. Любая другая уже головой об стену в истерике билась бы. А этой все нипочем.

«Неординарная женщина… Есть женщины в замках альпийских! — О! Почти Некрасов» — нервно ухмыльнулся Федорчук.

А между тем, месье Рур раскурил трубку, подошел к краю тротуара лихорадочно высматривая такси. Но, как назло, машин на улице было мало, и ничего похожего в поле зрения не попадало. Во всяком случае, вот так вот, сразу. Виктор оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как отъезжает от тротуара коричневый «Барре» Сергеичева.

— Такси! — Крикнул журналист и помахал в воздухе длинным черным зонтиком. — Такси!