В последнее время, Матвеев был к Сталину индифферентен, поскольку положительные качества Иосифа Виссарионовича, которые Степан готов был за ним признать, почти компенсировали те отрицательные качества вождя, на которые профессор тоже глаз не закрывал. Однако не так обстояло дело с Ицковичем, который «ирода усатого» на дух не переносил, но соглашался, что в данных условиях другого столь же естественного и, главное, эффективного союзника у них нет и быть не может. Федорчук вождю как бы даже симпатизировал, но при этом опасался, что, резко усилившись, Сталин «наворотит» в стране и мире таких дел, что мало никому не покажется. С другой стороны, не к англичанам же идти?

Что характерно, ни Гитлер, ни Даладье, как конфиденты не рассматривались вообще. Бурное обсуждение других, кроме Сталина, кандидатур, привело лишь к двум, безусловно согласованным решениям. Первое, если помогать, то не только СССР, но так же, возможно, и Англии, и даже Америке, хотя и в гораздо меньших объемах, потому как их чрезмерное усиление тоже никому не нужно. Во-вторых, открываться — то есть, сообщать о себе правду — ни в коем случае нельзя, потому что, если даже поверят, то судьба новой «Железной маски» никого из нашей троицы не прельщала.

Не поверят, вот в чем дело. И это, пожалуй, три. Государства — инертные системы. Заставить их изменить политику, то же самое, что пытаться столкнуть руками с рельсов прущий вперед паровоз. Но тогда, опять-таки ничего лучшего, чем податься в Чили, придумать было невозможно. Таково, во всяком случае, оказалось решение, которое они ближе к вечеру все-таки приняли.

— Ладно, — согласился несколько даже охрипший от споров Федорчук. — Чили так Чили. Альенде, и все такое.

— Альенде, по-моему, где-то в Европе сейчас. — Предположил Ицкович. — Послом. Или послом был поэт?

— Какой поэт? — Матвеев посмотрел на пустую бутылку и саркастически покачал головой.

— Не помню имени, — развел руками Олег. — Был у них… черт! А! Точно! Это Неруда был послом, только не помню где.

— Хрен с ним, — махнул рукой Федорчук. — Как договоримся?

— Мы с тобой встречаемся… — Степан взял листок с именами, перевернул и быстро записал адрес и дату встречи. — Устраивает? — Спросил он, демонстрируя запись Виктору.

— Вполне.

— Сразу после этого езжай в… — Матвеев возвел глаза к потолку, но сделал над собой усилие и вернулся к бумажке, записав, куда именно следует отправиться Федорчуку.

— Значит, через неделю, — кивнул Федорчук. — А ты?

— Я? Я попытаюсь собрать приданное…

— Что, есть карбованцы? — Усмехнулся Виктор.

— А то ж! — Улыбнулся в ответ Степан. — И карбованцы, и документы, и, может быть, кое-что из спецтехники умыкнуть удастся…

— И?

— Ну, думаю, за месяц управлюсь. А кстати, деньги-то у тебя есть или…

— Нет, но будут! — Твердо сказал Федорчук, и в глазах его мелькнуло что-то такое, что Матвеев даже поежился.

— Банк грабить собираешься? — Заинтересовался Ицкович.

— Нет, — серьезно ответил Федорчук. — Сволочь одну. Резидента.

— Тоже дело, — кивнул, соглашаясь, Олег. — Помощь нужна?

— Не напрягайся, — отмахнулся Виктор. — Сам справлюсь.

— Ну, сам, так сам, — пожал плечами Ицкович. — Мне тоже нужно время, чтобы вещички собрать. К концу февраля буду на месте.

— Где и как встречаемся? — Спросил Матвеев.

— Вокзал? — Предложил Федорчук.

    — Главпочтамт? — Высказал свое предложение Ицкович.

— В ГУМе у фонтана, — но ирония Степана оказалась не востребована.

— Ты по-испански читаешь? — Вкрадчиво спросил Ицкович.

— Ну, разобрать несложный текст, я думаю…

— Тогда так, — Ицкович завладел листком и быстро записал свои предложения. — Это первый вариант. — Сказал он, показывая друзьям текст. Это второй. А это третий, резервный, если первые два не сработают.

— Идет, — кивнул, закончив чтение, Степан.

— Согласен! — Теперь бумажкой завладел Федорчук и быстро написал на ней еще две строчки.

— А это еще зачем? — Удивился Ицкович.

— А если что-нибудь не сложится, и мы застрянем в Европе? Где я буду вас искать?

— О! — Поднял вверх указательный палец Степан. — Мысль правильная. Мой официальный адрес и телефон, — сказал он, делая приписку с края листа. — Запомните?

— Тоже мне бином Ньютона! — Ответил Виктор, а Олег вместо этого сделал свою приписку. — Мои координаты, — сказал он. — Запоминайте.

Гости ушли. Олег еще раз измельчил пепел от сгоревшего листа бумаги, выбросил мусор, убрал со стола, и, вернувшись к окну в гостиной, задумался. За окном уже было темно. Ночь не ночь, но зимний вечер, да еще и облачность низкая, и ощущение такое, что вот-вот пойдет дождь.

Постояв так с минуту, Олег пожал плечами и, подойдя к буфету, достал из него вторую бутылку. На самом деле, сняв эту квартиру три дня назад, Баст фон Шаунбург купил три бутылки коньяка, шоколад, кофе и сигареты, чтобы иметь все это под рукой на случай серьезного разговора. Теперь вот предусмотрительность фрица и пригодилась: тащиться в кабак, определенно, не хотелось, а между тем Ицковичу было о чем подумать, но если думать, то в комфорте. В этом смысле еврей и немец вполне сходились в своих вкусах. Оба были сибаритами, вот в чем дело.

Ицкович усмехнулся своим мыслям, поставил бутылку на стол и отправился на кухню варить кофе. Ему предстояло обсудить тет-а-тет с самим собой несколько крайне важных вопросов, поскольку главный вопрос он для себя уже решил. Никуда он, разумеется, не поедет. И не сказал он об этом вслух только по одной причине. Пойми Степа и Витя, что он остается, останутся, пожалуй, и они. А вот этого Олег не хотел. Рисковать своей дурной головой, это одно, чужими — совсем другое.

Последняя «фраза» ему понравилась, а тут еще и кофе поспел — совсем хорошо. И он улыбнулся, между делом закуривая и рассеянно глядя на пузырящуюся кофейную гущу. А в ушах — вы будете смеяться, но все так и было — в его ушах звучала уже тревожная мелодия «Прощания славянки»…

Казалось бы, где Берлин и где Прага? Практически рядом, не так ли? Вроде так. Во всяком случае, Олег точно помнил, что в тот единственный раз, когда ехал на машине из Берлина в Прагу, дорога ему длинной не показалась. Но на этот раз все обстояло иначе. Путешествие на поезде и времени заняло много больше, и погода… В Германии, видите ли, шел холодный дождь, а в Чехословакии светило не по-зимнему яркое солнце. Другой мир, одним словом.

Олег вышел из здания вокзала налегке, оставив саквояж в камере хранения, постоял с минуту на мостовой, вдыхая воздух Праги и размышляя, не пойти ли ему пешком, потом все-таки взял извозчика и приказал ехать на Железну.

— Пан, не впервые в Праге? — на вполне сносном немецком спросил возница.

— Приходилось бывать, — улыбнулся Олег.

Настроение — несмотря ни на что — было замечательное. Кровь в жилах, что называется, играла, и во всем теле ощущалась некая приятная легкость.

«Еще немного и взлечу!» — усмехнулся он мысленно, закуривая сигару, и вдруг поймал себя на том, что поет. Ну не поет, разумеется, а напевает и не в голос — ну, разве что чуть-чуть, под сурдинку — а про себя. Но все-таки …

«Танго, в Париже танго …» — И при чем, спрашивается, здесь танго, и почему Париж, если он сейчас в Праге?

А в Праге было прохладно, но не холодно, и еще — сухо. По-видимому, здесь не только снегопада не было, но даже паршивый дождик давно не выпадал.

— Здесь, — сказал он извозчику, по наитию определив подходящее место. А почему место было подходящее, он и сам бы объяснить затруднился, хотя и чувствовал, что прав. Ощущение чем-то напоминавшее Ицковичу чувство удачи, посетившее его как-то за игровым столом в Атлантик Сити. Идет карта и все. Успевай только делать ставки и забирать выигрыш.

«Джеймса Бонда изображаешь? — спросил он себя, расплатившись и направляясь к небольшому кафе, пристроившемуся между книжным магазином и магазином карт и эстампов. — Или работаешь под Челентано?»